Ведь как получилось? Да, перебрались на Загородный (угол Казачьего). «Двушка» на Богатырском, в общем, бесхозная. Сдавать её кому-то? Лишние хлопоты. Есть и есть. Потом, через полгода, вдруг Шахман звонит из Махачкалы, сам! Сам Шахман. — Брат! — со всем уважением, без нажима. — Брат, дело. У тебя в Ленинграде найдётся место, где два наших земляка поживут? Год-полтора. Не больше. Хороший вопрос, брат-земляк. Наводящий. Подумать надо. А что такое? Понимаешь, тема, брат… Тема. Шахман — не гопник. Шахман — коммерсант. Стал таковым, что ли. Посетил тут руины Ленинграда, уже новоявленного Санкт-Петербурга. Ленинград и Махачкала — города-побратимы, кто не в курсе. Так выпьем за… Стоп! Вы что тут пьёте? Что у вас тут наливают?! Это — коньяк? Это не коньяк! Да времена такие… Какие? Вот же — самое начало девяностых. Тогда вкратце от Шахмана, релиз: Коньяк. Армянский, азербайджанский, грузинский — не существует, перестал существовать на текущий момент. Коньяк должен отлежаться. Невозможно в условиях войны, так и есть. А там — война, как бы её ни называли. Так? Т-так. «Хеннесси», «Наполеон», «Мартель» и пр. — дешёвая польская подделка. Относительно дешёвая, но дорогая для рядового потребителя. И моли бога, чтоб не отрава. Так? Т-так. И отрава с Апраксина двора и Сенной, разлитая из грязных бидонов, укупоренная вручную подпольными умельцами. Тут моли бога, не моли бога… Так? Т-так. Во-от. А мы хотим вам, городу Ленина (или Петра? уже тогда Петра!) помочь. Без-воз-мез-дно. Побратимы всё-таки! Короче, тема. Дагестан — Россия. Для тугодумов ещё раз: Дагестан — Россия. Никаких лишних пошлин, накруток и пр. Ведём линию, поставляем свой честный коньяк. Да, не такой элитный, не X. O. Но — честный. Сбываем (не сбагриваем!) свою продукцию, имеем свой процент. Всем хорошо! Всем хорошо, так? Т-так. (А в зрачках северного побратима запрыгало, замелькало, заматематилось). Только, сказал Шахман, мы в Дагестане — люди восточные, честь, репутация… Понятно, да? Понятно, да. Поэтому. Повторяю, поэтому — вот какой коньяк с нашей стороны пойдёт, пускай такой и придёт. И сегодня, и завтра, и через год, и через сто, дай бог. Понятно сказал? Ещё б! Релиз окончен! Российские коммерсанты с Дагестана порой столь убедительны. Причём вежливы. Сопровождающие лица — тоже. Ни намёка на бандюков, перестаньте! Уважаемые персоны! Вот и наш чемпион чемпионов (наш! питерский! узнали!) в сопровождающих. Как отказать?! Да никак! И с какой стати?! Всё по-честному! И стало с тех пор в Питере хорошо с коньяком. С дагестанским. Вам хоть Измайлов подтвердит. Какой-такой? А такой… вечно с фляжкой заценённого дагестанского. Типа писатель. Не знаете? Что ж, невежество — не аргумент. М-м. Возвращаясь к. Вдруг Шахман звонит из Кизляра, сам! Сам Шахман. — Брат, спасибо, что со мной тогда к людям сходил. Брат, ещё спрошу? Земляки наши где-нибудь у тебя поживут? Год-полтора, так, немножко. Пока линию наладят, технологию, согласование. Гостиницу подскажешь? Деньги — не вопрос. Какие деньги! Какая гостиница! Земляки! Не вопрос! Квартира устроит? Две комнаты. Правда, от центра немножко далеко. Но — метро. — Спасибо, брат. Ты не подумай ничего, они там слишком не будут… Интеллигентные люди, инженеры, технологи. За собой следят. Спрашивают, потом в Эрмитаж можно? Он и не подумал ничего. Спасибо, брат. Пожалуйста! Земляки — святое! Год-полтора земляки прожили — ненавязчиво. Позвонили однажды только: до Петергофа как лучше добираться — с Балтийского вокзала или маршруткой с Автово? На открытие фонтанов… Интеллигентные люди. Маршруткой. Съехали. Наладили коньячную линию, процесс пошёл — и съехали. Потом, раз в квартал, будут наезжать — на день-два, чтобы контролировать процесс? Да не вопрос! Жалко, что ли?! Всё равно пустая. * * * А ей вдруг понадобилось. Необязательная давняя ерунда. Даже не вспомнить сейчас. У неё такая коллекция ерунды! И вдруг понадобилось. Где же, где же?! О, на Богатырском, когда ещё там жили — до Загородного. На антресолях? Скорее всего. Нет-нет. Но съездить, глянуть. Чтобы с чистой совестью. Ключ от «двушки» давным-давно без нужды в связке, забыла про него. А тут вдруг понадобилось. На всякий случай позвонила предварительно, чтобы не сюрприз. Вдруг там очередные визитёры от Шахмана? Длинные гудки. Она, главное дело, эту свою давнюю ерунду нашла. Сразу. Да, на антресолях. Но — и кое-что ещё, и кое-что иное, о чём не говорят, чему не учат в школе. Не на антресолях. В совмещённом санузле, в шкапике на полочке. Машинально. Как бы поделикатней… Га-а-андоны, да, гандоны! В упаковке, готовые к применению. Хоть не использованные. Косвенная улика. Шахмановские оставили ещё с прошлого раза — интеллигентные, но люди, ничто человеческое не чуждо. Версия приемлема. Ещё версии? Никаких! Ощущение. Шахмановские? Те — двухнедельной давности. Как раз насчёт петергофских фонтанов звонили — перед убытием прихватить впечатлений. Нет, не они здесь вчера-позавчера… Химия тела, всё такое. Ну, ощущение! Белая гвоздичка в стакане, одинокая, на издыхании. Позабыли тебя, позабросили. Но — не две недели назад. Ушла, закрыла за собой, будто и не приходила. Гвоздичку с собой… Жалко её! Ну да. Мужчина полигамен — по определению (кто определил, кто?!). Кавказец — того пуще. Муфтий Саудовской Аравии Абдулазиз Али Шейхо: муж имеет право съесть свою жену, если голоден, а жена должна смириться с такой участью и тогда раствориться в муже. Хочешь поговорить об этом? Сегодня — нет. Сегодня пришёл домой — был мрачен. Момент такой. Момент истины. Муж всегда узнаёт последним. Добрых людей всегда много. В баньке, кстати, в Казачьей, в люксе — тоже. Так, в разговорчике — ни о чём, ни о ком. Чисто конкретно — ни о ком. Амин! Э! Мнительный ты стал, Даниялов. Не стал уточнять. Иначе сразу и неизбежно — горы трупов… добрых людей. Просто не понял, не обратил внимания. Но после баньки — всего-то двести метров — не остыл. Наоборот. Рано или поздно — когда-то надо. Сейчас! Жена — дома? Жена — дома. Прекрасно! В кои веки! А как же сессия, жена? Был мрачен. Призвал к ответу — молча, взглядом. Нам всё известно! Жена! Подруга у тебя, да? Академическая булимия у тебя, да? Сессия, да? Воркуль — кто такой? Скажи: понятия не имею! Скажи: лектор, что ли? Скажи! Не ударю, клянусь. А то не соизмерю и — совсем гроб! Ничего не сказала. Молча ответила — в оранжерейном эркере воскресая белую гвоздичку: питательный раствор, опрыскивание. Иначе гвоздичке — совсем гроб. Qui fleurit sa maison… Ой, а тут вдруг муж! Что у тебя с лицом, муж? Сама — сама невинность. С подтекстом: слушаю тебя, слушаю. Не говори ничего. Называется — на опережение. Умеют они! Гвоздичку — опознал. Даже если не та, другая. Нам всё известно! Мужчина, чемпион, кавказец — и потерять лицо?! Ещё и носом шмыгнул. Мгновенную простуду подхватил после бани — на семи ветрах прошёлся нараспашку, всего-то двести метров. Шмыгнул. А она, главное, краешком губ дрогнула: сопли? вопли? Да, вспылил. Был неправ. Прав! По-своему прав! Мужчина, чемпион, кавказец! Лёгким движением руки, обводным — по тюльпанам. Вырвал с корнем, с луковицами (Viceroy, Semper Augustus, ах!), с комьями земли. («Виталь, знаешь, лучше бы он меня тогда убил! Меня! Тюльпанчики-то в чём провинились?!») А букет! Срочно вот нужен! Ухожу. Только не спроси, куда! Переступая порог, назначил: сессия-мессия, меня не касается! обед чтобы готовый был! Когда? Всегда! Знай своё место, женщина. А если обед не готов… имеет право съесть свою жену, если голоден, а жена должна смириться с такой участью и тогда раствориться в муже. Сказала вослед: «Порог не переступишь!» Консьержка слышала. Может, не дословно. По смыслу — так. А дословно?