— Абсолютно не изменилась, Ев. — Комплимент? — Будь комплименты правдой, назывались бы просто информацией. Просто проинформировал. — И на том спасибо. Тоже не меняешься. — Ещё добавь «сволочь» — по старой памяти. — Сволочь. — Злая. Всегда умела приласкать словом! — Да. — И делом! — Евлогин, а не шёл бы ты nach?! Зачем пришёл? Так и быть, выслушаю, но потом сразу — nach, nach. Мне работать надо. Дел невпроворот. — Злая. Много дел? Злодеи не дремлют? А какие дела? — Не ваше дело. — Тоже верно. Хотя… — Наконец-то! Не умеешь ты врать, Евлогин. — Почему это? — Ой, прости! Умеешь, помню. И ка-ак умеешь! Забыла было. Но вдруг ты — снова тут. Просто дежавю. — Упрёк, Ева Людвиговна? — Просто дежавю, сказала же. Что там у тебя после твоего «хотя»? — Может, выйдем из этих отвратительных стен? И по кофейку? — С пироженкой. — С пироженкой. — «Картошка». — «Картошка». — На восьмой линии. — На восьмой. — Стареешь, Евлогин. Сентименталь… Или меня за старую дуру держишь? — Ты — старая?! — Ай, спасибо и на том. — Да не за что. — Всё-таки ты сволочь. — Злая. Помню, ты говорила. Ещё девять лет назад. — Уже девять? — И три месяца, и двенадцать дней. — Отсчитываешь? — Каждый день без тебя — пытка! — Не перебарщивай, Евлогин. — Шутка, шутка. — Всё-таки ты сволочь. Или, скажи, я была неправа? — Женщина всегда права… — …даже когда она неправа. Угу. — Угу. Поговорили. Возьми с полки пирожок, Евлогин. Наведён-таки мост после стародавней бомбёжки всего, что ранее. Мост хоть и понтонный, но хоть какой. Надо! Если надо, значит, надо. Кто, если не ты, Аврумыч?! В общем-то, да. С учётом хронической мужской сентименталь… А помнишь, а помнишь? Незабываемо такое никогда. — Что твои близнецы-братья? — Хорошо сказал: твои… — Е-е-ев! — Да нормально. Растут. Третий класс. Тот за него латышский сдаёт, а тот за него — математику. Отличники, Ѣ! — В Краславе? — Ну а где? Саулескалнс, турбаза. — Maman их пасёт? — Не называй её так! — Всё-всё! — Вот и не называй! — Больше не буду… М-м… Насчёт Питера не думала? — В смысле? — Как-то их здесь… натурализовать… — Евлогин! Ты идиот? Там — какая-никакая Европа, а тут у вас… — У нас… — У нас, у нас. А куда деваться, Евлогин! Работа… Я им посылаю… — Родина-мать. — Вот ты сволочь. Нет, не идиот, хоть и прикидываешься. — О, я такой! Ев, может, помочь? Деньгами, ещё чем. Ты скажи… — Сказала бы я тебе! Ладно, всё. Лирику — nach! Меня дела ждут. Какое, конкретно, дело тебя заинтересовало и почему? Сразу: захотелось повидаться — не принимается. Давай по делу. И, да, ещё «картошки» закажи. Хрен с ней, с диетой. Ностальжи, Ѣ! — И ещё кофе? — Без. Кофе тут стал отвратным. — Раньше был вполне себе… — Раньше и ты был вполне себе… Впрочем, уже и не помню. Да помнит, всё помнит. Но — имидж. Ничуть не изменилась за годы. Хотя диета — актуально. Минус бы сантиметров пять в талии, килограммов семь в минус. Но для своих лет… Сорок четыре? Разница в семь лет. Вот! Сорок пять. Ягодка опять. Почти прежняя. Даже красива, как иногда бывает с уроженками Прибалтики. Угораздило тебя, Евлогин. Да уж! Но ведь быльём поросло, так? Так.