– Ага, и бог его простит за раскаяние, и земной суд не накажет! И он прямо чистенький такой, беленький-пушистенький пойдет дальше преступления совершать, да?! – Дитя мое, угомонись. Давай обойдемся без теософских диспутов. Реми, оставшийся без перевода, только удивленно моргал, слушая их горячий спор. Алексей посмотрел на часы. – Мне пора ехать на Красную Пресню. – Потом расскажешь? – спросила Ксюша. – По возможности, – глянул на нее Алексей искоса и направился к выходу. Ксения знала, почему он так ответил. Ведь с момента, как клиент изложил сыщику суть дела, оное дело становится неразглашаемой тайной… Прямо как тайна исповеди. Анжела стояла у огромного окна, контражур вытачивал ее изящный силуэт. Она обернулась, когда услышала голос сына, представлявшего сыщика. Да уж, и впрямь хороша собой, оценил Кис. По типу внешности Анжела напоминала Монику Белуччи: выразительные темные глаза, сочный рот. Хотя глаза были припухшими и покрасневшими, а рот будто обметан сухой коркой – это, как ни странно, лишь прибавляло ей шарма. Возможно, по контрасту с ее кричащей сексапильностью: будто легкий мазок страдания, человечности, духовности. Фарфоровая бледность и тени под глазами удачно дополняли картину. Алексей, следуя приглашающему жесту Мики, сел на диван, Анжела опустилась (именно опустилась, царственно и медленно) на сиденье напротив, красиво поставив ноги. Сын устроился рядом. – Рассказывайте, – подбодрил ее Кис, видя, что молчание затягивается. Анжела смотрела на детектива, широко распахнув глаза – знала, такой взгляд вызывает у мужчин слабость в коленках, – и взвешивала, как лучше подать историю. Какой-нибудь глупец или глупица… Анжела не заморачивалась, когда требовалось слово, отсутствующее в языке: натура творческая, она мгновенно его придумывала. По крайней мере, для мысленных формулировок, про себя. На люди она своих словесных детей выпускала, конечно, с осторожностью, как предусмотрительный родитель. Так вот, какой-нибудь дурень или дуреня могли бы удивиться: что там подавать? История-то, как ни крути, одна и та же! И невдомек им, убогим, что все меняется от интонации, от выражения лица. Слова, произнесенные наивной девушкой, звучат совершенно иначе, чем те же речи в устах женщины опытной, способной придать им потайной смысл. И, главное, нужно понимать, как кому говорить. С одним человеком выгоднее казаться дурочкой, с другим – отвязной кокеткой, с третьим недоступной герцогиней, с четвертым – интеллигентной всепонимающей женщиной, с пятым… Однако как повести себя с мужчиной, вошедшим в гостиную Микаэля, Анжела не смогла определить с ходу. У него было худшее из всех возможных выражений лица: честное и умное. Худшее, потому что самое коварное. Ведь честный не может быть умным: только дурак говорит всегда правду. И умный, соответственно, не может быть честным. Однако Мика сказал, что этот детектив самый толковый в Москве, судя по отзывам… Лучше всего сыграть дурочку, решила она. Минут пятнадцать Алексей слушал лихорадочно-сбивчивое повествование об Аборигенке, приносившей коктейли. История выглядела немного бредовой, однако Алексей был уверен: Анжела не лжет. Разве только недоговаривает. – Я решила вчера, что все это мне из-за жары привиделось и прислышалось, – именно так она выразилась, – но сегодня утром в самолете я обнаружила вот это, – и она протянула сыщику бумажный конверт. – Положите его на стол, быстро, – произнес тот. Анжела удивилась, но приказ выполнила, бросив конверт, словно тот оказался ядовитым. – Вы оставили на нем множество отпечатков, – пояснил детектив. – Если там имелись отпечатки преступника, вы их смазали своими, к сожалению. Надеюсь, что не полностью… Больше к конверту никто не прикасался? – Я, – смущенно ответил Мика. – Хорошо, мы сделаем дактилоскопию, чтобы идентифицировать ваши и отличить от чужих. Если последние там наличествуют, разумеется. Вы не возражаете? Никто не выразил протеста. Кис натянул резиновые перчатки – без них он из дома не выходил, они лежали во всех карманах его пиджаков и брюк, не говоря уж о специальном портфельчике, который он обычно возил в багажнике машины. Осторожно взяв конверт за угол левой рукой, он приоткрыл его правой. Затем медленно наклонил, дав выскользнуть содержимому на стол. – Засушенный цветок? – удивился он. – Красная лилия. Не то чтоб очень редкий вид, но все же растет не везде. – Вам это о чем-нибудь говорит? – О да. Аборигенка носила точно такую же лилию в волосах. Свежую, конечно. – Вот как, – пробормотал Алексей, как бы рассматривая цветок, а на самом деле решая: прямо сейчас вынуть козырь или еще подождать? – Вы ее узнали, как я понял. Козырь он все-таки вытащил сразу, не утерпел. Нуте-с, теперь ваш ход, мадам. «Мадам» принялась искать какую-нибудь правдоподобную отмазку, Кис это четко видел: глаза ее поплыли в сторону, всячески избегая случайного пересечения взглядов с сыщиком. Да уж, врать не так-то легко даже тем, кто изрядно поднаторел в этом искусстве. Когда ситуация нестандартна и одновременно неожиданна – приходится думать на ходу. А это, хочешь не хочешь, требует хоть небольшой паузы. – Кого? – правдоподобно изумилась Анжела, распахнув красивые глаза в обрамлении красивых ресниц под красиво прорисованными бровями. – Аборигенку, – любезно отозвался Кис. – Узнала? Я – ее? Странная какая мысль. Я никогда не видела эту девушку раньше. – А «арка Купидона», это разве не о ней? – Ар… Арка Купидона? Вы о чем? – О форме верхней губы. Вам она, форма эта, показалась знакомой, так ведь? Надо думать, достаточно необычная. Анжела подняла брови. – Я вас не понимаю. Выбор у сыщика был ограниченный: либо принять ее игру, сделав вид, что верит; либо идти напролом. Второе чревато отказом в его найме. А это вовсе не входило в планы Алексея. – Ну как же, – мягко возразил он, – вы сказали Микаэлю, что… Анжела перевела взгляд на сына. – Да, мама, ты вчера произнесла эти слова по телефону, – кивнул тот. – Я не знал, что они означают форму губы, я думал, что ты говоришь о стрелах Амура… – Вот как? – она покачала головой, усмехнувшись, будто удивлялась самой себе. – Не помню. Я заснула, у меня случился тепловой удар… А когда проснулась, то обнаружила рядом мертвого Антона. Представляете мое состояние? И что я несла, какой бред, теперь не вспомнить. Возможно, мне снилось что-то, связанное с Амуром? – Анжела обезоруживающе улыбнулась. – Ну что ж, на нет и суда нет. Аборигенку вы не узнали, она никого вам не напомнила. Однако, как вы утверждаете, она хочет вас убить. Может, вы представляете причину? – Причину… Меня убить?! Какая может быть причина?! – Множество. Например, она ваша дочь, от которой вы когда-то отказались. – Боже упаси! Не было у меня никакой дочери! – Ладно. Тогда она мстит вам за что-то. – За что?! – Анжела, я понятия не имею. Это вы должны мне дать хоть какую-нибудь зацепку. Переберите в памяти всех людей, которые могут желать вам зла. – Но… Мика, как по-твоему, кто-нибудь может желать мне зла? Я совсем, совсем не вижу подобных личностей… Я никому ничего плохого не сделала… – На глазах у Анжелы выступили слезы. – Но зачем-то она ведь вас преследует. В аэропорту она сказала, что придет за вами, верно? Голос ее был, Аборигенки? – Не знаю, я никого не видела! Там много людей вокруг было, они между собой говорили на все голоса… Может, ко мне это никакого отношения вообще не… – А засушенный цветок, – перебил ее детектив, – который оказался у вас на коленях в качестве напоминания о вашей встрече в отеле, он тоже к вам никакого отношения не имеет? – А если это не она его положила? – В самолете вы ее не заметили? Вы рассмотрели пассажиров? – Да. Но Аборигенку не увидела. – Допустим, она изменила внешность. Вы бы ее узнали, как вы думаете? У всех ведь разные способности к распознаванию лиц. Одни люди не могут идентифицировать человека лишь потому, что он надел очки. Другие узнают его и в парике, и с линзами… – Я прошла весь салон, от начала до конца. Ее там не было, точно. И как ко мне попал конверт, я не… – Значит, Аборигенка попросила кого-то из пассажиров. Может, заплатила, а может, наплела трогательную историю. Мол, у вас день рождения и она хочет сделать сюрприз. Но, Анжела, кто бы ни положил вам конверт, привет-то пришел от нее! – Послушайте, но в таком случае она должна была крутиться рядом с пассажирами во время регистрации! Потому что потом они ушли через паспортный контроль, куда человек без билета попасть не мог. Запросите записи с камер наблюдения аэропорта! О, мадам весьма умна, быстро сообразила. – Замечательная мысль. Ответ: нет. Я не полиция, у меня не имеется подобных полномочий. И, к слову, почему вы обратились ко мне, а не в полицию? – Они не станут искать. В теле Антона не обнаружили никакого яда или лекарства, которое могло бы его убить. А слова Аборигенки… Анжела умолкла, лицо ее стремительно бледнело. Глаза, наоборот, потемнели – два колодца, черных, непроглядных. Ей стало по-настоящему страшно, понял Кис, она не играла.