– Что никакой другой двери, кроме парадной, не открывали? Женщина кивнула. – Такое уже случалось, Флавия? – спросил Фредди. – Пару раз, но в театрах. Сперва розы охапками бросали на сцену, а сегодня я нашла в своей гримерной несколько десятков букетов. Он посмотрел на ее пустые руки. – Ты их там и оставила? – Я не хотела брать с собой эти цветы. И сейчас не хочу, – сказала она, и это прозвучало так, словно она испугана. На какое-то время Флавия замерла в нерешительности, потом посмотрела на друга, и ее прорвало: – Бога ради, Фредди! Помоги мне! Он пересек лестничную площадку, обнял Флавию за плечи сперва одной рукой, потом обеими, и она, всхлипывая, прильнула к его груди. – Фредди, как он сюда проник? Откуда узнал, где я живу? Кто это вообще такой? Он не знал, что сказать, а прикосновение к ее телу, такому знакомому, породило в его душе вихрь эмоций, которые маркиз когда-то испытывал к этой женщине: любовь, ревность, гнев, страсть, а еще те, которые сохранились даже после того, как она его бросила: уважение, дружба, желание ее защитить, доверие. Фредди любил свою жену и был увлечен Флавией, но не настолько, чтобы не думать об остальном. Теперь у Флавии двое взрослых детей, у него самого – трое и стабильный брак. Благополучие семьи всегда было главным для него. Фредди слегка отстранился, продолжая одной рукой обнимать ее. – Флавия, дай мне минутку. Я зайду в квартиру и все проверю! – сказал он и добавил: – Если цветы лежали по эту сторону двери, там, скорее всего, никого нет. Логично? Фредди улыбнулся и пожал плечами. «Телохранитель в шелковом халате! – подумала Флавия. – Сейчас он снимет тапочку и отшлепает негодяев!» Она посторонилась. Он нашел нужный ключ и четырежды повернул его в замке, прислушиваясь к звуку отодвигаемых стальных ригелей. «Если там кто-нибудь и есть, он заперся изнутри», – сказала себе Флавия. Фредди открыл дверь и потянулся, чтобы включить освещение. Сделал пару шагов и остановился. Флавия вошла в квартиру следом за ним. – Мне показалось, ты хочешь, чтобы я тут осмотрелся, – сказал Фредди, словно опасаясь, что в ее присутствии растеряет всю свою храбрость. – Это моя проблема, – сказала Флавия. – Это мой дом, – отозвался Фредди, каким-то внутренним, хозяйским чутьем уловив, что посторонних в квартире нет. Флавия удивила его, засмеявшись. – Мы вместе не больше пяти минут – и уже ссоримся! – сказала она. Фредди повернулся и с недоумением посмотрел на нее, словно спрашивая себя, уж не разыграла ли она его по актерской привычке. Но у Флавии было мокрое от слез лицо и стеклянный взгляд человека, пережившего сильное потрясение. – Постой тут, – сказал Фредди. – И не закрывай дверь! Он прошел по комнатам, даже заглянул под кровати во всех трех спальнях. Проверил платяные шкафы и гостевую ванную, распахнул двери на террасу. Там тоже никого не оказалось и, как и во всей квартире, не было следов пребывания чужаков. Вернувшись в холл, Фредди увидел, что певица все еще стоит у входной двери, прижавшись к стене затылком и спиной, с закрытыми глазами. – Флавия! – позвал он. – Никого нет! Она попыталась улыбнуться – не вышло. – Фредди, спасибо. И прости, что я на тебя накричала. – У тебя были на то основания, Флавия. А теперь идем со мной: посидим втроем, поговорим, выпьем по бокалу! – А потом? – А потом вернешься к себе – и спать. – Почему? Ты не хочешь, чтобы я осталась на ночь в вашей квартире? Взгляд Фредди не утратил тепла и сердечности, когда он покачал головой и с деланым раздражением произнес: – Я думал, Флавия, ты сама обо всем догадаешься. Если ты не вернешься туда сегодня, то больше никогда не сможешь заснуть в этой квартире. Он прошел к двери и указал на замок. – Если ты закроешься изнутри, даже пожарные сюда не войдут, а уж они способны открыть любой замок в этом городе. – И, предугадав ее вопрос, добавил: – На террасу тоже никто не залезет. Разве что спустится сверху, с нашего этажа, но думаю, это маловероятно. Флавия понимала: все, что говорит Фредди, – правда и она реагирует так бурно, потому что ужасно устала после спектакля, да еще испытала стресс – когда испугалась, увидев перед дверью цветы. Ей уже случалось испытывать страх, но тогда в происходящем была логика: Флавия знала, чего именно боится. Однако эти розы… Что они означают? Скорее всего, это дань ее таланту, благодарность за хорошее выступление. Почему же тогда она, Флавия, ощущает в этих цветах угрозу и что-то еще более зловещее, сродни сумасшествию? Откуда у нее вообще такие мысли? Глубоко вздохнув, она посмотрела на Фредди. – Я уже и забыла, какой ты добрый. И терпеливый, – сказала она, легонько касаясь его руки. – Спасибо за приглашение, но будет лучше, если я поскорее лягу. Слишком много всего произошло: сперва спектакль, затем – желтые розы, которыми была усыпана вся сцена и гримерка, после – встреча с поклонниками и теперь – это! Флавия провела руками по лицу, и когда отняла их, то выглядела еще более утомленной. – Ладно, – сказал Фредди. – У тебя есть мой номер. Положи телефон возле кровати. Можешь звонить мне, когда захочешь. В любое время. Если что-то услышишь или тебе померещится, сразу набери меня! Договорились? Флавия поцеловала его в щеку – как и подобает давней приятельнице: – Спасибо, Фредди! Он повернулся, собираясь уходить. Голосом, в котором не было даже намека на драму, произнес: – Закрой за мной дверь на замок. – И, потрепав ее по руке, добавил: – И сразу же ложись спать! Так Флавия и сделала, потратив пару минут на раздевание и на то, чтобы надеть старую футболку, когда-то позаимствованную у сына. Они с Микки-Маусом уже засыпали, и вдруг женщина вспомнила, что впервые после спектакля не позвонила детям. Чувство вины не отпускало ее, пока она не провалилась в сон. 5 Проснулась Флавия с ощущением, похожим на похмелье, – словно вчера выпила лишнего, хотя этого и не случалось уже многие годы. Голова болела, глаза опухли и не хотели открываться. Спина и плечи затекли, и потянуться под одеялом Флавия смогла с большим трудом. Сначала она подумала, что все это нервы, но потом вспомнила вчерашний прыжок с крыши замка Сант-Анджело: как она рухнула на ворох поролоновых матрасов, приземлившись не на живот, а скорее на бок. Флавия сразу почувствовала, что ударилась, но по ту сторону занавеса уже гремели аплодисменты, и она обо всем забыла. Надеясь уменьшить боль, она долго стояла под душем, подставляя под очень горячую воду сперва голову, потом спину. Затем завернулась в огромное полотенце, другим обернула мокрые волосы и отправилась в кухню, где сварила кофе и выпила его без сахара и сливок. Допивая вторую чашку эспрессо, Флавия босиком переместилась в гостиную, окна которой выходили на балкон. В этом помещении и в паре соседних, выходящих на канал, были слышны гудки проплывающих мимо вапоретто, – в отличие от спален, окна которых выходили на другую сторону. Начинался еще один унылый, серый день, и Флавия подумала, что, если открыть стеклянную дверь, выйти на террасу и сделать хватательное движение, назад в комнату можно принести в кулачке немного влаги… Она долго стояла у окна, наблюдая за снующими в обе стороны корабликами. Отсюда было видно имбаркаде́ро[20] возле церкви Санта-Мариа-дель-Джи́льо, справа, по ту сторону канала. Флавия успела заметить, как к нему причалили две лодки. «Если б я только могла думать о двух разных вещах одновременно!» – поймала она себя на мысли и вернулась в спальню, чтобы посмотреть, который час. На часах, которые Флавия оставила возле кровати, было почти одиннадцать. Рядом лежал мобильный. Фредди прислал ей уже три сообщения. В последнем говорилось, что, если она не объявится до полудня, Сильвана спустится и позвонит к ней в дверь; сам он уже в конторе и сделать этого не может. Флавия написала ему эсэмэску с просьбой не валять дурака, но вовремя опомнилась, стерла этот текст и набрала новый: она только что проснулась, и ей гораздо лучше. И хотя телефонино едва ли лучшее средство коммуникации, певица поблагодарила Фредди за помощь и терпение, проявленное им вчера ночью, и прибавила, что как друг он просто бесценен. Ответ пришел через считанные секунды: «Ты тоже, дорогая!» Всего три слова, но они невероятно ее подбодрили. Флавия быстро оделась, выбрав коричневое платье, с которым не могла расстаться уже много лет, и коричневые туфли на низком каблуке, достаточно удобные для того, чтобы выстоять в них многочасовую репетицию. Флавия зашла в бар по левую сторону калле[21], ведущей к мосту, и заказала сладкую булочку-бриошь и кофе. Заказала и тут же спросила себя, не безумие ли это – пытаться сорвать репетицию, что обязательно случится, если ее организм сейчас получит слишком много сахара и кофеина. Она окликнула бармена и изменила заказ: один трамецци́но с прошу́тто и моцареллой и стакан апельсинового сока. Флавия взяла оставленную кем-то на барной стойке Il Gazzettino[22] и лениво пролистала ее за едой, не получая удовольствия ни от чтения, ни от сэндвича, но гордясь тем, что устояла перед сладостями и еще одной чашкой кофе. Капельдинера Флавия застала на рабочем месте, в застекленной каморке, и попросила его рассказать поподробнее о людях, которые принесли розы, но он вспомнил только, что носильщиков было двое. В ответ на вопрос Флавии капельдинер сказал: да, это были венецианцы, хотя он и не помнит, чтобы они доставляли цветы в театр раньше. Флавия уже повернулась, собираясь уходить, но тут капельдинер окликнул ее и спросил, правда ли то, что говорит Марина – что синьора не хочет забирать ни цветы, ни вазы. Если это так, позволено ли ему будет взять что-нибудь для дочки? Нет, жена ушла от него к другому, а дочка – ей тогда было всего пятнадцать – пожелала остаться с ним. Нет, с матерью и ее новым мужем она жить не захотела, и судья сказал, что она может остаться с отцом. Его девочка любит все красивое, вот он и спросил у Марины, можно ли взять одну вазу и букет, а та ответила, что это решать синьоре, ведь она сказала, что цветы и вазы – для костюмеров; но с синьорой работают только двое костюмеров, поэтому она, Марина, лучше пока оставит вазы и цветы у себя, – до тех пор пока синьора не скажет, что он может их взять. И снова Флавия спросила себя, что именно вызывает у людей желание общаться с ней. Или же простого любопытства или заинтересованности достаточно для того, чтобы пролился поток информации, не важно, кто слушатель? Флавия улыбнулась, посмотрела на настенные часы над столом и удивилась тому, что уже так поздно. – Скажите Марине, что мы с вами все обсудили и я разрешила взять то, что вам понравится. – Ваш аккомпаниатор еще не приехал, синьора, – любезностью на любезность ответил капельдинер. – Он живет в До́ло[23], поэтому часто опаздывает. – Но разве это далеко от Венеции? – спросила Флавия, делая неопределенный жест в сторону материка. – Километров двадцать, синьора. Только машины у него нет. Ну почему ей приходится все это выслушивать? – Однако туда можно добраться поездом или автобусом. – Конечно. Только поезда теперь ходят реже, по утрам уж точно. А на автобусе ехать больше часа. Больше часа? Уж не перенеслась ли она во сне в Буркина-Фасо?