— Петр Николаевич! — на этот раз не выдержал Дельвиг. — Ну право же — если у вас есть вопросы, то самое время… — Не так уж много. — Вольский тряхнул головой, виновато посмотрел на меня и тут же подобрался: — В сущности, буквально несколько: скажите, Владимир, вы знаете тех, кто обладает Талантом и умениями, подобными вашим? — Только ныне покойную Арину Степановну, — ответил я. — Конечно же, не считая бессчетного количества столичных гадалок и предсказателей. — Чуть ли не каждый знаток трав и так называемой народной медицины приписывает себе колдовские способности. — Дельвиг поморщился. — Впрочем, если желаете, я мог бы даже назвать несколько имен — если вам будет угодно проверить… — Нет, ни в коем случае! Может, кто-нибудь из вас, судари, и считает меня чересчур легковерным, — Вольский многозначительно взглянул на Геловани, — но я уж точно не собираюсь носиться по городу с подобной затеей. Проще отыскать иголку в стоге сена, чем встретить среди бездарей и шарлатанов истинный самородок, подобный нашему юному другу. — Думаю, вы переоцениваете умения Владимира, — усмехнулся Геловани. — Хотя, не буду скрывать, без такого человека делать наше общее дело будет непросто. Почти невозможно. — Полностью с вами согласен, Виктор Давидович. Полностью! Собственно, поэтому мне и не терпится узнать предел возможностей Владимира. — Вольский снова заулыбался и повернулся ко мне. — Вы ведь расскажете нам, не так ли? Не знаю, чему я удивился больше: что Вольский не добрался до этого вопроса раньше — или что его не задал сам Геловани. Впрочем, даже такой ход вполне мог быть частью заранее придуманного плана. Сам старичок-профессор выглядел слишком уж наивным и неуклюжим для всяких хитростей, а вот хозяин темного кабинета в Зимнем дворце… Прямо по классике: плохой городовой и хороший. Один запугивает и пытается сбить с толку, а второй оказывается добродушным валенком. И тот, кому посчастливилось отбиться от первого, на радостях выложит второму куда больше, чем собирался. Не дождетесь, судари. — Вероятно. — Я пожал плечами. — Что именно вас интересует, Петр Николаевич? — Все! — с жаром воскликнул Вольский. — Что вы умеете? Как при этом работает родовой Талант? И как долго вас обучала ваша… Ирина Станиславовна — так, кажется? — Арина Степановна. — Я картинно нахмурился и покачал головой. — Совсем недолго. Боюсь, вы будете разочарованы. — Почему же? — Я не имею ни малейшего представления, как работает мой Талант — просто повторяю кое-какие приемы, которые сумел запомнить. И их наберется совсем чуть-чуть — буквально дюжины полторы-две… Признаться, я не самый усердный ученик, хоть и всегда любил сказки про колдунов и все тому подобное. — Я попытался изобразить на лице что-то вроде чувства вины. — Могу заговорить кровь, если рана небольшая. Или снять порчу… Помочь отыскать пропажу — вещь или человека, такой ритуал тоже есть. Еще Арина Степановна говорила, как защищаться от зла, но вряд ли это… — Можете показать⁈ — Вольский едва не подпрыгнул. — Ничего особенного — мне… то есть, нам вполне хватит самой маленькой демонстрации ваших сил. Что-нибудь несложное — к примеру, если я спрячу что-нибудь в этой самой комнате, а вы попробуете… — Вы пришли сюда смотреть фокусы, Петр Николаевич? — Дельвиг уже даже не пытался скрывать раздражение. — Или вам почему-то недостаточно моего слова? — Что вы, что вы, Антон Сергеевич! — Вольский замотал головой. — У меня и в мыслях не было… Но вы даже представить себе не можете, как бы я хотел увидеть нашего друга в деле. От этого ведь не будет никакого вреда, зато мы наверняка убедимся… — Вред может быть, — буркнул я. — Арина Степановна всегда говорила, что не следует прибегать к ее знаниям без особой необходимости. Любое действие имеет свою цену, и такая сила не дается… — Достаточно. Не будем превращать нашу встречу в балаган судари. В сущности, сейчас интересует только один вопрос. — Глаза Геловани недобро блеснули в полумраке. — Можете ли вы, Владимир, создать предмет, подобный тому, что мы видели в Парголовской мызе? — Что?.. Нет, конечно же! На этот раз мне даже не пришлось изображать возмущение — оно и так оказалось вполне искренним. Вряд ли его сиятельство всерьез подозревал меня в злодеяниях, но после нашей и без того сомнительной беседы вопрос прозвучал и вовсе… опасно. Впрочем, куда больше смущало, что ответить на него честно я не смог бы даже при всем желании. Моих теоретических познаний и опыта вполне хватало разобраться в принципах «конструкции» нитсшеста. Я кое-что смыслил в обоих видах колдовства, которые использовали при его создании и при желании, но за сотни лет мне даже не приходило в голову попробовать соединить их вместе. Мог бы я? Вероятно — провозившись с ритуалом месяца полтора-два. Стал бы? Определенно нет. А значит, таинственный маг был или покруче всех, кого я когда-либо знал, или уже давно не терзался ничем, хотя бы отдаленно напоминающим мораль. И это не то, чтобы пугало — но все же изрядно нервировало. — Я не знаю, как делается ваша… штуковина! — Я подался вперед и облокотился на стол. — Это колдовство опаснее и сложнее всего, что я я знаю и когда-либо видел… Мне было всего двенадцать лет. Кто в своем уме стал бы учить подобному ребенка? — Может быть, ведьма? — Вольский нервно захихикал. — Говорят, они не могут умереть, пока не передадут кому-нибудь всю свою силу. И если уж в глухой деревне не нашлось девчонки с подходящими способностями — сойдет и мальчик из города, разве не так? Вполне возможно, когда уважаемая Ирина Семеновна, так сказать, отдала богу душу… — Довольно, Петр Николаевич, — раздраженно бросил Геловани. — Я понимаю, что весь наш разговор с самого начала многим показался бы сущим безумием — но давайте хотя бы попытаемся окончательно не удариться в мракобесие. Вы — человек науки, и куда лучше любого здесь должны знать… — Я знаю, что ничего не знаю! — Вольский вздернул подбородок и сложил руки на груди. — Так, кажется, говорил Сократ — вне всяких сомнений, величайший из античных мыслителей. И нам с вами, Виктор Давидович, следует уподобиться древнему мудрецу и, наконец, признать, что все наше образование и жизненный опыт не следует считать абсолютным знанием. И если уж даже наука более не способна служить единственным и верным мерилом истины, мы просто обязаны обратиться к… — Хватит! Я не собираюсь дальше выслушивать всю эту чушь. — Дельвиг с грохотом отодвинул стул и поднялся. — Если ваше сиятельство не возражает — мы с Владимиром вас покинем. И немедленно. Весьма своевременно. Не то, чтобы я успел всерьез забеспокоиться, но беседа определенно принимала все более и более опасный оборот — особенно с того момента, как к ней снова подключился Геловани. Сама по себе болтовня Вольского по большей части лишь сотрясала воздух, но вопрос про нитсшест определенно не был праздным. И если уж меня и правда в чем-то подозревают — впору начать продумывать план бегства. Когда сроки поджимают, а высшие чины требуют результат немедленно, и можно лишиться не только погон статского советника, но и чего посерьезнее, сыскари порой не гнушаются даже самых сомнительных методов. И в моем родном мире и, похоже, в этом. В конце концов, виноватого в страшных преступлениях против столичной знати можно не искать, а просто назначить из числа подходящих кандидатур. И тем проще, если вариант всего один. — Не возражаю. И приношу свои извинения — Петр Николаевич порой бывает чересчур усердным, пытаясь мне помочь. — Геловани устало потер глаза. — И все же я настоятельно прошу Владимира не покидать город… Думаю, мы скоро увидимся. Глава 28 После темного и тесного кабинета Геловани даже двор с автомобилями показался просторным, а июньский полдень — достаточно свежим, чтобы по спине даже под курткой пробежал холодок. Похоже, за время беседы я успел изрядно взмокнуть. За сотни лет жизни в том мире мне случалось попадать в заведения и посерьезнее, но для Володи Волкова такие приключения определенно оказались в новинку — и тело реагировало само, с каждым каверзным вопросом все больше настраиваясь на режим «бей или беги». К счастью, ни бить, ни бежать мне все-таки не пришлось, хоть его сиятельство и умел нагнетать ту еще обстановочку. Да и Вольский почти не отставал: то ли работал по заранее заготовленному Геловани сценарию, то ли без всякого стеснения шпарил отсебятину. Пожалуй, скорее второе: кое-где его благородие профессор попадал, что называется, в яблочко, но по большей части все-таки оперировал сказками и легендами — в общем, вымыслом, в котором от реальных событий многовековой давности к нашему времени осталось очень и очень немного. Чего только стоила его «версия» про ведьму, которая не может умереть прежде, чем передаст свою колдовскую силу ученице… ну, или ученику — по словам Вольского. Такая байка действительно существовала. Даже в моем старом мире вплоть до двадцать первого века включительно — но никакого отношения к реальности, конечно же, не имела: сила — понятие исключительно индивидуальное, и оставить в наследство можно разве что опыт. Впрочем, крохотное зернышко правды все-таки имелось: юным ведьмам действительно приходилось оставаться в тени своих покровительниц до самой смерти последних. Колдуньи — особенно те, что промышляли исключительно шарлатанством и обманом — не терпели конкуренции. Наличие ученицы, этакой девочки на побегушках, особенно молоденькой и смазливой, изрядно подкрепляло статус, но делиться реальными знаниями, клиентами и доходом старушки уж точно не спешили. Впрочем, начинающие ведьмочки уступали им разве что в опыте, а коварством порою даже превосходили. В ход шло все подряд: доносы, яды, кинжал… Иногда даже самая обычная физическая сила: одну мою старую знакомую ученица прямо в постели удавила подушкой. В общем, пожилые ведьмы отправлялись на тот, и их место занимали молодые и бойкие. Как знать — может, именно они и придумали жутковатую сказку о наследовании колдовской силы — в том виде, в котором она дожила и до нынешних времен. Но Вольский вряд ли был в курсе таких нюансов — и просто пересказывал то, что где-то услышал или прочитал. И вся его осведомленность в области ритуалов и тайного знания оказалась… пожалуй, изрядно переоценена. Не знаю, зачем он вообще понадобился Геловани. Или тому, кто решил подключить к серьезному расследованию человека из гражданских. Впрочем, я и сам не носил никакого чина — однако тоже уже успел увязнуть в этой истории по самые уши. — Уф-ф-ф. Ччто это вообще было? — проворчал я, рукавом вытирая пот со лба. — Могли бы и предупредить, ваше преподобие. — Нет. Не мог. — В голосе Дельвига послышались виноватые нотки. — Если тебе тебе интересно — я и сам не ожидал подобного. — Охотно верю. В каком-то смысле ваши… ваши друзья пытали нас обоих. — Я уселся на крыло автомобиля. — А уж Геловани явно не из тех, кто привык просить о встрече больше одного раза. — Верно, — буркнул Дельвиг. — Но я все-таки должен перед тобой извиниться, гимназист. В конце концов, никто не заставлял меня рассказывать вообще хоть что-то. Особенно про то, как ты спас Захара и его сиятельство князя Вяземского. Его преподобие действительно выглядел… нет, не то, чтобы виноватым, напуганным или даже всерьез опечаленным, но визит во дворец ему уж точно не показался леденцом. Дельвигу наверняка случалось бывать в тех еще переделках, однако допрос в тайной полиции в их число явно не входил: георгиевские капелланы вряд ли отчитывались перед сыскарями — да и те наверняка предпочитали работать сами по себе и лишний раз не связывались с Орденом. До недавнего времени. — Такое шило в мешке не утаишь. — Я пожал плечами. — Рано или поздно его сиятельство все равно бы узнал — и тогда вам пришлось бы заодно ответить и за свое молчание. — Уж поверь, гимназист, я не из тех, кто начинает болтать из каких-то там опасений, — отозвался Дельвиг. — И тем более не из тех, кто болтает просто так. Но иногда приходится делиться — хотя бы для того, чтобы получить хоть что-то взамен. — Понимаю. — Я кивнул и постучал пальцами по капоту машины. — Другое ведомство. Ордену не справиться со всем этим без помощи тайного сыска, и вам пришлось… — Мне пришлось, да. Признаться, я едва ли имею хоть какое-то представление о том, как искать людей, а не тварей из Прорывов. И вряд ли хоть кому-то из капелланов приходилось работать с полицией. — Дельвиг нервно усмехнулся. — Городовые не в счет, конечно же. — Если честно, меня сейчас куда больше интересует, чего от нас хотел Геловани. — Я поднялся на ноги и одернул куртку. — Меня в чем-то подозревают? Или хотят… завербовать? — Нет. И нет — не хотят… наверное. Во всяком случае, никто не сможет тебя делать хоть что-то без собственного желания: ты почти совершеннолетний и к тому же дворянин. — Дельвиг шагнул к машине и взялся за ручку на дверце. — Но я бы на твоем месте не расслаблялся: дело весьма серьезное. И, судя по всему, еще и политическое. Его преподобие скрылся в кабине, и мне оставалось только последовать за ним. Не знаю, куда он собирался ехать после Зимнего, но я не имел ничего против любого маршрута — лишь бы поскорее убраться отсюда. Машина сердито чихнула мотором и покатилась к воротам. Медленно, но без привычной тяжеловесной вальяжности — наоборот, как-то дергано и суетливо, будто Дельвиг почему-то разучился водить. И не просто уезжал, а пытался поскорее удрать подальше. Может, и правильно. — Политическое? — переспросил я, устраиваясь на сиденье поудобнее. — Почему? — Я не верю в совпадения, гимназист. — Дельвиг махнул рукой гвардейцу и придавил газ. — Слишком уж много власть имущих в столице скончались за последние полтора-два года. И при весьма загадочных обстоятельствах. — Как раз с тех самым пор, как снова появились Прорывы. — Я вспомнил разговор с дядькой Степаном в свой первый день в этом мире. — Примерно. — Вроде того, — кивнул Дельвиг. — Хотя уж этого добра хватало и раньше, особенно лет двести с чем-то назад. Орден Святого Георгия был создан еще при Петре Великом. Государь был любителем всего западного — поэтому и позаимствовал у Европы саму идею… В каком-то смысле нас можно считать рыцарями. — И заодно монахами? — улыбнулся я. — Как тамплиеров? — Нет. Да будет тебе известно, гимназист, должность капеллана соответствует церковному сану иерея. — Дельвиг язвительно оскалился. — Который, в свою очередь, относится к белому духовенству.