Константин: Через 10 минут в месте нашей последней встречи. Жду. Всё-таки звёзды прекрасны. Я стою на смотровой площадке и поедаю глазами бескрайний космос. В детстве, помню, я именно так и смотрел на них: жадно и влюблённо, прямо как сейчас. Потом стал изучать, где какое созвездие, где какая звезда или планета. Выпросил телескоп у родителей. Помню свой восторг, когда разглядел кольца Сатурна. Я быстро выучил звёздное небо, ведь у меня хорошая память. А ещё я очень внимательный. Потому шаги Лизы я тоже помню. — Привет, — говорю я, не оборачиваясь. Лиза встаёт рядом со мной. — Всё любуешься? — спрашивает она. — С детства любил смотреть на звёзды, — говорю я. — Мечтал космонавтом стать. А стал инженером. Кто ж знал, что действительно космонавтом стану? Иронично, да? — Совсем нет, — отвечает Лиза. — Мы могли бы сгнить в бункерах на Земле. Но мы здесь. И это по-своему прекрасно. Даже если мы все умрём, пытаясь выжить на Венере, этих видов у нас уже никто не отнимет. А твоя детская мечта всё-таки исполнилась. Сомнительная радость, конечно. Я решаю перевести тему. — А видишь вон ту звезду? — спрашиваю я. — Предположим, — неуверенно отвечает Лиза. — Недавно там открыли планету земного типа. Ничего особенного, это постоянно происходит. Но по нашим наблюдениям, эта система очень похожа на нашу. Звезда — жёлтый карлик. В системе есть газовый гигант, который защищает эту планету от астероидов. Да и сама планета по всем параметрам к Земле — ближе некуда. Планета называется Мертакис, её открыл отставной майор Пелагин и назвал в честь своего пса. — Странная кличка. — Да, есть немного. Говорят, майор Пелагин вообще был эксцентричным человеком. Но я клоню к другому. Он большую часть жизни прослужил в полиции. А на закате своих лет ушёл в другое направление. Майор Пелагин всю жизнь мечтал стать астрономом, но жизнь распорядилась иначе. И всё-таки он нашёл в себе силы изменить свою жизнь. И в итоге сделал важное открытие. Так вот, к чему это я… Никогда не поздно. Ты правильно осекла меня. Я должен измениться. На лице Лизы проступает улыбка. — Как думаешь, сможем мы однажды долететь до этого… как его? — спрашивает Лиза. — Мертакиса. — Мертакиса, да. Или выйти на связь с мертакианцами? Доживём мы с тобой до этого дня? Мне, конечно, очень хотелось бы в это верить. Но теперь нам дожить бы до того дня, когда условия нашей жизни перестанут быть спартанскими. Когда человечество морально и ресурсно станет готово к новым свершением. Этого я Лизе, конечно, говорить не буду. — Сложно сказать, — отвечаю я. — База на Венере, истинный искусственный интеллект, виртуальная реальность с нейроинтерфейсами… Ещё не так давно мы и помыслить об этом всём не могли. Человечество развивается по экспоненте. Сложно сказать, что будет даже через десять, двадцать лет. Хотя конец света однозначно откинул нас в развитии. — Честно говоря, я до сих пор поражаюсь всему этому, — говорит Лиза. — Единая сеть между Землёй, Луной и Венерой с моментальной связью. В нашей молодости такого не было. — Квантовая запутанность, да. Эту технологию действительно сложно осознать, если квантовую физику не изучаешь. Была она, и была давно, просто не в нашем быту. Сначала она использовалась для моментальной связью с лунными базами. Чуть позже для обитающих на Луне людей разработали Homeland. От долгого пребывания за пределами Земли у людей развивались всякие неприятные последствия для психики. Отсюда и ноги у этой системы растут. Кому-то пришла в голову идея, что виртуальные прогулки по родным местам поддерживают психическое здоровье космонавтов. Потом, правда, сервера и вовсе перенесли на Луну. А когда началась венерианская программа, эта технология уже стала необходимостью. С Луной радиосвязь ещё не такая медленная, а вот с Венерой… — Честно, я бы предпочла полететь на Луну, — говорит Лиза. Как же я её понимаю. Эту фразу я в бункере слышал, наверное, раз пять, не меньше. Но тогда мне было не до чтения лекций. — Тебе как, комфортно при такой силе тяжести, как здесь? — спрашиваю я. — Не очень. — Вот именно. А на Луне она ещё ниже. Представляешь, что станет с твоими костями, если ты оставшуюся жизнь проведёшь там? Прибавь к этому всякую лунную пыль и прочие радости существования на спутнике. База там всего одна и она маленькая, расширять её для полумиллиона человек… Ну можно, конечно. Но на Венере они изначально были просторней. А ещё мы не знаем до конца, какие последствия будут у разогрева ядра Земли. Вполне вероятно, что наша голубая планета просто взорвётся. Так что Венера — наш лучший вариант. Лиза опускает взгляд. Кажется, ей не уютно. Там, под ногами, всё тот же космос, и никуда от него не скрыться. — Лиза, я знаю, это тяжело, — говорю я. — Но я всегда тебя поддержу. Ты всегда можешь обратиться ко мне, если что-то пойдёт не так. — Спасибо, Костя. Я обнимаю Лизу. Мне хочется поцеловать её, сократить дистанцию. Именно об этом я думал, когда звал её сюда. Но сейчас я понимаю, что нельзя. Мы не в том положении. Она не в том эмоциональном состоянии. Когда Лиза будет готова к следующему шагу, она даст мне знать. Я уверен. Но сейчас, когда мы обнимаемся среди звёзд, я окончательно чувствую себя живым. Почему я не вышел из своего кокона раньше? У меня хорошая память. Почему же я забыл, что такое жить? #004 // Реальная опасность // Аврелия Здесь очень ветрено. Находиться на крыше семидесятиэтажного здания мне почему-то страшно. У меня такое чувство, будто крыша сейчас наклонится, и я покачусь вниз. Хочется как можно быстрее спуститься по лестнице. По-моему, я даже чувствую напряжение в своём ненастоящем теле. Кажется, это боязнь высоты. Она нелогична, ведь я стою в самом центре крыши, и мне ничего не угрожает. Но чувства, насколько я понимаю, нелогичны сами по себе. А вот Кристина стоит на краю. Её волосы развеваются от ветра, она закрывает глаза и, насколько я могу судить, наслаждается моментом. Глаза Кристины закрыты, она слегка улыбается. Я боюсь за свою хозяйку, хотя понимаю, что в метавселенной ей ничто не угрожает. Ещё один абсурдный страх. Чтобы отвлечься, я отвожу от неё взгляд. Опасность перестаёт казаться таковой, когда ты не можешь её видеть — ещё один элемент абсурдности человеческой логики, который зачем-то в меня заложили. Так дети прячутся под одеяло, чтобы на них не напал выдуманный ими монстр, якобы живущий под кроватью. Моему взгляду открывается вид на симуляцию Москвы. Частокол из высотных зданий то и дело разбивается парками и скверами. Архитектура города визуально привлекательна. Насколько мне известно, раньше это было не совсем так из-за обилия так называемых «хрущёвок» — домов, которые в принципе не имели ничего общего с архитектурой. Сейчас их все снесли. Вид с высоты на красивые дома, зелёные кроны деревьев и Останкинскую башню вдали знакомит меня с ещё одним чувством. Это так называемое чувство прекрасного. Не то, чтобы я считала московскую архитектуру или природу чем-то прямо прекрасным, но это чувство называется именно так. Лично я считаю это слово чересчур категоричным. Мне кажется, здесь правильнее будет сказать «чувство красивого». Мне здесь нравится. Люди создали удивительный мир. — Любила же я по крышам гулять, — говорит Кристина. — Родители иногда ловили, отвешивали за это. Но здесь так спокойно. Пока ребята носились по крышам вместе, я ходила одна. Как тебе здесь, Аврелия? — Страшно, — признаюсь я. — Разве людям не должно быть тоже страшно? — Должно, конечно. Но в этом и смысл. — Я не понимаю, как можно наслаждаться страхом. Кристина смотрит на меня и будто что-то хочет сказать, но только отмахивается: — Ай, забудь. Я, в общем-то, привела тебя сюда не видами наслаждаться. Есть предположения, зачем мы здесь? — Перед тем, как привести меня сюда, ты загрузила в мою память техники боя на мечах и данные о сражениях в метавселенной Homeland. Предполагаю, что ты хочешь со мной подраться. Но не улавливаю логику. Из чего делаю вывод, что такое решение основано не на логике, а на чувствах. Обычно это объясняет непоследовательность человеческих действий. Ты испытываешь ко мне неприязнь? Кристина смеётся. — Я не собиралась с тобой драться, — говорит она. — Просто после всей этой фигни с Амальгамой я даже и не знаю, чего нам дальше ожидать. Думаю, будет полезно, если ты научишься сражаться. Будем тренировать тебя. — Ты загрузила в мой меч ряд скриптов. Преимущественно они направлены на уничтожение или обезвреживание ботов. Прости, я не учла этот момент в своих суждениях. — Не беспокойся, всё нормально. Разберёшься, как они работают? — Думаю, да. — Ну, тогда начнём. Готова? Кристина отходит от края крыши и достаёт что-то вроде указки. Она взмахивает ей так, как в массовой культуре представляется взмах волшебной палочкой, и за её спиной появляются пять ботов. Они выглядят как люди в серых плащах, вооружённые пистолетами. Но у меня только меч! Хотя меч необычный. Судя по всему, у меня есть скрипты, которые подходят для такого случая. Я выставляю меч перед собой. Надо лишь отдать ему мысленную команду. Я подгружаю знания о скриптах и подбираю нужный. «Ускорение». Мир вокруг замедляется. На самом деле, это я ускорилась. Долго в этом режиме находиться не стоит, выделенные мне ресурсы слишком ограничены. В меня летят пули, я вижу их и могу предсказать траекторию. Я могла бы просто увернуться от пуль, но вместо этого предпочитаю опробовать другой скрипт. Я задираю меч лезвием вверх и снова отдаю команду. «Щит». Полупрозрачное силовое поле исходит из лезвия на полметра в каждую сторону. Пули сгорают в нём, не долетая для меня. Я делаю рывок к первому боту и просто протыкаю его насквозь. Он падает и исчезает. Голова становится тяжёлой. Моих ресурсов не хватает на то, чтобы долго находиться в этом режиме. Пожалуй, этот скрипт не стоит долго использовать. «Выключить ускорение». Я двигаюсь к следующему боту уже в нормальном темпе, продолжая прикрываться щитом. «Остановка». Слегка касаюсь противника мечом, и он замирает. Судя по всему, это на случай, если кого-то не будет получаться убить. Мне в плечо попадает пуля, я падаю. Становится очень страшно. Я что, сейчас умру? Но нет, ничего не происходит. А я ведь даже не чувствую боли, в отличие от людей. Мне кажется, это серьёзная недоработка. Боль — важная сигнальная система.