Ей пришлось сдержать странное желание кинуться к нему с объятиями, вызванное чистым потрясением от того, что он, словно призрак, возник в ее лаборатории в Хоторндене. – Я… я прошу прощения, – сказал Берджесс, в замешательстве нахмурив светлые брови. – Не думаю, что имел удовольствие. Но… говорят, сюда можно обратиться за лечением? Он посмотрел за спину Хейзел, предполагая, что где-то там находится доктор-мужчина. С одной из коек в солярии донесся стон. – Гилберт Берджесс, – повторила она. – Ты не узнал меня. Само собой. – Она собрала волосы в кулак на затылке. – Джордж Хейзелтон к вашим услугам. И тут – то ли от шока, то ли от жара – Берджесс потерял сознание. – Я просто не могу в это поверить, – заявил он, проснувшись на одной из коек в замке. Осмотр не отнял много времени – у пациента обнаружился сильный жар и свежие язвы по всему телу. Это была римская лихорадка. Йона принесла ему миску овсянки с вареньем. Он рассеянно помешивал ее, не в силах заставить себя поесть. – Девушка, все это время. Прошу прощения, даже леди. И никто не догадался. Боже, я бы убил за возможность увидеть лицо Траппа в такой момент. – Ну, кое-кто догадался. Доктор Стрейн узнал меня и запретил посещать его лекции. – А мы все гадали, куда ты делась, когда перестала появляться. Некоторые парни предполагали, что дело в болезни, или поспешной женитьбе, или в чем-нибудь подобном. Трапп пытался всех убедить, что ты в бегах из-за карточных долгов, но я-то знал, что это полная чушь. – И как там теперь дела? – спросила Хейзел, стараясь говорить ровным тоном. – На занятиях, я имею в виду. Что вы там сейчас изучаете? Берджесс смутился и уставился на свою кашу, порозовевшую из-за малинового варенья. – Я бросил учебу, – признался он. – Пару недель назад. Я мог бы свалить все на болезнь, но на самом деле я просто не справлялся. Моя семья с трудом наскребла денег даже на оплату занятий – мы заняли у всех родственников, кто сам не на мели, – и я просто не вынес бы, если бы после всего этого провалил экзамен. – И ты сбежал? Берджесс, нет! Берджесс отмахнулся от нее. – Не-а, это к лучшему. Из меня вышел бы поганый хирург. Не такой, как ты… ты! Ты была великолепна. Поверить не могу, что тебя выставили с занятий только потому, что ты носишь юбку. Какая наглость с их стороны, в самом деле. А этот Стрейн! Клянусь, мне постоянно хотелось его задушить. У меня мурашки бежали только от того, как он стоял, ну, знаешь… Уставившись этим своим глазом. Берджесс содрогнулся. – Ну, я все-таки еще могу стать хирургом, – сказала Хейзел, слегка улыбнувшись. – Точнее, есть небольшой шанс. Она рассказала о своей договоренности с доктором Бичемом, согласно которой ей все-таки позволят сдать экзамен на врача, чтобы посмотреть, как она справится. В случае успеха она отправится учеником в госпиталь, под начало самого доктора Бичема, а всем женщинам с этого момента будет позволено посещать занятия. Берджесс воспрял духом, услышав ее рассказ. – Это же чудесно, Хейзел, просто чудесно! Ты просто обязана сдать. Но ты и так сдашь, ты же гениальна во всем этом. – Но ты же помолвлена, разве нет? – спросил Джек из-за угла. Хейзел даже не заметила, что он сидит там, читая одну из ее книг в мягкой обложке. – Даже если ты сдашь, позволит ли тебе муж сделать хоть что-нибудь со своим знанием? – Не думаю, что это ему решать, – сухо ответила Хейзел. – Могу поспорить, он уверен, что ему, – возразил Джек ледяным тоном. – Ох, прими мои запоздалые поздравления, – сказал Берджесс, прервав натянутое молчание. – С помолвкой! И кто счастливчик? – Спасибо. А он – будущий виконт Алмонт, вообще-то. Берджесс выпучил глаза. – Хейзел, это же… ох, батюшки! Мне нельзя звать тебя Хейзел! Леди Синнетт, я хотел сказать. Или, точнее, леди Алмонт. – И Хейзел сойдет, – заверила она. – Я помолвлена с ним практически с рождения. Он просто решил придать всему более официальный статус, вот и все. Мы даже не планируем свадьбу в ближайший год, поэтому нельзя сказать, что моя жизнь серьезно изменилась в последнее время. И врачебный экзамен сейчас заботит меня намного сильнее, чем эта дурацкая свадьба. Джек резко выдохнул, шлепнул книгу на стол и ушел. Хейзел проигнорировала его, снова повернувшись к Берджессу. – Скажи, пожалуйста, ты помнишь что-нибудь из лекций доктора Бичема о строении лимфатической системы, потому что тут я совершенно безнадежна. С этого дня Берджесс стал ее персональным репетитором и тренером. Стоило только Хейзел закончить прием пациентов, прибывших в лабораторию, и обход тех, кто занимал койки в Хоторнден-касл, она садилась у кровати Берджесса, и он помогал ей заниматься. Берджесс оказался великолепным экзаменатором, умевшим почуять, какого именно вопроса Хейзел надеется избежать, поскольку не знает точного ответа. К тому времени, как Чарльз доставил письмо от доктора Бичема, Хейзел была так увлечена перечислением Берджессу всех костей внутреннего уха, что не понимала, что именно у нее в руках, пока не открыла конверт. Дорогая мисс Синнетт, Как неожиданно и приятно получить от вас весточку. Я искренне надеюсь, что вы помните о нашем пари и ваша подготовка к врачебному экзамену продвигается вперед. Должен признаться, что я глубоко убежден в вашем успехе. К сожалению, больше приятных вещей в этом письме нет. Прививки в Эдинбурге пытались делать во время первой волны римской лихорадки, но без малейшего положительного эффекта. Напротив, те немногие пациенты, кому удалось пережить последствия прививки, позже скончались от самой болезни. Мне незнаком упомянутый вами «корень бородавочника», поэтому, полагаю, это просторечное прозвище для какого-то местного растения с другим, официально утвержденным названием. Тем не менее уверяю вас, что и я, и мой досточтимый дед в свое время экспериментировали с огромным количеством представителей шотландской флоры и не обнаружили ничего, способного смягчить ужасные симптомы смертоносной болезни. Поэтому вынужден посоветовать вам прекратить всякое его использование и не продолжать лечить несчастных больных непроверенными народными средствами. Не продолжайте использовать «корень бородавочника» в какой-либо форме. То, что дает положительный эффект сейчас, может привести к губительным последствиям в будущем. Если вы собираетесь стать врачом, то быстро запомните, что благополучие пациента должно быть для доктора важнее собственных амбициозных планов. С искренней привязанностью, доктор Уильям Бичем III Хейзел прочитала письмо, а затем начала сначала. Ощущение было такое, словно ей отвесили пощечину. Она выронила листок из рук, а Берджесс поднял его и принялся читать, молча проговаривая слова. – Что ж, я считаю, это была хорошая идея, – наконец сказал Берджесс. – А этот отвар бородавочника – единственное, с тех самых пор, как я подхватил эту заразу, от чего пропадает ощущение, будто моя голова вот-вот лопнет, что бы там ни говорил доктор Бичем. Не такой уж он и важный! Ты знаешь, что его дед под конец сошел с ума? Ударился в алхимию и тому подобное. Возможно, там многие посходили с ума. Забудь об этом, Хейзел. Хейзел отсутствующе кивнула. Она была глупа и излишне амбициозна. Она была просто ребенком, в то время как над проблемой лечения римской лихорадки безуспешно бились самые уважаемые врачи в мире. Она ведь еще даже не сдала экзамен на врача, но оказалась достаточно самоуверенной, чтобы считать, будто нашла решение там, где его проглядел доктор Бичем. Ее щеки вспыхнули, и она вырвала письмо из рук Берджесса. Затем порвала его на кусочки и швырнула в огонь, но не со злостью, а с чувством глубочайшего унижения. – Это не имеет значения, – сказала Хейзел, пытаясь забрать у Берджесса кружку с отваром, который он пил. – Мы прислушаемся к советам экспертов, по крайней мере сейчас. Берджесс отодвинул кружку и сделал еще один глоток в знак протеста. – Даже не думай. – Ладно, – сдалась Хейзел. – Пусть будет по-твоему, но если что-то пойдет не так, все последствия – на твоей совести. Берджесс сделал еще один большой глоток. – Это просто отвар, – заявил он. – И мне от него лучше. Я не знаю, что там себе думает доктор Бичем, но лечишь меня ты, а не он, и, как бы то ни было, я верю вам, доктор Синнетт. Его слова почти заставили ее улыбнуться. У нее в последние дни было не так уж много поводов для улыбки. Кроме того, что все это время она ждала ответа от доктора Бичема, еще и Джек с тех самых пор, как вернулся Мунро, почти не появлялся в Хоторндене, пытаясь найти новую работу. – Ты можешь остаться здесь, – как-то шепнула ему Хейзел, валяясь в постели, через несколько дней после появления Берджесса. Джек натянул поношенную рубашку и куртку, брошенную на спинку ее кресла. – Я не могу просто остаться здесь, – возразил он, поплескав холодной водой на щеки. – Мне нужно найти работу. Кто знает, сколько времени пройдет до открытия театра. Если воровать тела теперь слишком опасно, придется придумать что-то другое. – Это действительно слишком опасно, Джек, – сказала Хейзел. – Мы не знаем, кто схватил Мунро и почему. А полицейские не собираются помогать воскрешателям – даже если предположить, что сами они не связаны с похищениями. Пожалуйста, пожалуйста, обещай мне, что ты не пойдешь снова выкапывать тела! – Обещаю, – пробормотал Джек. Он зашнуровал башмаки, поцеловал Хейзел в лоб и пешком ушел из Хоторндена. С тех пор она его не видела. 20 декабря 1817 года, Генри-стрит, дом № 2, Бат Моя драгоценная Хейзел!