— Толку от Андрюхи и от таких как он, сексотов, как от козла молока! — вновь подковырнул сыщика начальник штаба ДНД. — Не скажи, «штаб», не скажи, — вступился Черняев за своего тайного агента. — Иногда от блаженного пользы больше, чем от умника-разумника. Блаженный, он и в Африке блаженный. Все, как вот вы, считают, что с дурака не велик спрос, и не особо таятся. А он, что увидел, что услышал, мне и принес… в клювике. Пусть по мелочам, но, смотришь, мелочевка потихоньку и в крупняк переросла… Диалектика жизни, неучи и двоечники. Учитесь — пока я жив… А за Андрюху можете не волноваться — придет. Как миленький придет. И, точно, как в воду глядел опер: пришел Андрей. Сначала подулся немного, но вскоре вместе с Черняевым хохотал над своим трудоустройством. Впрочем, не только зубоскальство было отличительной чертой Черняева. Коллеги знали его как бесстрашного до дерзости и находчивого сотрудника. Будучи еще участковым инспектором милиции, Черняев случайно стал свидетелем дорожно-транспортного происшествия на проспекте Кулакова. Пьяный водитель автомобиля «Урал» совершил наезд на несовершеннолетнюю девочку, приведший к ее смерти, и стал скрываться. Видя такое дело и понимая, что преступника упустить никак нельзя, Черняев остановил первый попавшийся ему легковой автомобиль. В нем за рулем по чистой случайности оказался дружинник Кравченко Владимир. — Там убийца! Догоним! — организовал преследование «Урала» Черняев. Водитель «Урала», делая зигзаги по всей ширине дороги, уходил за пределы жилого массива в сторону Льговского поворота. Впрочем, это было на руку преследовавшим его Черняеву и Кравченко: за чертой города, в промышленной зонебольше шансов, что пьяный преступник не совершит повторного наезда на людей или не допустит столкновения с другими транспортными средствами. Следовательно, удастся избежать новых жертв. Встречные автомобили, как живые существа, шарахались от взбесившегося «Урала». Каким-то необъяснимым внутренним чутьем их водители успевали в доли секунды почувствовать надвигавшуюся опасность и принимали меры, чтобы избежать ее. Табельного оружия у Черняева не было. Как уже говорилось, в те годы оружия участковым инспекторам милиции почти никогда не выдавалось. Разве, если что-то случалось неординарное, требующее немедленного вооружения всего личного состава. Но Черняев имел стартовый пистолет. — Прижмись поближе, — попросил он дружинника. Тот молча, осознавая опасность такого маневра, приблизился на своей «копейке» к «Уралу». Высунувшись по пояс в окно автомобиля, Черняев произвел несколько выстрелов, надеясь тем самым, под страхом собственной смерти, понудить водителя «Урала» остановиться. Но вот «пугач» замолчал: в обойме кончились патроны. Помогая участковому, Кравченко постоянно подавал длинные и резкие сигналы. Но все было бесполезно. Водитель «Урала» и не думал подчиняться требованию преследовших его лиц. Останавливаться он не собирался. Только остервенелей жал на акселератор. Выхлопная труба выплевывала облака черного дыма, завесой стлавшегося над дорогой. За Льговским поворотом «Урал» свернул вправо, в сторону Реалбазы хлебопродуктов. Движение автотранспорта на данном участке дороги было редко. А пешеходов не было совсем. — Не останавливается, подлец! — бросил сквозь зубы Кравченко, цепко следя за дорогой и за действиями водителя «Урала». — А надо остановить! — так же коротко отозвался Черняев. — Надо! Оба помолчали. — А что, если… — Черняев не договорил фразы. Впрочем, Кравченко его понял. — Опасно! Или обоих раздавит прямо в моей «консервной баночке», когда приблизимся к кабине, или тебя одного, когда будешь перебираться из моего автомобиля на подножку «Урала». Вон, какая громадина! Против «Урала» серенькая «копеечка» Кравченко действительно смотрелась маленькой козявкой рядом со слоном. — Или ты сорвешься… В любом случае — нам кранты… — Но надо! Другого выхода не вижу. Давай, прижимайся ближе с правой стороны, чтобы у гада обзора было меньше. «Бог не выдаст — свинья не съест!» Кравченко поддался уговорам напористого участкового и, уловив мгновение, когда водитель «Урала» временно потерял бдительность при отслеживании преследовавшей его «копейке», «подскочил» к правой подножке кабины «Урала». — Кто не рискует, тот не пьет шампанское, — сказал Черняев, открывая дверцу автомобиля. — Я пошел… «С Богом!» — внутренне перекрестился атеист Кравченко, в этот миг искренне веря в Бога и его всесильность. По-видимому, милицейские ангелы не дремали — Черняеву удалось благополучно перебраться на подножку «Урала». Остальное было делом техники. Через несколько минут связанный брючными ремнями водитель «Урала», которым оказался ранее судимый Слонимский Вася по прозвищу Слон лежал на заднем сиденье «копейки». Расписанный татуировками Слон проживал на поселке «Волокно». Теперь, надежно упакованный Черняевым, готовился готов к «транспортировке» в Промышленный РОВД. Злополучный автомобиль «Урал», угнанный от завода ЖБИ-2. сиротливо стоял на обочине. — Хозяин заберет, — небрежно бросил Черняев, кивнув головой в сторону «Урала» и радуясь удачному окончанию приключений. — Нас ждут в отделе. Поехали. Когда он с помощью Кравченко втаскивал в дежурку «спеленатого» Слона, оперативный дежурный Цупров обратил внимание, что лицо Слона в скором времени превратится в сплошной синяк. — Споткнулся что ли? — О руль стукнулся, когда резко тормозил, чтобы передать управление мне, — ощерился Черняев. — А я что? Я ничего, — стушевался дежурный, уже достаточно проинформированный об обстоятельствах задержания Слона. — И я — ничего… …Начальник отдела Воробьев Михаил Егорович был поставлен перед трудной дилеммой. С одной стороны водитель «Урала», он же — угонщик, совершивший наезд на девочку, задержан при столь необычных обстоятельствах. С другой — его подчиненный рисковал своей жизнью. И не только своей, но и жизнью народного дружинника… Умудренный жизненным опытом начальник впервые не знал, что делать. То ли ругать участкового-каскадера за его безрассудные, киношные трюки при задержании опасного преступника, убийцы, по сути; то ли хвалить. За всю историю существования Промышленного РОВД такого задержания еще не случалось. В конце концов, он принял соломоново решение: один на один отругал Черняева за его бесшабашность. — О себе не думаешь, о родителях, детях подумай! Чтоб в первый и последний раз… А во время очередного оперативного совещания личного состава официально поблагодарил за умелые действия при задержании особо опасного преступника. — Молодец! Так держать! Но внимание на способе задержания преступника особо не акцентировал. Приказом начальника УВД Курского облисполкома генерал-майора Панкина Вячеслава Кирилловича дружинник Кравченко и участковый Черняев были поощрены денежной премией в сумме пятидесяти рублей каждый. Немалые деньги! Особенно для опера, зарплата которого сто двадцать рублей… Часть этой премии в день ее получения тут же пошла «на обмывку» в узком кругу участковых и дружинников. Таков уж закон милицейских будней.: поощрило начальство — обмой, чтобы еще раз поощренным быть, наказали — выпей и не переживай. Кому в этой жизни легко? — За удачу! — Так звучал в тот раз тост. Вот такой был Черняев Виктор Петрович: и насмешник до жестокости, и смельчак до безрассудства. 5 Шила в мешке не утаишь — дошел слух о проделке Черняева и до Смехова. «Уж я припомню тебе грудинку…» — затаился он. И стал поджидать подходящего случая, очередной шутки опера, чтобы одним махом расправиться с обидчиком. Даже при встрече делал вид, будто ничего не знает и не понимает. Черняев же, долго предостерегавшийся от каких бы то ни было выходок, однажды не утерпел и… попался на крючок. …Был разгар рабочего дня. Юрий Николаевич, развалясь в кресле, лениво поднимал телефонную трубку с пульта связи после очередного звонка и вяло бубнил в нее: «Промышленный отдел милиции. Дежурный Смехов…». В ходе разговора он тер ею ухо и щеку. По-видимому, от лени и безделья. И когда разговор оканчивался, еще долго не клал ее на рычажки аппарата, продолжая потирать щеку и ухо. Эту особенность «работы с телефонной трубкой» приметил Черняев и решил ею воспользоваться, чтобы в очередной раз покуражиться над незадачливым дежурным. Когда Смехов отлучился на какое-то время из дежурки, Черняев веселым бесом влетел в дежурку и штемпельной подушечкой, пропитанной чернилами, измазал защитную чашечку мембраны телефонной трубки. Ту самую, которой так неосторожно дежурный потирал себе ухо и щеку. Проделав такой фокус-покус, опер немедленно удалился из дежурки. Помощник сделал вид, что ничего не видел, занимаясь своими делами. Вскоре вернулся Смехов. Вновь развалился в кресле. Тут и раздался звонок. По просьбе Черняева звонил какой-то оперативник. Не подозревая подвоха, Смехов снял трубку и, как прежде, стал ерзать ею по ушной раковине и щеке, вяло отбрехиваясь от надоевшего с пустяшным вопросом опера. Может быть, все бы и обошлось. Ну, похихикали бы немного помощник и водитель над чумазым лицом дежурного, да и успокоились. Может быть… Но в это время к начальнику отдела шла Нина Иосифовна Деменкова — заместитель прокурора. Гроза милиции и страж порядка. Все видела, все замечала и, не откладывая в долгий ящик, тут же, на месте, производила суд и расправу, не взирая ни на ранги, ни на заслуги провинившегося… Ей было за сорок. Но возраст почти не сказывался на ее внешнем облике. По-девичьи стройная фигура в облегающем форменном или строгом гражданском костюме. Гордо посаженная голова, с аккуратной деловой прической женщины, знающей цену себе и другим. Правильные черты лица. И глаза… Глаза мудрого, прожившего большую жизнь человека, постоянно сталкивающегося с самыми необузданными человеческими страстями и горем. Редко приходилось улыбаться этим глазам. Возможно, специфика работы наложила свой отпечаток на них. Их пронзительный и пронизывающий взгляд не могли скрыть или сгладить толстые стекла очков, неотъемливаемого атрибута людей, много читающих и пишущих. Её боялись и уважали не только молодые, совсем зеленые сотрудники, но и уже опытные, не один год проработавшие в органах милиции, в том числе и руководители. Уважали за профессионализм, за честность и порядочность, за принципиальность. С ее мнением считались не только начальник отдела милиции Воробьев и его заместитель по следствию Крутиков, которые и сами были зубрами в юриспруденции, но и в областной прокуратуре. «Если Нина Иосифовна сказала, что сделать надо «так-то и так-то», значит, так и стоит поступить… И лучше к ней не попадать, — говорилось в милицейских кругах, — морально раздавит и заставит почувствовать себя ничтожеством». Справедливости ради, стоит отметить, что Нина Иосифовна была не только грозой для милиции, но и незримым ангелом-хранителем всего Промышленного РОВД. Она могла стукнуть кулаком по столу, когда делала внушение очередному «споткнувшемуся» сотруднику, могла повысить голос до Левитанского эмоционального и драматического звучания, пробиравшего «виновника» до дрожи косточек во всем теле, но никогда и никого не оскорбляла и не унижала. И по большому счету — многих спасла от беды. — Георгий Николаевич! — нараспев протянула она. — Что это с вами? — В глазах лукавинка. В голосе недоумение и сарказм. — То ли утром забыли умыться, то ли ухо решили в чернильницу превратить? Что-то не пойму. Вы хоть бы на минуту в зеркало на себя посмотрели. Вы же майор, а не паяц из цирка… — А что такое? — недоуменно спросил Смехов, покрываясь краской, словно рак, ошпаренный крутым кипятком. — Совсем недавно умывался. — Значит, кто-то над вами подшутил, — уже вполне серьезно пояснила Деменкова, — все лицо чернилами испачкано. Сходите, умойтесь. Оперативный дежурный стремглав помчался в туалет, где находился умывальник. — Нехорошо, не по-товарищески!.. — стала отчитывать она помощника. — Я тут не при чем. Только что сам увидел… — вынужден был оправдываться тот, как нашкодивший мальчишка. Нина Иосифовна укоризненно покачала головой, то ли осуждая проделку сотрудников с оперативным дежурным, то ли самого дежурного за неаккуратность и неопрятность, и пошла на второй этаж. А тут вскоре появился Черняев, открыто смеясь и потешаясь над оскандалившемся дежурным. — Юрий Николаевич, наверно очень сробели перед прокуроршей, что все лицо посинело от страха? А раньше было красное, как после бани у артиста Евдокимова. Этого Смехов стерпеть уже не мог, догадавшись, кто так зло подшутил над ним. — Застрелю! — на весь отдел закричал он, вынимая пистолет из кобуры и со всех ног бросаясь в погоню за Черняевым. Опер понял, что тут уж не до шуток и смеха. Пора спасать собственную шкуру. И кинулся в садик, росший перед отделом, как заяц, петляя между яблонь. — Застрелю! — ревел, осатаневший от обиды и публичного оскорбления, Смехов, гоняясь за Черняевым по садику. — Застрелю! Тут Черняеву стало уже не до шуток. Взбешенный Смехов мог и в самом деле, если не застрелить, то изрядно покалечить. Только вмешательство начальника отдела, услышавшего из своего кабинета дикий рев оперативного дежурного и выяснившего причину этого рева, прекратило погоню. С полгода Черняев близко не подходил к дежурке, если там находился Смехов. Даже дежурить просился в иные смены, лишь бы не встречаться с Георгием Николаевичем. Таковы были Черняев и Смехов, колоритно выделявшиеся на фоне остальных сотрудников.