— Я и мои люди занимались рэкетом, рейдерским захватом бизнеса и секс-траффиком, поставляли и продавали наркотики. От моих действий пострадали сотни, если не тысячи людей. В этом были замешаны очень высокопоставленные люди, и цепочка тянется во многие страны. Прямо в эту минуту органы внутренних дел должны получить все имеющиеся у меня доказательства, раскрывающие имена вовлечённых людей. Многие из них вас очень сильно удивят. После сегодняшней конференции меня попытаются заткнуть и, скорее всего, устранить. Поэтому данную информацию получат и все крупнейшие новостные порталы. — Почему вы это делаете? — брюнетка в белоснежной блузке выразила то, что сидело в умах всех собравшихся. — Я хочу заплатить за свои ошибки, нет… — он смолк, — за свои грехи. И хочу, чтобы остальные также не ушли от ответа. Это касается и моей семьи. Они тоже замарались и сейчас совершают явку с повинной, передавая себя в руки правосудия. — Что подтолкнуло вас на это признание? — задал вопрос представитель государственного телеканала. — У меня раскрылись глаза, — просто ответил Руслан. — В рамках уголовного наказания, если я доживу до него, конечно, большая часть моего имущества и денежных средств будет конфискована, — также непринуждённо заявил он. — Однако компании, занимающиеся легальной деятельностью, продолжат своё существование. Я уже передал контроль над ними новоучреждённому личному фонду. Эта организация проследит, чтобы весь чистый доход от коммерческой деятельности был направлен на содержание детского онкологического центра и создание новых его филиалов. Очень интересно. Что же такого ему сказал Стальнов, чтобы заставить матёрого преступника совершить публичное признание? Полковник потёр подбородок и вновь поторопил шофёра. К мрачному зданию из тёмного камня они прибыли с солидным опозданием. И когда Никифор миновал проходную и спустился в подвал, сразу понял, что пропустил что-то интересное. Охрана носилась, как в зад ужаленная. Оглушительно орал полковник Терехов — начальник Распопова. — …Всех сгною! Вы у меня в Антарктиде нужники чистить будете до седых мудей! Какой-то ушлёпок напал на офицера и ни одна сволочь не дёрнулась! Никифор обратил внимание на бойца, получающего в стороне медицинскую помощь, так что, строго говоря, Терехов был неправ. — …И что я вижу? Он лежит мордой в пол и уже жалеет о содеянном? — продолжал надрываться такой же упитанный, как его подчинённый, начальник. — Нет! Он глумится над нами! В приоткрытой двери ближайшего кабинета виднелся и сам Распопов. Дородный мужчина потерял всякую краску, обильно потел и сглатывал беззвучные слёзы. А ещё что-то торопливо строчил шариковой ручкой на листе А4. О-о-чень интересно! — Старшина! Собрать бойцов, взять дубинки, газ и быстро объяснить преступнику, что подобного мы не потерпим. — Отставить, — ровным голосом скомандовал Никифор. Терехов крутанулся, замечая представителя конкурирующего департамента. Налился кровью. Даже глаз начал дёргаться. — Фадеев, это наш клиент. Мы его задержали! Даже не суйся теперь. Вместо ответа Никифор заглянул в кабинет и встал за плечом Распопова, который его словно не заметил. Быстро пробежался глазами по выписываемому чужой рукой тексту, присвистнул и сфотографировал его. Набрал своему руководителю и коротко обрисовал ситуацию. Пришлось отправить фотографию рапорта. А дальше Фадеев, включив телефон на громкую связь, смотрел, как Терехов меняется в лице, начинает нервно облизывать губы и сжимает до хруста пальцы. Оба проштрафившихся офицера вскоре покинули объект, один — в наручниках. — У тебя есть час, — под конец бросил Никифору шеф. — Если не сможешь завербовать, его передадут в другую структуру. * * * — Как вы меня назвали? — переспросил я. — Металюди, — потёр щёку полковник, — это индивиды, продемонстрировавшие возможности, выходящие за рамки доступных обычному человеку. Девяносто девять и девять процентов случаев паранормального, всплывающих в новостях, оказываются ложью, искажением или выдумкой. Все эти люди-магниты, приклеивающие ложки к животу, экстрасенсы и «целители», — Никифор изобразил воздушные кавычки. — Однако порой, жизнь преподносит нам реальные сюрпризы. В 1943-м советские солдаты смогли взять в плен нацистского офицера, который обладал зачатками пирокинеза. С их помощью, он чуть не устроил побег и лишь бдительность одного охранника, позволила избежать большого количества жертв. На мой вопросительный взгляд полковник уточнил: — Тот нацист едва не поджёг склад горючего на базе. За эти годы до нас также доходили слухи ещё о нескольких людях на стороне «союзников». Ваши эскапады заставляют даже самых прожжённых циников задаваться вопросом: «Как такое возможно?» — И что же я такого совершил? Собеседник вскинул бровь, словно говоря «Серьёзно?» — Вы исцелили почти пять сотен детей, Матвей. Вот что. В первую секунду я потерял дар речи. Внутренне, конечно, надеялся, что смог охватить сразу много больных, но… Но даже в самых смелых мечтах не рассчитывал на подобное число. — Вы не знали? — он уловил моё состояние. — Не знал. — Вы не изучили пределы собственных сил? — он вскинул бровь. — Не изучил. Потому что они постоянно растут, но это я говорить не буду. — А теперь давайте поговорим о вас. Первый вопрос, что вы сделали с Ахмедулиным и Сергеем Филипповичем? Распоповым — уточнил он. — Жив и здоров, разве нет? — я сложил руки на груди. — Хотя позволил себе угрожать моей сестре. — Всё так, но, вот какое дело, после вашей беседы он пошёл и написал заявление на увольнение, а также рапорт вышестоящему начальству, где дотошно перечислил все свои прегрешения. Со ссылками на соответствующие статьи уголовного кодекса. В конце своего рапорта он просил осудить себя по всей строгости закона и отказывался от адвоката. — Похоже, вам стоит послушать его. — Как только мы проверим до конца все факты, изложенные в его заявлении. И всё же, что вы с ними сделали? — Всего лишь заставил их взглянуть в лицо правде. Кто-то же должен был. Никифор откинулся на спинку и замолчал. — А что ещё вы можете «заставить» людей делать? — он пристально посмотрел на меня, явно собираясь уловить малейшие следы лжи. — Хотите проверить? — я вытянул вперёд руку и взглянул ему за спину. Сквозь непроницаемое стекло. Где несколько человек с автоматами внимательно следили за нашей беседой. — Пожалуй воздержусь, — осторожно ответил полковник. — Если вы не творили зла, вам нечего бояться. — А если творил? — Тогда я узнаю об этом и заставлю вас ответить за содеянное. Тишина в комнате стала вязкой, как кисель. В соседней комнате лязгнуло сразу несколько затворов. Глава 20 Никифор отставил в сторону раскрытую ладонь, и движение позади него замерло. — Вы довольно категоричный человек, не так ли? Я пожал плечами и не ответил. — Понимаю. «Из всех путей самурай всегда выбирает путь, ведущий к смерти». Благородно, но в конечном счёте глупо. Потому что живым вы принесёте людям несравненно больше пользы. Если за сутки вы исцелили полтысячи неизлечимо больных, что вы сможете сделать за месяц? А за год? За двадцать лет? — И сколько из них будет обычных детей, а сколько зазнавшихся толстосумов? — хмыкнул я. — Политиков? Чиновников? Миллионеров, которым государство за ответную услугу продаст возможность лечения? Я уже вижу эту жизнь в клетке. Возможно в золотой, но вероятнее в самой обычной. И всё это под постоянной угрозой для жизни моей сестры. Шаг влево, шаг вправо — попытка бегства. Прыжок на месте — попытка улететь. Такая жизнь мне не нужна. — И всё же вы пощадили майора и охрану, — пытливый взгляд собеседника пробежал по моему лицу. — Да и я до сих пор жив здоров. Значит, что-то вас ещё держит здесь. Скажите, вы владеете какой-то формой ментального воздействия? Внушили Распопову, что он преступник? — Сами-то в это верите Никифор Петрович? Полковник задумался. Покачал головой. — В его невинность — нет. К майору имелись определённые вопросы и до этого дня. А теперь мы получили на них ответы. И всё же, где граница ваших возможностей? К примеру, можете ли вы внушить человеку, что ему нужно что-либо сделать? Навредить себе или другим? Я тщательно обдумал поставленный вопрос. Отвечать на него честно, а иначе я не мог физически, значит раскрыть пределы собственных возможностей. Уйти же от ответа — пойти на конфронтацию. Которая сама по себе не пугала меня, но пока причины для неё не имелось. Мой визави вёл себя вполне корректно. Однако и бездумно выдавать всё о себе тоже было неправильно.