— И даже он не нашел вообще никаких… — Она не нашла, — не сдержавшись, громко воскликнул Джордж. — Радиация! — осенило Клэр, и она схватила Джорджа за руку. — Это же радиация, Джордж! Конечно! Она… — Тс! Говори тише. Клэр продолжила взволнованным шепотом: — Дженни добавила какой-то радиоактивный изотоп, может, кобальт в золотую, краску, потом надежно закрыла монету так, чтобы только Эш мог получить дозу, когда откроет коробку. — Она содрогнулась. — Это чудовищно. Какое-то змеиное коварство… Если мы не ошибаемся. — Мы не ошибаемся. Она достаточно хорошо разбиралась в коллекционировании монет, чтобы знать, что из-за позолоты цена на «Оффу» упадет настолько, что Эш сможет ее купить. После аукциона монету мог взять в руки только ее новый владелец. «Взять в руки и пристально всмотреться, — подумал он, чувствуя пробежавший по спине холодок, — в зловещие крошечные глаза короля Оффы, глаза, которые будут источать невидимое, но смертельное излучение прямо на сетчатку нумизмата так же неотвратимо, как день сменяет ночь». Он вздрогнул от неприятной аналогии. — Я не понимаю, Джордж. Ведь радиацию легко можно обнаружить, — взволнованно сказала Клэр. — У нас в больнице замечательная радиолаборатория, лучшая в восточных графствах. Почему бы в нее не обратиться? — Я знаю, — сказал Джордж, внимательно глядя на нее. — Хендерсон туда и обращался. У него нет собственной радиолаборатории. Это единственное место, которое я не проверил. — Давай прямо сейчас туда позвоним, — предложила Клэр все так же взволнованно. — Нет, мы не будем туда звонить, потому что трубку возьмет Дженни Саммерстон. — Джордж произнес это, опустив глаза. — Вот так, дорогая моя. — Какое-то мгновение он прислушивался к ее ошеломленному молчанию. — Она главный техник радиоизотопного отделения больницы. Естественно, Хендерсон им поручил проверку… Без огласки, разумеется. Я был так осторожен, что даже не рассказал Хендерсону о всех своих подозрениях на тот случай, если бы Дженни что-то узнала. — Так что, она и есть тот техник, которого послали проверять… — Я думал, что все предусмотрел… — И она получила возможность уничтожить все следы радиации, — упавшим голосом продолжила Клэр. — Черт возьми, гениально, да? — с горечью в голосе произнес Джордж. — Как я мог? Это все равно что позволить преступнику делать с уликами все, что он захочет. — Преступнику? — усомнилась Клэр. — Мы уверены, что это было преступление? — А разве нет? — насторожился Джордж. — Может, и нет, — сказала Клэр. — В конце концов, это ведь только предположения. Джордж понимал, что это говорит в ней доброта, и все же уточнил: — Но ты все-таки признаешь, что это могло быть убийство? Клэр заколебалась. — Не знаю. Но точно установить это уже невозможно, ведь так? Джордж сдержал раздражение. Иногда Клэр его просто бесила. У нее, похоже, был врожденный талант уходить от прямого ответа. — Преступление — это преступление, Клэр. Эш мог подсознательно догадываться, как Дженни ослепила его. И он не собирался смиренно принять наказание. Мужчины так не поступают. Он поехал к ней, чтобы просить исправить то, что она с ним сделала. Может, думал посулить ей денег или даже сознаться. — Вы Дженни Саммерстон допрашивали? — поинтересовалась Клэр. — Конечно, допрашивали. Она говорит, что знать ничего не знает. Минуту они сидели молча. — Скажи, Клэр, она помогла бы ему? — наконец спросил Джордж. Клэр пожала плечами: — Кто знает? Когда женщина видит, к чему привело ее зло, у нее может проснуться жалость. — Или она полезет в драку, — возразил Джордж. — Хуже любого мужчины. — Женщины такого не делают, — немного обиделась Клэр. — Да и вообще, Джордж, — прибавила она, — он мог просто сбиться с пути в тумане. — Мог, — согласился Джордж. — Как и Саммерстон, — едва слышно заметила она. Когда принесли суп, Джордж осторожно посмотрел на ее лицо, думая о том, действительно ли женщины могут быть такими мстительными, как Дженни Саммерстон. Клэр едва заметно улыбнулась, как она улыбалась, когда шутила, но в приглушенном свете ресторана он так и не смог понять, показалось ему это или нет. МАРДЖЕРИ АЛЛИНГЕМ Однажды утром его повесят Марджери Аллингем родилась в 1904 году в Лондоне. Она была старшим ребенком писателя Герберта Джона Аллингема, чьи рассказы печатались в популярных еженедельных журналах. В 1927 она вышла замуж за художника Филипа Янгмера Картера и в следующем году написала «Преступление в Блэк Дадли», первый роман, в котором появился скромный безобидный очкарик — частный детектив Альберт Кэмпион. Почти все ее романы, вышедшие до 1934 года, можно назвать легкой, развлекательной литературой. Книги, написанные позже, ставят ее в первые ряды поколения писателей детективов, которые пытались привнести в полицейский роман черты таких жанров, как «роман характеров» и психологический роман. ~ ~ ~ Детектив-инспектор Кенни, в то время дивизионный детектив-инспектор Дивизиона L, если решался просить кого-то об одолжении, тут же начинал себя вести развязно и даже бесцеремонно. Вот и на этот раз, подняв со стоящей у камина кушетки свои двести фунтов, он грохнул пустым стаканом об стол. — Не знаю, нужно ли мне это в три часа дня, — без тени благодарности в голосе сказал он, зло сверкнув маленькими глазками, — но сегодня меня с двух часов ночи преследуют рыдающие дамочки, чудеса всякие и этот проклятый дождь. — Он потер широкое красное лицо и посмотрел в спину мистеру Кэмпиону. — Единственная вещь, которая меня бесит, — это напрасные траты! — добавил он. Мистер Альберт Кэмпион, рассеянно смотревший в окно на поливаемые дождем крыши, не обернулся. Этот сухощавый мужчина с безвольным лицом за те двадцать лет, когда к нему так часто обращались британские спецслужбы, почти не изменился. Очень светлые волосы его совсем побелели, несколько морщин появилось вокруг бледных глаз, как всегда, защищенных большими роговыми очками, но в остальном он был точно таким, каким Кенни запомнил его после первой встречи. «Дружелюбный и немного простоватый… старый змей!» — Так на Барраклоу-роуд энергия тоже была потрачена впустую? — В тихом голосе Кэмпиона было больше вежливости, чем интереса. Кенни раздраженно засопел. — Вам комиссар позвонил? Это он предложил мне к вам сходить. Там ничего серьезного… Обычная заминка. Как только я с ней разберусь, дело можно будет закрывать. Да и не можем мы, между прочим, держать человека в участке до скончания века. Мистер Кэмпион взял со стола вечернюю газету. — Вот все, что мне известно, — сказал он и протянул газету Кенни. — Мистер Оутс мне не звонил. Взгляните в раздел экстренных сообщений. «Богатая вдова застрелена на Барраклоу-роуд. Племянник погибшей в полицейском участке помогает следствию». В чем сложность? Его помощь оказалась не такой уж искренней? К его удивлению, на лице Кенни промелькнуло выражение, удивительно напоминающее огорчение. — Молодой дурак, — сказал он и резко сел. — Говорю вам, мистер Кэмпион, это самый заурядный случай. Обычная, довольно неприятная историйка, как и большинство убийств. Тут и тайны никакой нет, все ясно, как божий день. Просто маленькая трагедия. Как только вы увидите то, что я пропустил, я предъявлю этому типу обвинение и он отправится в суд. Адвокат попросит суд признать его невменяемым, их светлости просьбу отклонят. Министр иностранных дел подпишет приговор, и однажды утром его выведут из камеры и повесят. — Он вздохнул. — И главное, ни за что. Совершенно ни за что. И тогда, наверное, как и сегодня, будет идти дождь, — невпопад прибавил он. Брови мистера Кэмпиона удивленно поднялись. Он знал Кенни как добросовестного офицера и, как кое-кто считал, довольно жесткого человека. Такая сентиментальность была для него нехарактерна. — Очевидно, он вам понравился? — поинтересовался мистер Кэмпион. — Кому? Мне? Ну уж нет. — Инспектор грозно сдвинул брови. — Я совершенно не расположен к молодчикам, которые расстреливают своих родственников, пусть даже старых зануд. Нет, он убил ее и должен ответить по закону, только для некоторых людей это не так-то просто… Например, для меня. — Он вытащил большой старый блокнот, аккуратно сложил его вдвое. — Мой любимый, — сообщил он. — Очень удобная штука. У меня тут все по полочкам разложено. Я сюда записываю все с того дня, когда впервые вышел на дежурство. И на суде можно предъявить, если какой-нибудь адвокат захочет в него заглянуть. — Он помолчал. — Звучит как реклама, верно? Ну да ладно. Мистер Кэмпион, раз уж я здесь, не могли бы вы взглянуть на это и высказать свое мнение? Я думаю, для вас это пара пустяков. — Кто знает, — безучастно пробормотал мистер Кэмпион. — Начните с жертвы. Кенни заглянул в блокнот. — Миссис Мэри Элис Киббер. Возраст — лет семьдесят. Возможно, немного меньше. У нее было больное сердце, отчего она выглядела очень слабой и нездоровой, но до смерти я ее, разумеется, не видел. На Барраклоу-роуд у нее был дом. Хороший дом, хотя слишком большой для нее. Он достался ей от мужа, который умер десять лет назад. С тех пор она жила одна, если не считать горничной, которая во время войны сбежала, и еще одной старухи, которая живет с ней в последнее время и называет себя компаньонкой. Эта несчастная, похоже, еще старше, но видно, что миссис Киббер держала ее… — Он выразительно сжал кулак. — Та вообще была чуть ли не мелким домашним тираном. Но в жизни ее интересовали только стулья да салатницы. — Что, простите? — Антиквариат, — с некоторым пренебрежением произнес он. — Дом напичкан всяким старьем — все три этажа и чердак. Все хранится так, будто только что из магазина. Старая компаньонка говорит, что она любила эти вещи больше всего на свете. Да ей и особо нечего было и любить-то, кроме них. Из родственников у нее есть только племянник… — Тот, чье будущее вы так живо представляете? — Тот, кто в нее выстрелил, — согласился инспектор. — Это здоровый наглый парень, зовут Вудраф, он сын брата убитой. Его мать, отец и две младших сестры погибли в Портсмуте во время бомбежки. Всю семью одним махом. — Ясно. — Кэмпион начал понимать причину уныния Кенни. — Где был он, когда это случилось? — В Ливийской пустыне… — Выпуклые глаза дивизионного детектива-инспектора потемнели от сдерживаемого раздражения. — Я говорил вам, эта история — правда жизни, печальная, но таких случаев пруд пруди. И это дело не отличается от остальных. Ричард Вудраф — ему всего-то двадцать восемь — на войне был героем. Он участвовал в Сицилийской операции и прошел всю Итальянскую кампанию, был награжден Военным крестом и произведен в майоры. Потом участвовал во французском прорыве и в самом конце был ранен. То ли взорвался мост, на котором он находился, то ли что-то еще — мой информатор не знает точно, — но после этого он стал, как сейчас дети говорят, шизиком. В мое время говорили просто «контуженый». Насколько я понимаю, он и раньше был вспыльчивым, а после этого вообще перестал сдерживаться. Мне показалось, что у него с головой не в порядке. Конечно, на суде это может помочь его защите. — Да, — печально согласился Кэмпион. — И где он находился с тех пор? — Почти все время на ферме. До войны он учился на архитектора, но в армии лучше знали, чем ему нужно заниматься, поэтому, когда он выписался из госпиталя, его отправили в Дорсет. Он только недавно оттуда вернулся. Какой-то армейский приятель по дружбе устроил его в архитектурную компанию, и он собирался приступать к работе. — Он замолчал, и его тонкие, не лишенные чувственности губы горько искривились. — Начинать должен был в понедельник, — прибавил он.