Какая-то часть меня хотела пораньше вернуться в Джиндин или хотя бы провести время в Майпосине, но гордость не позволяла уйти. Пусть Гаррет грубиян, но я не допущу, чтобы он меня прогнал. Однажды я не выдержал и, повернувшись к нему, угрожающе вскинул кулаки. Он был вдвое выше и шире меня, но мне было наплевать. Я знал: мне хватит ловкости пару раз хорошенько ему врезать. Оно того стоило. Покачиваясь на пальцах ног, я ждал, когда он набросится на меня. Будет лучше, если первый шаг сделает он. Гаррет слишком велик, я был уверен, если он бросится на меня, я успею отскочить в сторону и нанести ему хотя бы один удар в висок. Я шагнул ближе и снова принялся покачиваться с мыска на пятку. – Ну, давай! – подначил его я. – Ты любитель наносить удары сзади. Может, для разнообразия попробуешь сойтись лицом к лицу? Гаррет с любопытством посмотрел на меня, затем улыбнулся: – Я смотрю, ты задира, полукровка. А я было собрался махнуть на тебя рукой! Моя кровь вскипела. Я сделал еще шаг вперед, по-прежнему покачиваясь. Чувствуя, как бешено колотится сердце, я приготовился ринуться в бой. Гаррет осклабился: – А еще у тебя пока целы все зубы. Это необычно для палочных бойцов, даже для чемпиона Майпосина. Но скажу тебе одну вещь, Лейф: бросишься с кулаками на меня – и скажи «прощай» передним зубам. Ну, а теперь, за работу! Его слова застали меня врасплох. Я растерялся, и, прежде чем успел что-то сказать или сделать, он повернулся спиной и зашагал прочь. Мой гнев постепенно остыл. Я не пошел вслед за ним. Взяв топор, я поплелся обратно к вкривь и вкось подрубленному дереву, которое нужно было свалить. Но после этого случая Гаррет ни разу не отвесил мне подзатыльника и не дал пинка под зад. Даже ругаться стал меньше, чем раньше. Позже я не раз мысленно возвращался к его словам о том, что я был в Майпосине лучшим бойцом на палках. Откуда ему это известно? Я никогда не говорил ни с кем из гентхаев о том периоде своей жизни. Неужели они навели обо мне справки? Неделя тянулась за неделей. Постепенно я научился валить деревья, однако пребывал в унынии и был готов вернуться в Джиндин раньше, чем планировал. Я видел бурную деятельность, кипевшую в лесу, но меня она не касалась. Мужчины постарше занимались охотой, ставили на зверей капканы, заготавливали еду. Кстати, ее запасы, на мой взгляд, значительно превышали текущие потребности племени. Постепенно до меня дошло, что большую часть мяса засаливали впрок, на будущее. Было ли это частью подготовки к войне? Каждое утро на рассвете молодые парни группами уходили в лес и не возвращались до самого заката. Я подозревал, что там они проходят военную подготовку, но ни разу не видел, чтобы они брали с собой оружие. В конце концов я понял, что где-то в чаще леса должны быть тренировочные лагеря. Однажды ближе к полудню, когда я, как обычно, работал один, я увидел часть гентхайской армии. Я стоял недалеко от вершины горы, у подножия которой змеилась тропа, терявшаяся в лесу. Единственным звуком, возвестившим о приближении войска, был цокот копыт. Затем на тропе появилась колонна всадников. Они скакали легким галопом по трое в ряд. Всадники все до единого были в кольчугах и вооружены парой больших мечей, свисавших с седла. Они ехали на чистокровных скакунах особой быстроногой породы. У кого-то были копья, у кого-то луки за спиной. Думаю, они заметили меня, но все смотрели прямо перед собой, никто даже не глянул в мою сторону. Колонна двигалась мимо около часа. Значит, воинов было очень много. Но мои мысли были о другом – об их оружии. Да, они могут представлять опасность для гвардии Протектора. Но способны ли копья, мечи и луки противостоять мощи обитавших за Барьером джиннов? Гентхаев отличал дух боевого товарищества, в которое меня пока не приняли. Со мной почти не разговоривали. Никто не сдружился со мной во время работы, не перебрасывался шутками. Сам же я был вечным предметом насмешек и нередко слышал за спиной шепот. По вечерам, когда мы ужинали в общей столовой, женщины старались не смотреть на меня, а дети держались на расстоянии. Я был полукровкой, в их глазах – недочеловеком. Все гентхаи казались сплоченными и счастливыми. Лишь я оставался изгоем. Прошло около месяца. Я рубил дерево, на которое мне указал Гаррет. Он также поручил мне измерить его длину и аккуратно распилить – бревна пойдут на фундамент нового жилища. Щепки летели во все стороны; мне еще предстояло прорубить две трети толщины ствола. Я наконец приноровился к работе, научился попадать в ритм и соизмерять размах и силу удара. Пошел снег, ложась на землю тонким белым покрывалом. Почувствовав, что кто-то стоит у меня за спиной, я опустил топор. Я подумал, что это Гаррет, но, к своему удивлению, увидел Коннита. Он смотрел на меня и улыбался: – Отложи на время топор, Лейф. Пойдем пройдемся. Я положил топор на землю и, чувствуя, что немного нервничаю, последовал за ним. Неужели Гаррет пожаловался на меня? Но затем я услышал слова, которые развеяли мои подозрения. – Гаррет хорошо отзывается о тебе, – сказал Коннит. – Он считает, ты делаешь успехи. Я удивился, не зная, что сказать в ответ, но тут Коннит задал мне вопрос: – Тебе хорошо у нас? Ты счастлив? Я решил сказать правду, но не всю. Мне не хотелось признаваться в том, насколько я несчастен. – В целом я доволен, господин, но не счастлив. Я ведь по крови не гентхай. Боюсь, что меня здесь никогда не примут за своего. – Порой такое случается неожиданно. Если бы ты учился на воина и сражался вместе с нами, это произошло бы очень быстро. Но ты предпочитаешь идти по стопам отца. Пока мы шли, он не сводил с меня взгляда. Я не смел посмотреть ему в глаза и поэтому просто кивнул. – Твой отец пятнадцать раз побеждал Хоба на арене, но все без толку. Хоб убил твою мать, и тогда твой отец увез тебя прочь, а затем наложил на себя руки. – Откуда тебе это известно? – изумленно спросил я. – Помнишь, кто я, Лейф? Воины-гентхаи этого не забывают. – Прости, господин, – сказал я. – Я счел своим долгом узнать о тебе все, что можно. Ты показал себя хорошим бойцом, сражаясь с подручным Хоба. Твоя быстрота и ловкость достойны уважения. Но на арене они будут потрачены даром. Твой талант с большей пользой можно применить в настоящем бою, сражаясь бок о бок с теми, кто задался целью освободить свою землю от ига джиннов. Но давай поговорим о других вещах. Он резко остановился и заглянул мне в лицо. Затем, подобрав с земли палку, начертил ею на снегу неровный круг и быстро разделил его на тринадцать частей, причем одна была гораздо больше остальных. И потом пронумеровал каждую. – Что тебе это напоминает, Лейф? – спросил Коннит. Рисунок был мне понятен. – Это Колесо в Джиндине, если смотреть на него сверху, господин. То есть если с него снять крышу, – ответил я. – Вид арены с высоты птичьего полета. – Возможно, но это не она. Это нечто большее. Колесо в Джиндине, в котором расположена Арена 13, – это всего лишь физический образ гораздо большего по размеру, огромного незримого колеса. Оно имеет тринадцать спиц и в год поворачивается на одну спицу. Мы называем его Волчьим Колесом, оно делит весь Мидгард на тринадцать частей. Я слушал его, пытаясь не показать своего недоверия. Я ни разу не слышал ни о каком Волчьем Колесе, и слова Коннита меня крайне удивили. Все это звучало слишком фантастично, чтобы быть правдой, но мне не хотелось оскорблять вождя. Вдруг это часть гентхайской религии или какой-то местный миф? Неужели они и впрямь верят в это? Воцарилось молчание. Получается, он ждет моего ответа? – Оно поворачивается в год на одну спицу, господин? – уточнил я. – Да, его географический центр – это Ось, что-то вроде огромного столба в центре вашего Колеса в Джиндине. Ось поддерживала купол Колеса. Материалом для нее явно послужило исполинское дерево, невообразимо высокое и необычайно широкое в обхвате. В лесу я таких никогда не видел. Каждую неделю на нем вывешивают Списки – распорядок состязаний на Арене 13. – Как я уже сказал тебе, – продолжил Коннит, – наше незримое Колесо вращается со скоростью одна спица в год. Внешняя часть каждого сегмента, ближе к ободу, населена разными видами волков. Двенадцать из них – обычные волки. Когда незримое Колесо поворачивается, вместе с ним волки переселяются в другое место. Каждый год в землях гентхаев охотятся разные виды волков. Но тринадцатый год приносит с собой зло: волков, которые больше, чем просто волки. Тринадцать ночей, начиная с ночи полнолуния, гентхайские воины сражаются с ними в ритуальном поединке. Мы привязываем к столбу малолетнего ребенка, всегда девочку. Она – жертва, приманка, и ее выбирают по жребию. Из темноты выходят волки и пытаются схватить ребенка, которого защищает вооруженный мечами воин. Волков четверо – смертельный квартет, носящий название «вервейт». Трое из них бегают на четырех лапах и выглядят как обычные волки. Четвертый – зверь с головой волка, который ходит на задних лапах. Он всегда держится за спинами трех других. Похоже на бойца и лаков. Считается, что у четверых один разум на всех. Его рассказ меня ошеломил. Это было очень похоже на поединки на Арене 13, но было в этом что-то от ночного кошмара. Неужели они настолько жестоки, что жертвуют жизнью детей? Как можно привязать ребенка к столбу перед лицом такой жуткой смерти?! – Почему этот ребенок всегда девочка, господин? – спросил я. – Лишь один ребенок из четырех, что рождаются у нас, – девочка, так что тем самым племени наносится великий ущерб. Девочки ценятся очень высоко. Цель волков – уничтожение нашего народа. – Много ли воинов побеждают в таких поединках, господин? Коннит покачал головой: – Трудно победить четырех противников, когда защищаешь ребенка. – Значит, погибают и ребенок, и воин? – Да, они погибают, и волки пожирают их. Снег пошел гуще. Поделенный на части круг постепенно стал исчезать, подобно тому, как дурной сон испаряется с первыми лучами солнца. – Почему, господин? – спросил я. – Зачем это нужно? Зачем сражаться ценой стольких жизней? Зачем жертвовать детьми и воинами? Коннит нахмурился и поджал губы. Когда он ответил, я уловил в его словах горечь: – Ритуал имеет только одну полезную для нас сторону – это проверка на храбрость и боевые умения. Это главное испытание любого воина. Но это не наш собственный выбор. Это цена, которую гентхаи платят за право жить внутри Барьера, цена существования нашего племени. Горожанами правит Протектор. Джинны, одержавшие победу над людьми, поставили его властвовать над ними. Протектор сквозь пальцы смотрит на дела Хоба, который держит в страхе весь город. Мы, гентхаи, несем другое бремя – этим ритуалом нас лишают наших храбрейших и лучших воинов. Это намеренная стратегия, призванная ослабить нашу военную мощь. Мы считаем, что если не будем участвовать в ритуальных поединках, то джинны нас уничтожат. Когда-то это была страна птиц, кроме людей, здесь жили только они. Млекопитающих тут не было. Чтобы дать нам источник пропитания и одновременно испытать силу нашего духа, джинны поселили здесь медведей, оленей, свиней, лошадей, быков и волков. Думаю, что и Волчье Колесо появилось неким искусственным образом. Это конструкт, матрица шаблонов, созданная джиннами. Мы живем свободно в нашем лесу, не подчиняясь Протектору, но мы должны подчиняться ритуальному поединку, который медленно уничтожает наш род. Это придумали для нас джинны. Мы – жертвы вервейтов. Я кивнул. Не исключено, что поединки на Арене 13 тоже возникли как вариант жестокого гентхайского ритуала. – У меня есть причина сказать тебе это, Лейф, – произнес Коннит с мрачной улыбкой. – Понимаешь, сейчас тот самый худший год. Мы вошли в тринадцатую часть Волчьего Колеса. Еще три ночи – и мы встретим полнолуние. И тогда начнутся ритуальные поединки. Хочешь лучше узнать народ твоего отца? У тебя есть шанс увидеть нечто такое, о чем не ведают посторонние. Ты приглашен увидеть ритуал вместе с избранным отрядом. С теми, кто приходится родственниками воинам. Каждый воин будет защищать свою дочь. Все, кроме одного! В этом году один ребенок осиротел, но жребий все равно пал на нее, и ее привяжут к столбу. Такое случается редко, но теперь кто-то из наших соплеменников должен добровольно вызваться защищать эту девочку. Хочешь быть принятым за своего, Лейф? Хочешь стать настоящим воином своего народа со всеми почестями и уважением, которые такому воину причитаются? Хочешь? – Да, господин, – кивнул я. – Что ж, у тебя есть такая возможность. Она сама идет тебе в руки… Но примешь ли ты ее? Готов ли ты защитить сироту?