Хейзел кивнула и приподняла юбки, чтобы как можно тише проскользнуть мимо парня. Когда они оказались прижаты друг к другу меж узких стен коридора, он отвел взгляд. Хейзел положила руку на дверную ручку и легонько нажала. Деревянная дверь беззвучно открылась, и Хейзел поняла, почему парень так уверен в том, что все будет в порядке: дверь вела под ряды, на которых сидели зрители. Ей приходилось смотреть между их ног в ботинках и сапогах, но вид на демонстрацию Бичема, до которого было менее двадцати футов, отсюда открывался идеальный. Хейзел обернулась, чтобы поблагодарить, но парень уже скрылся во тьме. Из «Руководства для джентльменов, готовящихся стать врачами» (1779), автор Томас Мерберри: В восемнадцатом веке между хирургом и врачом-терапевтом разница весьма резкая и отчетливая. Врач может быть джентльменом, иметь высокое положение и значительный доход, доступ к образованию в медицинском колледже и соответствующие познания в латыни и искусствах. Его задача – консультировать и назначать лечение от различных болезней, как наружных, так и внутренних, а также обеспечивать пациентов необходимыми лекарствами и компрессами, способными принести облегчение. Хирург же, напротив, чаще всего человек низкого социального статуса, понимающий, что блестящее знание анатомии может открыть ему путь к более высокому общественному положению. Он должен быть готов к работе с бедняками и инвалидами, с калеками, пострадавшими на войне или при других обстоятельствах. Врач-терапевт работает головой. Хирург работает руками, грубой силой. 6 Он помог хорошенькой девушке. Сам не понимая зачем. Она была из богатеев, такие со всеми проблемами справляются монетой. Но Джек все равно был неподалеку. И бессчетное количество раз пробирался в театр Анатомического общества с черного хода. Может, ему просто стало жаль ее, стоящую в переулке, такую одинокую, со щеками, пылающими то ли от холода, то ли от смущения. В последний раз, когда он ее видел в Новом городе, где дома ровные и блестящие, как новенький пенни, и трава растет аккуратными маленькими квадратиками, у нее на перчатке была кровь. Здесь, в Старом городе, она была не к месту. Джек вообще не должен был слоняться у Анатомического общества в такое время, утром. Он уже сбыл свой товар Стрейну. Воскрешатели должны были исчезать с первыми лучами солнца, словно вампиры, которых подкармливают студенты-медики этого города. На доставку товара потребовалось больше времени, чем он ожидал, – Стрейн предложил ему на гинею меньше за то, что тело было недельной давности. Все так, но вины Джека в этом не было. Тела добывать было все сложнее и сложнее: ночная стража сжимала кольцо вокруг погостов Эдинбурга. Но торговаться со Стрейном, с его черной повязкой, восковой кожей и сальными волосами, не хотелось. Неудивительно, что общество поручило ему покупать тела: он и сам был похож на труп. В любом случае девчонке он уже помог. Много времени это не заняло, и Джек не собирался больше задерживаться. На сегодня его торговля закончилась – в итоге ему пусть и неохотно, но заплатили полную цену – и теперь серебро весело звенело в его кармане. Пора было возвращаться на работу в Гранд Леон – театр в центре города, где он убирал сцену, чистил костюмы, чинил декорации и исполнял прочие поручения мистера Энтони. Сегодня, после вечернего представления, после того как Изабелла сотрет свой белоснежный грим, он пригласит ее выпить по кружечке, и может быть – может быть – она скажет да. 7 В анатомическом театре царила темнота, разгоняемая только светом свечей, висящих на стенах, и нескольких факелов, закрепленных на сцене. Сцена располагалась ниже зрительских рядов, чтобы обеспечить всем зрителям возможность видеть происходящее. Под уходящими вверх скамьями, спрятавшись в тени, Хейзел была практически невидимой. Сквозь дым и пару нетерпеливых ног она видела доктора Бичема на сцене, выбирающего нож с подноса, который держал в руках нервный ассистент. Бичем оказался привлекательным мужчиной, сорока с лишним лет, в чьих светлых волосах мелькали редкие нити седины. Воздух в театре казался тяжелым и спертым, но на нем была длинная рубашка, камзол с высоким воротником, достающим до подбородка, и перчатки из черной кожи. – Похоже, он никогда их не снимает, – прошептал мужчина, сидящий над Хейзел, приятелю. – Ни разу не появился без перчаток. – Думаешь, боится крови на руках? – прошептал тот в ответ. Какой бы ни была причина, перчатки остались на руках Бичема, даже когда он выбрал с подноса нож с длинным зазубренным лезвием и рукояткой из полированного серебра. Бичем улыбнулся ему, некоторое время полюбовался тем, как огонь свечей бликует на лезвии, и снова вернул на поднос. Казалось, он забыл, что стоит в театре, полном людей, которые следят за каждым его жестом. Хейзел так увлеклась, рассматривая его, что лишь через пару минут заметила лежащего перед ним на столе пациента, мужчину средних лет, с прикрытой лоскутом ткани ногой. Наконец Бичем заговорил. – Я обещал вам нечто экстраординарное, джентльмены, и именно это я сейчас и продемонстрирую. Мой дед основал это общество для того, чтобы выдающиеся мужи науки собирались вместе и делились своими опытом и открытиями. И сегодня я подтолкну Эдинбург в девятнадцатый век. Продолжая говорить, он перевел взгляд на пациента на столе и размашистым движением сдернул ткань с его ноги. Зрители дружно вздрогнули. Хейзел тоже резко вздохнула, чего, к счастью, никто не услышал. Нога мужчины выглядела кошмарно: воспаленная, зеленоватая в одних местах, красноватая в других, вдвое толще обычной ноги, да к тому же обвитая распухшими багровыми венами. Доктор Бичем выбрал другой инструмент с подноса ассистента – пилу. Он поднял ее вверх, почти играючи, и теперь уже вздрогнул пациент. – Ну-ну, мистер Батчер. Нет причин бояться. Но мистер Батчер не готов был прислушаться к его словам. Он извивался, как червяк на крючке, пинаясь здоровой ногой, стуча больной и вертя головой из стороны в сторону. Бичем опустил руку с пилой и вздохнул. – Джентльмены, будьте любезны. Из тени выступили двое мужчин, один в высоком цилиндре, другой с густыми рыжими усами. Они встали по обе стороны от стола, и каждый положил руку на плечо мистеру Батчеру. – Еще до его сегодняшнего визита сюда я заверил мистера Батчера в том, что процедура будет практически безболезненной, но, похоже, он совсем мне не верит! – заявил Бичем. Джентльмены в зале засмеялись. – Но я бы не стал обманывать. Джентльмены! Из внутреннего кармана камзола Бичем достал флакончик с мутной голубоватой жидкостью. Флакончик был размером с игральную карту. Бичем поднял его высоко над головой, чтобы показать всему залу. – В этом флаконе, – провозгласил он, – будущее хирургии. Химическая смесь моей собственной разработки. Мой дед в своей книге писал, что иногда врач должен брать на себя обязанности аптекаря, и, последовав его совету, я обнаружил нечто экстраординарное. Это – джентльмены, если позволите, – не что иное, как чудо. – Зрители зашумели, недоверчиво и заинтригованно, несколько человек принялись стучать тростью по ступеням, но доктор Бичем продолжил: – Я единолично разработал секретный состав, снимающий боль при хирургических операциях. На этот раз даже Хейзел не удержалась от смеха. Доктор Бичем с легкой улыбкой на лице обвел взглядом зал. – Скоро, друзья мои, очень скоро. Но, прежде чем мы начнем, думаю, следует продемонстрировать вам еще одно из моих изобретений. Он наклонил голову, и следом раздался хлопок, послышалось шипение, похожее на звук выпускаемого газа, а затем сцену залил ослепительный белый свет. Хейзел прикрыла глаза рукавом. Один лишь Бичем даже не поморщился от внезапной вспышки. В темноте было незаметно, что сцену опоясывают соединенные между собой трубками газовые лампы, которые теперь давали такой яркий свет, которого прежде Хейзел в помещениях не видела. – Будущее, – изрек Бичем, – за газовыми лампами. Я обнаружил, что, всего лишь с несколькими доработками, они весьма облегчают работу в операционной. Зрители разразились аплодисментами. Бичем едва заметно склонил голову, принимая их восторг. А затем, как только толпа успокоилась, снова перевел взгляд на флакон в своей руке. Казалось, что голубовато-молочная жидкость в нем закручивается спиралью. Но теперь, в ярком свете ламп, Хейзел смогла разглядеть, что на самом деле она насыщенно-синего цвета с серебряными искрами. Газовые лампы светили так ярко, что ни Бичем, ни флакон, казалось, не отбрасывают тени. Бичем поднял флакон выше и откупорил пробку. На мгновение Хейзел ощутила странный сладковатый запах – смесь полевых цветов и гнили. Затем из другого кармана камзола доктор достал белый платок с вышитыми инициалами У. Б. Словно фокусник, он взмахнул платком, прежде чем прижать его к горлышку флакона. Когда он отнял платок, до Хейзел снова на мгновение донесся смрад от гнилых цветов. Из флакона доносился еще какой-то запах, что-то специфичное, что именно, Хейзел не смогла распознать. Доктор Бичем подошел к объятому ужасом пациенту, держа платок в руке. Несмотря на то что его держали двое крепких мужчин, тот извивался изо всех сил. Бичем улыбнулся, не разжимая губ. Затем повернулся к зрителям. – Джентельмены, представляю вам эфириум. Или, как я привык называть его в лаборатории, «хитрость шотландца». Смущенные и удивленные возгласы заполнили зал. Несколько человек принялись топать ногами, отчего Хейзел на голову упал паук. Не обращая внимания на попытки пациента вырваться, доктор Бичем плотно прижал платок к его лицу, заглушая крики. Пациент затих. Затихли и ряды зрителей. Бичем изящно подхватил хирургическую пилу с подноса ассистента и принялся отпиливать изуродованную конечность. Потребовалось менее пяти проходов взад и вперед и около минуты времени, прежде чем нога с отвратительным влажным шлепком упала на опилки внизу. На лице Бичема не дрогнул ни единый мускул, даже когда струя крови прочертила ярко-красную линию от его лба к верхней губе. Он сменил пилу на длинный металлический инструмент с крюком на конце и вытянул несколько кровоточащих вен, торчащих из ноги пациента. Каждую из них он завязал аккуратным двойным узлом, после чего кивнул другому ассистенту, который принялся бинтовать кровоточащий обрубок тканью. Ни разу за всю операцию пациент не дернулся и не вскрикнул. Он спал как младенец, видя приятные сны. – «Хитрость шотландца», джентльмены, – негромко произнес доктор Бичем. Зал взорвался шквалом аплодисментов. На Хейзел упали еще несколько пауков. Виноват ли был угол зрения, или освещение, или выражение превосходства на его лице, но Хейзел увидела, как сильно этот доктор Бичем похож на гравюру с изображением его деда с первой страницы «Трактата доктора Бичема». Небольшой нос, нависшие брови, даже глубокие ямочки, появляющиеся на лице при намеке на улыбку. Это было жутковато. Но очевидно. Единственным отличием была кровь, все еще медленно стекающая по подбородку живого Бичема. Ассистенты Бичема принялись убирать сцену, вытерли кровь со стола и унесли прочь искалеченную ногу. Опилки там, где упала нога, так потемнели от крови, что казались черными даже в гротескно-ярком свете газовых ламп. К тому времени, как они закончили, пациент заморгал, приходя в себя. – Все?.. – спросил он. – Закончилось, – подтвердил доктор. Зал снова разразился аплодисментами. Голова Хейзел кружилась от духоты, от медного, оглушающего запаха крови и от всего увиденного. Хирургическая операция! Прямо у нее на глазах! Плоть, поврежденная, запятнанная болезнью, была отрезана, открыв чистую, здоровую под ней, вены и артерии были мастерски зашиты вышивальной иглой. И самое потрясающее – этот эфир, чем бы он ни был, который погрузил пациента в глубокий сон. Наконец Бичем поднял руку, чтобы утихомирить разбушевавшийся зал. – В этом семестре снова начинается мой курс лекций по анатомии. Оплата вносится целиком в первый день занятий. Предупреждаю, курс невероятно сложный, но могу вас заверить: ни один из моих учеников не провалил свой врачебный экзамен. Он улыбкой встретил очередную волну аплодисментов. Учеба! Вот он – тот ответ, который Хейзел искала, даже не понимая, что ищет. Невидимая струна, которая привела ее сюда из Хоторндена именно в этот момент. Не нужно больше тайком пробираться в отцовский кабинет, чтобы заучивать уже устаревшее издание «Трактата доктора Бичема» с рассыпавшимся переплетом, или проводить мелкие опыты с оборудованием, собранным в саду. Она может целый семестр учиться у настоящего хирурга, исследуя тела, решая задачи. Она может стать той, кто найдет лекарство от римской лихорадки! Она станет спасительницей Шотландии – как матушка сможет отчитать ее, когда она станет знаменитой и почитаемой? Даже отец на Святой Елене получит весточку, в письмах или из газетных статей. Изгнанник – Наполеон – умрет от потрясения при известии о появлении блестящего врача-женщины, и на этом служба ее отца закончится и он сможет вернуться домой. Если матушка полагает, что Хейзел теперь отправится в Лондон, она глубоко ошибается. Ни за что. Ее придется привязать к лошади, чтобы увезти из Эдинбурга в такой момент, когда наконец наступает девятнадцатый век и у Хейзел есть шанс поторопить его наступление! Хейзел решила, что безопаснее будет дождаться, пока зал опустеет, и лишь затем выбираться по темному коридору из здания и выходить на улицу. Толпа начала медленно рассасываться, лишь около дюжины мужчин толкались на сцене, стремясь пожать руку доктору Бичему, будто надеялись, что гениальность и значимость передаются через рукопожатие. Наконец воздух в зале изменился, словно все зрители покинули театр. Ассистенты закончили вытирать стол, а затем, вместе с доктором Бичемом, ушли в заднюю комнату. Хейзел нащупала скрытую дверь, потом пробралась по узкому коридору и снова оказалась на улице. Уже смеркалось. Хейзел понятия не имела, сколько длилась демонстрация, но город вокруг нее изменился. В воздухе висел густой запах жира и рыбы. Хейзел нужно было поскорее добраться до дома. Скорее всего, она уже пропустила чай, и мать наверняка будет в ярости, но Хейзел может соврать, что заблудилась в лесу или что-нибудь вроде того. Она поскачет как можно быстрее и… – Мисс Синнетт, не так ли? Голос, скрипучий и в то же время приторно-вежливый, прервал ее мысли. Хейзел обернулась и оказалась лицом к лицу с одноглазым доктором, которого встретила в доме дяди. – Доктор Стрейн. Сердце Хейзел выпрыгивало из груди, когда она пыталась изобразить нечто похожее на книксен.