— Так это Инок перерезал колючую проволоку вокруг Снелшема? — Совершенно верно, сэр, — вежливо ответил Стоукс, но в его голосе послышалась настороженность. — Позвольте спросить, а как вы об этом узнали? В газетах об этом не печатали. — Мне полковник рассказал. — Ах да. Но все равно, я не понимаю, откуда он это узнал, ведь его тогда не было с нами. — С вами? — удивился мистер Колдер. — То есть, если я правильно понял, вы, Стоукс, тоже участвовали в этом… предприятии? — Конечно, сэр. Я ведь состою в совете нашего прихода. Что-нибудь еще, сэр? — Нет, ничего, — ответил мистер Колдер. — Спокойной ночи. Прежде чем заснуть, он еще долго лежал, прислушиваясь к разговору прятавшихся в вязах филинов… — Все верно, — сказал следующим утром полковник Фолкнер. — Мы все немного родственники. В Норфолке все не как у людей, так что это лишь добавляет нам немного странности. — Расскажи о вашем священнике. — Он был миссионером, насколько я знаю. Где-то в самой черной Африке. Потом подхватил малярию, сильно болел, и его оттуда выслали. — Из самой черной Африки в самый черный Норфолк. И что ты о нем думаешь? Полковник неторопливо зажег трубку и на какое-то время задумался. Потом сказал: — Не знаю, Колдер. Он или святой, или проходимец. И он имеет какое-то влияние на животных, это точно. — А его чудеса? — Ну, это все немного преувеличили. Но… м-м-м… насчет этих колоколов… Тут я сам был свидетелем. От колокольни есть только один ключ, и я прекрасно помню, какой тут в прошлом году был переполох, когда он куда-то потерялся. Никто не мог взять ключ в доме Пенни, открыть башню, позвонить в колокола, а потом вернуть ключ на место так, чтобы этого не заметила ни одна живая душа. Подобное абсолютно невозможно. — Сколько колоколов звонило? — Тенор и дискант. Мы так всегда звоним, когда что-то случается. Кто-то из фермеров с другой стороны поля услышал звон, встал с кровати, увидел зарево и позвонил пожарным. — Два колокола, — задумчиво произнес мистер Колдер. — Значит, звонить мог один человек. — Если бы попал туда. — Совершенно верно. — Мистер Колдер заглянул в список. — Меня интересуют три человека, с которыми я хотел бы встретиться. Смедли… — Церковный староста. Я деревенский староста, так что он, можно сказать, моя противоположность. Не нравится он мне. — Мисс Мартин, ваша органистка. У нее, кажется, дом рядом с церковью. И мистер Смоллпис, ваш почтальон. — А почему именно эти трое? — Потому что, — пояснил Колдер, — кроме самого священника, они — единственные, кто поселился в деревне за последние два года. Так мне сказал Стоукс. — Стоукс должен это знать, — сказал полковник. — У него тут полдеревни родственников. Мистер Смедли жил в маленьком темном коттедже позади трактира «Виконт Таунзенд», перед которым висела табличка с портретом самого второго виконта. Великий сельскохозяйственный реформатор[27] был чрезвычайно похож на репу, с которой ассоциируется его имя. Мистер Смедли оказался сухим и недоверчивым стариком. Он лишь немного оттаял, когда узнал, что его посетитель — сын каноника Колдера из Солсбери. — Крупнейший специалист по церковным мемориальным доскам, — сказал он. — С мировым именем. Вы должны гордиться им. — Я об этом понятия не имел. — Да-да. У меня где-то есть его эссе о верденских изображениях в Ганновере. Чрезвычайно ученая работа. В нашей церкви тоже есть несколько таких латунных досок. Они, конечно, не такие старые и большие, как в Сток Даберноне, но тоже красивые. — Интересная у вас деревня. О вас в газетах пишут. — Да? Я и не знал, что наши мемориальные доски настолько знамениты. — Не доски. Ваш священник. Его выставляют прямо-таки чудотворцем. — Меня это не удивляет. — Почему? Мистер Смедли недобро прищурился и сказал: — Меня не удивляет способность прессы опошлять все, к чему она прикасается. — Но чудеса действительно происходили? — Что в вашем понимании чудо? Если вы принимаете определение Бернарда Шоу, который говорил, что чудо — это событие, которое рождает веру, тогда да. Мы были свидетелями чуда. Мистеру Колдеру вдруг пришло в голову, что церковному старосте их беседа доставляет больше удовольствия, чем ему самому. Он сказал: — Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. У этих событий есть какое-то рациональное объяснение? — Все опять же зависит от того, что вы вкладываете в слово «рациональное». — Я хочу знать, — прямо сказал мистер Колдер, — это чудеса или ловкие фокусы? Мистер Смедли подумал немного, склонив голову набок, потом сказал: — Этот вопрос вам стоит задать священнику. В конце концов, если нам показывают фокусы, то фокусником может быть только он. — Я как раз собирался сделать это, — промолвил мистер Колдер и собрался уходить. Когда он был уже у самой двери, хозяин задержал его, возложив руку, похожую на костистую лапу, ему на плечо. — Позволите дать вам совет? — произнес он многозначительным тоном. — Это необычная деревня. Первое слово, которое приходит на ум, это «первобытная». Нет, я не хочу нагнетать страх, просто она настолько оторвана от внешнего мира, что развивалась намного медленнее, чем окружающие деревни и города. И еще одно… — Старик замолчал и вдруг напомнил мистеру Колдеру старого черного ворона, осторожно приближающегося к лакомому кусочку пищи. — Я должен предупредить вас, что люди здесь за своего священника стоят горой. Если то, что они считают проявлением Божественной силы, вы назовете ловкими фокусами… Вы меня понимаете? — Понимаю, — ответил мистер Колдер. Выйдя на деревенскую улицу, он пару раз глубоко вдохнул прохладный свежий воздух и направился к почтовому отделению. В почтовом отделении было темно, пыльно и пусто. Он слышал, как почтальон в соседней комнате возится с ручным коммутатором. Прислушавшись, мистер Колдер понял, что мистер Смоллпис не был коренным норфолкцем. Судя по его голосу, он скорее был родом из тех мест, где слышен звон колоколов церкви Сент-Мэри-ле-Боу.[28] Когда почтальон вышел в зал, это предположение подтвердилось. Если мистер Смедли был сельским вороном, то мистер Смоллпис был лондонским воробьем. Мистер Смоллпис приветливо произнес: — Приятно видеть новое лицо. Вы у полковника остановились. Надеюсь, его тетушка оправится. — От чего оправится? — Ее десять минут назад увезли. У старушки удар. Впрочем, не первый. Если хотите знать, это с ней происходит каждый раз, когда она чувствует себя одиноко. — Все старые люди такие, — согласился мистер Колдер. — У вас, наверное, очень хлопотная работа. — «О, я — и кок, и капитан, и боцман брига „Нэнси Белл“»,[29] — согласился мистер Смоллпис. — Я управляюсь с коммутатором (восемнадцать линий, между прочим), разношу почту, продаю марки, посылаю телеграммы и бегаю с поручениями. Хотя мне сверхурочные не засчитываются, а когда тебе за работу не платят, так и благодарить не за что. — Он посмотрел на часы над стойкой, которые показывали без пяти минут двенадцать, подвел стрелки на пять минут вперед, потом повернул табличку на входной двери словом «Закрыто» на улицу и сказал: — Поскольку полковник вряд ли вернется раньше двух, почем пиво в «Виконте»? — Вы прямо читаете мои мысли, — сказал мистер Колдер. — А что будет, если всем вдруг понадобится куда-нибудь позвонить, а вас не окажется на месте? — Ну, такого ведь не случится, верно? Когда вернулся полковник (мистер Колдер был рад узнать, что его тетушке стало намного лучше), он сообщил о том, что его попытки что-либо выяснить не дали результатов. — Если хочешь поговорить с мисс Мартин, ты можешь убить двух зайцев одним выстрелом. Почти каждую среду она ходит к священнику играть на фисгармонии. Его дом в конце улицы. Сначала дом, в котором жили приходские священники, стоял у церкви, но лет сто назад он сгорел. Боюсь, что нынешнее сооружение архитектурной жемчужиной не назовешь. Это здание построено в худших традициях викторианской краснокирпичной церковной архитектуры. Мистер Колдер, поднимая тяжелый кованый дверной молоток, был склонен согласиться с этой оценкой. Дом не отличался красотой, зато он был величественным и массивным. Священник сам открыл дверь. Мистер Колдер, направляясь к этому дому, не знал, с каким человеком ему придется встретиться. С воинствующим священнослужителем нормандской закалки? С фанатиком веры, готовым пойти на костер за свои убеждения? С коварным иезуитом, который живет по правилам Игнатия Лойолы, предаваясь одинокой молитве? Кого он не ожидал увидеть, так это худого мужчину неприметной наружности с извиняющейся улыбкой, который затараторил: — Входите, входите. У нас можно без церемоний, мы тут двери никогда не запираем. Мы знакомы? Постойте. Вы мистер Колдер и остановились у полковника. Какая чудесная у вас собака! Настоящий персидский дирхаунд королевской крови. Как его зовут? — Расселас. — Расселас, — повторил священник. Он смотрел не на собаку, а себе через плечо, как будто в саду у него за спиной происходило что-то интересное. — Расселас. Пес громко заурчал. Пастор снова произнес «Расселас», на этот раз очень тихо. Урчание сменилось рычанием. Священник замер на месте и замолчал. Рычание снова превратилось в урчание.