– Артисты! – буркнул Брунетти. Певица снова засмеялась, подумав о том, что и полицейские наверняка устали. – Придется еще немного подождать. На то, чтобы снять с себя все это, мне понадобится некоторое время, – проговорила Флавия, проводя ладонями по сценическому костюму. Брунетти глянул по сторонам, но театральных охранников поблизости не наблюдалось. – А где твои гориллы? – А, ушли! – ответила Флавия. – Я сказала им, что после спектакля со мной будут полицейские, они и проводят меня в костюмерную. Подобно Ариадне, она знала дорогу, сворачивала налево и направо без колебаний и в считанные минуты привела Брунетти и Вианелло к искомой двери. Сидящая тут же, в коридоре, женщина при виде Флавии встала. – Я не бастую, синьора! – с явным раздражением сказала она. – Это удел ленивых болванов, рабочих сцены. Оставив при себе замечание насчет солидарности трудящихся, Брунетти спросил: – Когда началась забастовка? – О, минут двадцать назад. Уже несколько недель они грозились это сделать, и сегодня профсоюз проголосовал за. – Однако вы не согласны? – В стране финансовый кризис, а эти болваны бастуют, – сказала костюмерша с еще бо́льшим раздражением. – Конечно, мы не будем этого делать! Они безумцы. – Чем это грозит театру? – спросил комиссар. – Декорации останутся неразобранными, и те, кто придет на завтрашний дневной концерт, будут любоваться замком Сант-Анджело под музыку Брамса. «Так вот почему звонили помрежу!» – подумал Брунетти. Вот она, катастрофа, которая может помешать провести последний спектакль! Наверное, уже жалея о своей резкости, костюмерша добавила: – Вообще-то их можно понять: с ними не подписали очередной контракт на шесть лет. И с нами тоже. Но работать надо. У всех у нас семьи. Давным-давно Брунетти зарекся обсуждать с незнакомыми людьми политику и социальные гарантии – чтобы разговор не закончился дракой. – Значит, с последним спектаклем будут проблемы? – спросил он, но Флавия перебила его: – Я переоденусь и позвоню детям. Возвращайтесь минут через двадцать. Брунетти и Вианелло прошли дальше по коридору, решив немного прогуляться по этажу. Когда полицейские скрылись из виду, Флавия сказала, одергивая юбку: – Я развешу все на плечиках и оставлю в костюмерной. Можете идти домой, Марина. Ключ у вас есть, верно? Сможете завтра сюда попасть? – Да, синьора. – И тут же добавила, сделав ударение на первом слове: – Я обязательно буду на работе. Флавия вошла в комнату, включила свет над туалетным столиком и повернулась, чтобы запереться изнутри. – Добрый вечер, синьора! – произнес женский голос у нее за спиной. У Флавии перехватило дыхание. Почему, ну почему она поспешила с этими звонками? Почему отмела предостережения Брунетти? – Вы сегодня прекрасно пели. Заставляя себя сохранять спокойствие, с вымученной улыбкой на лице Флавия обернулась и увидела у стола женщину. В одной руке у нее был букет желтых роз, в другой – нож. «Не с ним ли она набросилась на Фредди?» – было первое, о чем подумала певица. Но потом заметила, что клинок у этого ножа длиннее, чем тот, от которого, по предположениям врачей, пострадал ее друг. Флавия смотрела на незнакомку во все глаза, но сосредоточиться ей не удавалось: она видела лишь отдельные части тела, а не полную картину. Как она ни напрягалась, в поле зрения оказывались либо глаза женщины, либо нос, либо рот. Как собрать все это вместе, чтобы понять, как она выглядит? То же самое с фигурой. Она высокая? Или низенькая? Что на ней надето? Флавия постаралась расслабить лицевые мышцы, ни на мгновение не выпуская из виду зыбкий силуэт возле туалетного столика. Собаки нюхом чуют, когда их боишься – так ей говорили. И они нападают, если чувствуют слабость. Флавии вспомнилась бабушкина поговорка: Da brigante uno; a brigante, uno e mezzo: «Бандит тебе одно, ты ему – полтора». Но для начала нужно утихомирить эту бандитку; надо убаюкать чудовище. Нож, напротив, постоянно оставался в фокусе, однако Флавия старалась его игнорировать. – Значит, это вы присылали мне розы. – Она указала на цветы. – Я рада, что могу наконец вас поблагодарить. Не представляю, где вы достаете их в это время года. Да еще в таких количествах! Глупая болтовня, наивная хитрость – но ничего лучше Флавия придумать не смогла. Эта женщина все равно видит ее страх; скоро она его еще и учует. Судя по всему, незнакомка сочла комментарий Флавии вполне естественным (а почему, собственно, нет?) и ответила: – Я не знала, какой цвет вам понравится больше, но потом вспомнила, что несколько лет назад на том ужине в Париже вы были в желтом платье. И выбрала желтые розы. – А, то старое желтое платье! – пренебрежительно произнесла Флавия, как будто разговаривала с подружкой. – В свое время я нашла его на распродаже и купила – ну, знаете, как это бывает. А потом не могла решить, идет оно мне или нет. – По-моему, вы выглядели в нем великолепно, – сказала женщина таким обиженным тоном, словно это она подарила Флавии платье, а та отвергла ее презент. – Спасибо, – проговорила Флавия и очень медленно и естественно направилась к туалетному столику, отодвинула стул и уселась напротив зеркала. Указав на диван, она предложила: – Может, присядете? – Нет, я постою. – Вы не против, если я сотру грим? – спросила Флавия, протягивая руку к коробке с салфетками. – Вы нравитесь мне в гриме, – ответила незнакомка таким астрально-холодным голосом, что рука Флавии зависла над коробкой, отказываясь ей повиноваться. Певица не могла ни взять салфетку, ни уронить руку обратно на колени, где покоилась ее другая рука. Флавия посмотрела на свои пальцы, желая пошевелить ими, стиснуть их. И мгновение спустя ей это удалось: ее рука упала рядом с другой, пальцы сжались в кулак. – Вы лжете, – спокойно произнесла женщина. – О чем? – спросила Флавия, стараясь, чтобы в ее голосе прозвучало любопытство, а не желание оправдаться. – О цветах. – Но они прекрасны. – Тот человек, ну, с которым у вас был роман, вынес их и выбросил на улицу, в тот же вечер, когда я вам их подарила, – запальчиво возразила собеседница и уже ледяным тоном сообщила: – Я видела его. – Вы о Фредди? – спросила Флавия с усмешкой. – Он ужасно боится свою жену, не хочет, чтобы она подумала, будто это он их мне прислал. Едва увидев букет, Фредди запаниковал и сказал, что их нужно поскорее убрать из дома. – Но это не помешало ему поселить вас у себя, не так ли? – спросила женщина тоном, каким обычно делают ядовитые намеки. – Это было идеей его жены, – легко парировала Флавия. – Она сказала, что так ей будет легче присматривать за нами обоими. – Она хотела добавить пару ремарок насчет глупых ревнивиц, потом взглянула в лицо незнакомки и передумала. – Вообще-то она прекрасно знает, что между нами давно ничего нет. – И, словно это только что пришло ей в голову, выпалила: – С тех пор прошло двадцать лет! Женщина, чье отражение Флавия теперь видела в зеркале напротив, не ответила. Внезапно певице ужасно захотелось расслабиться, закончить этот дурацкий спектакль, но зеркало безжалостно демонстрировало ей нож. Ощутив новый прилив сил, Флавия спросила: – Зачем вы здесь? Однажды она пела партию Манон в одноименной опере, и тенор во время репетиции плюнул на нее. Так вот, такую же теплоту, что и в этот вопрос, она вложила в свои с ним дуэты, и столько же актерского мастерства. – Я видела вас и раньше, – сказала женщина. Флавия удержалась от замечания, что это и так понятно, раз она видела ее в Париже в желтом платье, и вместо этого сказала: – И как я пою, полагаю, тоже слышали? – Я вам писала, – с ожесточением заявила незнакомка. – Надеюсь, вы получили ответ, – произнесла Флавия, улыбаясь их общему отражению. – Получила. Но вы сказали «нет». – По поводу чего? – уточнила Флавия с любопытством, которое ей даже не пришлось изображать. – По поводу уроков музыки. Три года назад я написала вам с просьбой об уроках, но вы мне отказали. Флавия неотрывно смотрела, как женщина наклоняется и кладет цветы на пол. Только цветы. – Простите, но я этого совершенно не помню. – Вы мне отказали, – настаивала незнакомка. – Извините, если я вас обидела, – сказала Флавия, – но я не даю уроков пения. – И чтобы это было похоже на принципиальную позицию, добавила: – У меня нет к этому способностей. – Но вы разговаривали с той студенткой! – выпалила женщина голосом, в котором сквозила ярость. – С той девушкой? – переспросила Флавия с весьма убедительным пренебрежением. – Ее отец – лучший рипетиторе театра, с ним все хотят работать. Что еще я могла ей сказать?