— Ты украдешь «Венеру». — Украду? — Сегодня вечером. — Говоря «украдешь», вы имеете в виду «украдешь»? — Совершенно верно. Для этого я тебя и вызвала. Господи боже, — добавила она нетерпеливо, — ведь ты же постоянно воруешь полицейские шлемы, и ничего. Тут я вынужден был не согласиться. — Не постоянно. Это случается довольно редко и по необходимости, как, например, во время лодочных гонок. А красть картины, уважаемая тетушка, совсем не то, что стянуть у полицейского шлем. — Тут нет ничего сложного. Просто вырежешь ее из рамы острым ножом. Знаешь, Берти, — увлеченно продолжила она, — все складывается просто удивительно. На прошлой неделе здесь в округе работала шайка воров, специализирующихся на похищении картин. У соседей они утащили Ромни, а в доме чуть подальше — Гейнсборо. Когда исчезнет «Венера», старшему Фозергиллу и в голову не придет ничего заподозрить. Эти грабители разбираются в искусстве, скажет он себе, берут только лучшее. Корнелия согласилась со мной. — Вы ей рассказали? — Естественно. Мне же нужно было как-то ее пронять. Я сказала ей, что, если она разрешит печатать в «Будуаре» свой последний роман и немного сбавит свою обычную цену, ты ликвидируешь «Венеру». — Как же вы добры ко мне, тетушка!.. И что она вам ответила? — Она от благодарности готова была мне руки целовать. Так что давай, мой мальчик, берись за работу, и да поможет тебе всевышний. Тут всего и делов-то — открыть окно, чтобы выглядело так, будто воры влезли с улицы, и забрать картину. Отнесешь ее в свою комнату и сожжешь. Я прослежу, чтобы тебе принесли дров получше. — Премного благодарен. В свою комнату я отправился с поникшей головой и мыслями о том, за что на меня пало такое проклятие. Там я увидел Дживса. Он надевал запонки на рубашку. Не теряя времени, я ему все и выложил: — Дживс, — сказал я, — вы не поверите, что тут творится. Знаете, что тетя Далия мне только что предложила? — Да, сэр. Я случайно проходил мимо столовой и невольно услышал вашу беседу. У миссис Траверс звучный голос. — Вы считаете, я должен согласиться? — Боюсь, что да, сэр. Принимая во внимание вероятность того, что, если вы откажетесь, миссис Траверс примет относительно вас санкции, касающиеся стряпни Анатоля, у вас, похоже, нет другого выбора, кроме как выполнять ее желания. Вам нездоровится, сэр? — Нет, это я злюсь. Подумать только, делать из Вустера похитителя картин! И как ей вообще подобное в голову пришло?! — Женщины такого сорта куда опаснее мужчин, сэр. Позвольте узнать, вы уже составили план действий? — Вы ведь слышали, как она себе это представляет. Я открою окно… — Простите, что прерываю вас, сэр, но в данном случае миссис Траверс, мне кажется, ошибается. Разбитое окно будет выглядеть более правдоподобно. — А кроме того, звон перебудит всех слуг, и они тут же явятся в гостиную посмотреть, что случилось. — Нет, сэр, это можно сделать совершенно бесшумно. Достаточно лишь нанести патоку на лист оберточной бумаги, прижать его к стеклу и ударить кулаком. — И где, по-вашему, мне взять оберточную бумагу? А патоку? — Я могу их раздобыть. И я с радостью могу выполнить эту операцию вместо вас, если хотите. — Вы? Что ж, это очень любезно с вашей стороны, Дживс. — Что вы, сэр. Помогать вам — моя обязанность. Прошу прощения, мне показалось, в дверь постучали. Он подошел к двери, открыл ее, и в просвете я увидел нечто похожее на дворецкого. — Ваш нож, сэр, — сообщил Дживс, неся его мне на подносе. — Спасибо, Дживс, черт бы его взял. — Когда я посмотрел на инструмент, меня даже передернуло. — С каким удовольствием я послал бы это все куда подальше! — Я вам сочувствую, сэр. Посовещавшись, мы решили назначить операцию на час ночи, когда слуги должны наслаждаться положенным отдыхом, и ровно в час, минута в минуту, в моей комнате, как призрак из воздуха, материализовался Дживс. — Все готово, сэр. — И патока? — Да, сэр. — И оберточная бумага? — Да, сэр. — Тогда, будьте добры, выбейте стекло в столовой. — Я это уже сделал, сэр. — Да? Хм, действительно получилось беззвучно. Я не услышал ни звука. Что ж, вперёд! В столовую! Раньше начнем, раньше закончим. — Совершенно верно сэр. «Когда бы, дело это совершив, могли б мы тотчас про него забыть, тогда нам нужно это сделать поскорее».[33] Нет смысла притворяться, будто, когда я спускался по лестнице, меня не покинули свойственные мне спокойствие и беспечность. У меня похолодели ноги, и, если вдруг раздавался какой-то звук, я вздрагивал. В ту минуту я думал о тете Далии, которая втянула меня в это, но, признаться, совсем не так, как должен думать о тетушке любящий племянник. Все же нужно отдать ей должное: она сказала, что это будет проще, чем свалиться с бревна, — так и вышло. Остроту переданного мне ножа она не преувеличила. Четыре быстрых взмаха, и полотно выпало из рамы. Скатав его в трубочку, я вернулся в свою комнату. Дживс в мое отсутствие зажег камин. Я уже собирался швырнуть жалкую мазню Эдварда Фозергилла в огонь и даже взялся за кочергу, но он остановил меня. — Было бы неразумно сжигать такой большой предмет целиком, сэр. Это может вызвать пожар. — Да-да, вы правы, Дживс. Придется ее резать на куски? — Боюсь, это неизбежно, сэр. Могу ли я предложить виски и сифон с содовой, дабы уменьшить монотонность сего занятия? — А вы знаете, где их держат? — Да, сэр. — Тогда несите. — Слушаюсь, сэр. Я уже почти справился со своей работой и так ею увлекся, что даже не услышал, как открылась дверь и в комнату вошла тетя Далия. Когда она заговорила, я от неожиданности вскрикнул и подпрыгнул чуть не до потолка. — Все в порядке, Берти? — Могли бы и посигналить мне сначала, — сердито сказал я, приглаживая вставшие дыбом волосы. — Я из-за вас язык себе прикусил. Да, все прошло по плану. Но Дживс настаивает, чтобы мы сожгли corpus delicti[34] по кусочкам. — Правильно, ты же не хочешь устроить пожар. — Он сказал то же самое. — И был, как всегда, прав. Я принесла ножницы. Кстати, а где Дживс? Я думала, он рядом с тобой, самоотверженно помогает. — Он самоотверженно помогает мне в другом месте. Он сейчас вернется с графином виски и всем, что полагается. — Какой человек! Таких, как он, больше нет, — спустя несколько минут сказала она и вздохнула: — Боже, как же это напоминает мою старую добрую школу и наши девичьи вечеринки с какао. Мы тогда спускались в кабинет директрисы и жарили гренки на огне, пока закипал чайник. Кусочки хлеба мы нанизывали на кончики ручек. Эх, славные были денечки. Это вы, Дживс? Заходите и ставьте все рядом со мной. У нас, как видите, дело продвигается. Что это у вас? — Садовые ножницы, сударыня. Я хочу оказать любую помощь, какую только смогу. — Тогда начинайте. Шедевр Эдварда Фозергилла ждет вас. Споро взявшись за дело, мы втроем быстро покончили с работой. Я только успел выпить первый стакан виски с содовой и взяться за второй, когда от «Венеры», кроме пепла, остался только небольшой кусочек левого нижнего угла, который еще держал в руках Дживс. Он, как мне показалось, задумчиво его рассматривал. — Прошу прощения, сударыня, — промолвил он, — вы сказали, что мистера Фозергилла зовут Эдвард? — Да, правильно. Если хотите, можете про себя его называть Эдди. А что? — Ничего особенного, сударыня, просто картина, которая побывала сегодня в этой комнате, подписана «Эверард Фозергилл». Сказать, что тетя и племянник не отнеслись к этому серьезно, означало бы грубо исказить истину. На какое-то время мы остолбенели. Первым пришел в себя я. — Ну-ка, дайте мне этот фрагмент, Дживс… По-моему, тут написано «Эдвард», — сказал я, изучив подпись художника на клочке полотна. — Ты с ума сошел! — Тетя Далия вырвала у меня из рук обрывок. — Тут ведь написано «Эверард», верно, Дживс? — Мне тоже так показалось, сударыня.