– Что ты такое говоришь?! – повышает голос либерал-янки. – То, что слышишь! – громко парирует Карим. – Сирия нуждается в порядочном правительстве и честном президенте с твердой рукой. Может, не абсолютном монархе или диктаторе, хотя иногда это оптимальный вариант для этой культуры, – озвучивает свое мнение он, а у иностранца от удивления округляются глаза. – Посмотри на Ближний Восток, например на Саудовскую Аравию. Почему там еще спокойно? – задает он риторический вопрос. Вдруг совсем недалеко раздается звук самолета – все от испуга умолкают, решив отложить бурную дискуссию на потом. Длинный, как уж, конвой со знаками Красного Креста и Полумесяца на крышах и боках рефрижераторов и всех транспортных средств съезжает с асфальтированной дороги и направляется вглубь территории. Врачи надеются, что это было в плане, но он меняется каждую минуту под влиянием изменяющейся ситуации. Врачи надеются, что правительственные воздушные силы их охраняют и они не должны будут бежать под бомбами, так как вдоль трассы все еще идут военные действия. «А кто-нибудь о нашей миссии проинформировал джихадистов “Исламского государства”? – думают в испуге доктора. – Они также прекратили борьбу, чтобы пропустить прибывших иностранцев? Или все же для них конвой с гуманитарной помощью является символом вмешательства во внутренние дела их страны и их халифата? Может, по их мнению, нахождение конвоя на их территории противозаконно?» Но в данный момент боевики ИГИЛ ждут, притаившись, первого же движения неверных, а летные бригады сил халифата, разбросанные по всей стране, постоянно собирают кровавую жатву или агитируют желающих среди пострадавшего как от правительства, так и от оппозиции гражданского населения. – Мы остановимся на постой и проведем ночь в этом оазисе, – информирует сирийский генерал своих ценных подопечных. – Покажете, где разбить полевой госпиталь. Рекомендовал бы лазарет разместить на площади, а палатки для жилья – в пальмовой роще. – Кажется, он ждет их распоряжения, хотя все уже давно запланировано. – Со стороны дороги мы поставим наши две фуры, перед ними – танки и боевые машины, а ракетные установки – вон на том холме. – Он показывает пальцем, а у людей, не привыкших к солдатской жизни и не осведомленных в военном деле, от страха волосы встают дыбом. – Минутку отдохните, покурите, поговорите, выпейте чаю, а через час сможете принять первого пациента. Наблюдатели ООН, а также высокого ранга военные консультанты из стран коалиции, которая должна восстановить в Сирии мир, смотрят на все это равнодушно. Кажется, что они издали оценивают старания, приготовления и профессионализм сирийцев. Оказывается, самолет, кружащий над их головами, принадлежит частям правительственных войск, осматривающим территорию и обеспечивающим их безопасность. Все немного расслабляются, потому что смогут наконец подышать свежим воздухом после езды в бронированной машине, в которой можно получить клаустрофобию. Но как только доктора выходят, понимают, что у них будет много работы и их ждет бессонная ночь. – Вы надолго тут остановитесь? – Деревенская женщина, завернутая в традиционный бедуинский длинный кусок материи в бордово-серую полоску, смотрит на Карима с надеждой. – У нас много больных… – Она замолкает. – Очень много. Осмотрите их? – спрашивает она, волнуясь. – Конечно! Вы знали, что мы к вам приедем? – Откуда? Нас никто ни о чем не информирует. Даже о том, что на нас будут сбрасывать бомбы с газом, после которых люди задыхались и падали без сознания, – говорит она с глубоким сожалением и нескрываемой злостью. – Здесь тоже применяли химическое оружие? – спрашивает Карим шепотом. – Мы видели по дороге разбомбленные города, поэтому догадались, что тут шли регулярные военные действия между оппозицией или джихадистами и правительственными войсками. Это правда? – Правда выглядит совершенно иначе, – поджимает сморщенные губы женщина. – Вначале нас душили газом, потом, чтобы уничтожить следы, начали сбрасывать бомбы. – С нами представители ООН. Могли бы мы взять пробы? – Это меня не касается! – Бедуинка не робкого десятка. – Будете тягать по судам, писать чушь собачью в ваших газетах и спорить, – нашей судьбы это все равно не изменит. Я потеряла двух сыновей на войне, а невестка и ее дети были отравлены и до сих пор не оправились. Только это для меня важно! – восклицает она, вскидывая руки вверх. – Неудивительно. – Карим берет ее натруженную руку и сочувственно смотрит в глаза. – Я вижу, что вы порядочный человек, поэтому, как стемнеет, подождите меня у колодца, а я провожу вас туда, где мы прячемся. Там много больных, доктор. – Женщина едва сдерживает слезы. – Почему бы вам не привезти их сюда? Джихадистов нет, значит, нечего бояться. А здесь будет профессиональная больница, будут лекарства. – Здесь сирийские правительственные войска… Наши земляки – злейшие враги. После этих слов женщина поворачивается и быстро уходит, а Карим стоит как вкопанный. Теперь он понимает, что в этой стране не только убивают людей, все еще хуже – брат убивает брата. Не говоря уже о джихадистах, утративших здравый смысл под влиянием сумасшедших имамов и уничтожающих мирное население под влиянием вождей и неверно понятых религиозных идеалов. Преступления против человечества совершаются каждый день, хладнокровно и расчетливо, а их исполнителями являются те, кто должен заботиться об этом народе, обеспечивая ему мир и благополучие. Карим приходит к выводу, что в этой войне не будет победителей, так как после Арабской весны мусульманские страны погрузились в ад. Вдруг стало явью то, что, казалось, давно ушло в прошлое, что победили время и прогресс. Однако у доктора нет времени на размышления: полевой госпиталь уже разбит, а пациенты продолжают прибывать. – Все женщины, которые отваживаются ко мне прийти, должны быть отправлены в больницу, – в отчаянии говорит мужу Афра во время короткого перерыва. – Почему? Ты не можешь им помочь? Не хватает квалификации? – Они искалечены! – восклицает доктор. – В каком смысле? Кто-то сделал им обрезание? Это же запрещено! – возмущается Карим. – Не об этом речь. Роды у них принимает повитуха или же они рожают без всякой помощи в поле, у колодца, под пальмой. Острым ножом или лезвием они делают разрез, а рану зашивают обычной иглой с хлопчатобумажной ниткой. Если детское место не отходит полностью, это никого не волнует. Промежности этих бедолаг изувечены и зашиты как попало, у всех воспаление родовых путей, а в некоторых случаях и внутренних органов. Они гниют изнутри! От них исходит такой запах… – Женщина сбрызгивает духами ладонь и прижимает к носу. – Нужно проинформировать об этом высшие инстанции. Пусть приедут сюда и заберут этих женщин в ближайшую больницу, – предлагает Карим. – У тебя нет ни возможности, ни условий проводить операции под общим наркозом. – Карим! Опомнись! Это Сирия! Кому интересна судьба умирающих жен, матерей или бабушек? Кроме того, они не оставят свои дома, особенно когда мужчины отсюда ушли. – Конечно, ты права. А где же мужчины? До сих пор ко мне приходили пару стариков или детей, у которых молоко на губах не обсохло. Даже подростков не видел. – Они на войне, муж мой. Ты им не поможешь. Эта миссия – один большой обман, – делает вывод Афра. – Сирийское правительство хотело показать, что играет в открытую, позволило контролировать вооружение, доказать, что никакого химического оружия нет, его не применяют, а при случае получить даром немного лекарств и медицинское оборудование. Но все это будут использовать, разумеется, только для своих. Разочарованные, они идут работать: Карим – лечить натоптыши, нарывы и коросту, рвать зубы, а Афра в отчаянии старается спасти жизнь по крайней мере нескольким женщинам, сделав им некоторые косметические процедуры с использованием антибиотиков. Она уговаривает также своих пациенток лечь больницу, но женщины смотрят на нее удивленно: для них это немыслимо. Когда стемнело, Карим с американским доктором, которого он взял с собой скорее для сопровождения, ждет бедуинку в условленном месте у колодца. – Ш-ш-ш! – слышат они звук из темноты. – Сюда, за мной. В отдалении мелькнула тень цветастой одежды – они берут свои тяжелые медицинские сумки и направляются за проводником. – Может, зажечь фонарь? – спрашивает американец, но тут же отказывается от этой мысли при виде троих мужчин с оружием. Они не в форме, а в бедуинской одежде, поэтому понятно, что они принадлежат к оппозиции. Карим надеется, что это не джихадисты, ведь уже слишком поздно отступать. Он говорит себе, что он доктор и должен помогать каждому, для него все равны, но идет вперед с тяжелым сердцем. Приезжие мужчины не привыкли к прогулкам по незнакомой местности в темноте, поэтому постоянно спотыкаются и теряют равновесие. Через пару минут они привыкают к густому мраку, который рассеивает только свет луны. Быстрым шагом они направляются от селения к холму поблизости, а потом еще с полчаса продираются через густые заросли в высохшем вади. На горизонте, там, где заканчивается едва различимая тропка, на фоне неба виднеются высокие пальмы. Здесь находится скрытый от любопытных глаз оазис. Они минуют его, сворачивая вправо. Через минуту показывается небольшое озерцо, слышно кваканье лягушек. – Дайте руку, а то шею сломаете, – предлагает один из воинов. – Справлюсь. – Карим не хочет, чтобы его сочли слабаком. – Мы возьмем сумки, а вы идите за нами и постарайтесь не поскользнуться на скалах. Они с трудом пробираются по узкому мокрому уступу. Это очень опасно, но уже через пару шагов тропка расширяется и на них падает тонкий лучик света из пещеры. Боевики нашли идеальное место укрытия. – Это наш лазарет. – Старуха, приведшая врачей, указывает на больных. – Без лекарств и медицинской помощи парни, однако, не долго протянут. Карим и американец с ужасом осматриваются вокруг. Внутри пещеры на соломенных матах лежат около сотни раненых. Кто-то в сознании, другие бредят в лихорадке, остальные лежат без движения, словно мертвые. В пещере темно, она освещается лишь масляными лампадками и согревается пламенем костра, раны на немытых телах гниют, источая типичный для гангрены смрад. Засучив рукава, врачи принимаются за работу. В специально отведенном месте у стены для них приготовили деревянный стол, накрытый белой простыней, и низкую скамью для инструментов. Рядом стоят ведро и таз с водой, скорее всего, из ближайшего болота. Мужчины делают обход и показывают людей, которым в состоянии помочь. – Я пойду за дополнительными инструментами – может, еще этих двоих сможем спасти, – объясняет Карим проводникам. – За какими инструментами? – спрашивает с недоверием паренек. – За хирургической пилой и специальным тесаком. Нужно выполнить ампутацию ноги и стопы, а тонким ланцетом я этого сделать не смогу. Если я их не прооперирую, они умрут, – говорит он серьезно. – Тяжело, – соглашается тот, но, очевидно, судьбы этих двоих его не очень волнуют. – Такова воля Господа, – произносит он слова, которые оправдывают любой поступок. – Тебе есть чем заняться до самого утра, поэтому отпустить тебя нельзя, – более здраво рассуждает второй боевик. Карим признает его правоту, и вместе с коллегой они делают что могут, чтобы спасти как можно больше человеческих жизней. – Почему они не привезли раненых в наш госпиталь? – спрашивает Карим под утро, уже на обратном пути. – Это смерти подобно, – отвечает проводник. – Лучше, чтобы они умерли сами, чем в пытках. – Но ведь у нас мирная миссия. Никто бы вас не обидел! – Американец не может этого понять. – Вас сопровождают наши правительственные войска, которые позволяют вам здесь находиться с единственной целью – выследить мятежников, так они нас называют. А мы не какие-то бунтовщики, мы просто против этой жестокой власти и хотим спокойно жить в нашей стране. Врачи молча слушают простого сирийского бедуина. Затем они возвращаются, на цыпочках входят в палатку и влезают в спальные мешки, чтобы по крайней мере на часок сомкнуть глаза. Ранним утром конвой отправляется дальше, так как им нужно как можно быстрее добраться до Дамаска. Фуры с сопровождением медленно едут через пустыню и наконец сворачивают на асфальтированную дорогу. Одна военная машина и грузовик, набитые солдатами, сворачивают с трассы и едут к оазису с озерцом, где медики всю ночь спасали человеческие жизни. Военные дают по пещере залп, а оппозиционеров, находящихся снаружи, солдаты правительственных войск расстреливают очередями автоматов. Врачи ничего не замечают: они заняты разговором о нищете и упадке этого некогда красивого края с древней историей. К сожалению, никто не обращает внимания, что неподалеку от них появляется машина без определительных знаков, с ракетной установкой на крыше, неожиданно останавливается на открытом пространстве и стреляет в них. Они безоружны, ведь их охрана убивает обессилевших раненых и больных противников, поэтому сейчас идеальный момент для атаки. Джихадисты все рассчитали и без потерь захватывают гуманитарный конвой, а тех, кто с ним ехал, берут в заложники. Караван сворачивает с пути и едет по пустыне в сторону Пальмиры, которую теперь занимают боевики «Исламского государства», чтобы потом добраться до столицы халифата – Эр-Ракки на берегу Евфрата. * * * Посреди ночи Ясем врывается в дом, тормошит спящую Дарью и смотрит на нее с ненавистью. – Видишь, что вы с моей глупой матерью натворили?! – кричит он. – Мы должны отсюда бежать! Мы уезжаем! – Почему? – Кто-то меня подставил! И думаю, что это ты и мать, две мерзкие кретинки! – Он не помнит себя от бешенства. – Надеюсь, вы сделали это по глупости. – Мы в жизни на тебя не донесли бы! – возражает испуганная Дарья. – Что и кому мы должны были рассказать? – Я уже принял меры, а ты собирайся! – Куда мы едем? – Это тебя не касается! – огрызается Ясем, отпуская жене увесистую пощечину, после чего направляется в другую комнату, где у постели умершего этой ночью мужа стоит на коленях отчаявшаяся Мунира. – Едешь с нами или остаешься? – смотрит Ясем с презрением на мать. – Куда? – спрашивает дрожащим голосом женщина. – Тебе не все равно? Если останешься, знай, что с тобой цацкаться не будут. Тебя не только обвинят в фундаментализме и принадлежности к террористической организации, но и в соучастии в убийстве говорливого доктора по соседству. Парень презрительно улыбается, а у женщин перехватывает дыхание, когда они понимают, что вынесли приговор невинному человеку, попросив о помощи. У Дарьи по– прежнему не укладывается это в голове, но она чувствует, что ее доверие к Джону ослабевает – над ним взяло верх дурное начало, теперь это Ясем, отвратительный опасный джихадист.