Но тут солнечные лучи, проникавшие внутрь сквозь окна в потолке, медленно потянулись к принцу в блестящих латах, стоявшему у алтаря, и Артас с облегчением перевел дух. Должно быть, все из-за того, о чем говорил Утер – из-за чувства, будто он недостоин такой чести, по уверениям Утера, знакомого всем паладинам! Должно быть, оно-то и послужило причиной задержки! В памяти сами собой всплыли слова Светоносного: «Все чувствуют, будто не готовы… Не честь тебе оказана, а милосердие – милосердие чистейшей воды… Однако Свет все равно любит нас». И вправду: теперь Свет озарял, пронизывал принца насквозь, сиял столь ослепительно, что Артасу пришлось смежить веки. Вначале ласковый, теплый, Свет вскоре сделался опаляющим, и Артас невольно вздрогнул. Казалось, жар… очищает его изнутри, опустошает, отмывает дочиста и наполняет заново. Вскипев в груди, жар Света смягчился, сменившись приятным теплом. Артас открыл глаза, моргнул и потянулся к символу ордена – молоту. Сомкнув пальцы на древке, он поднял взгляд на Фаола. Ласковая улыбка архиепископа сделалась еще шире. – Восстань же, Артас Менетил, паладин и защитник Лордерона! Приветствуем тебя в ордене Серебряной Длани! Не в силах сдержаться, Артас широко улыбнулся, схватил исполинский молот – такой огромный, что на миг принцу показалось, будто он не сумеет поднять его – и с торжествующим криком вскинул его над головой. Очевидно, волею Света молот в его руках сделался легче. В ответ на его восторженный клич собор зазвенел от аплодисментов и криков «ура». Новые братья и сестры крепко, от души, обняли принца, а затем, отринув формальности, к алтарю устремились отец, Вариан и все остальные. Под общий смех Вариан хлопнул Артаса по плечу, но только отбил ладонь о твердый металл наплечника. Случайно обернувшись, Артас увидел прямо перед собой синие глаза и улыбку леди Джайны Праудмур. Прижатых друг к другу толпой, устремившейся к новоиспеченному паладину ордена Серебряной Длани, их разделяли какие-то несколько дюймов. Такой уникальной возможности Артас никак не мог упустить. Обхватив левой рукой тонкую талию Джайны, он привлек ее к себе и обнял. Удивленная, но вовсе не возмущенная, Джайна со смехом обняла его в ответ, на миг прижалась к его груди и, по-прежнему улыбаясь, отстранилась. Казалось, на миг радостные возгласы собравшихся в соборе в этот жаркий летний день стихли, а вокруг не осталось никого, кроме смуглой от загара улыбающейся девушки. Можно ли поцеловать ее? Нужно ли? В желании сделать это Артас не сомневался, но, пока он раздумывал, Джайна высвободилась из его рук и отступила в сторону. Место одной светловолосой девушки тут же заняла другая – Калия. С радостным смехом она крепко обняла брата. – Мы так горды тобой, Артас! – воскликнула она. – Из тебя выйдет чудесный паладин, я даже не сомневаюсь! Артас улыбнулся и тоже обнял Калию, радуясь одобрению сестры и жалея о том, что так и не набрался смелости поцеловать дочь прославленного адмирала. – Прекрасно, сын мой, – сказал и Теренас. – Сегодня я горд тобой. Глаза Артаса сузились. «Сегодня?» Что это может значить? Разве в другие дни отец не гордился им? Внезапно его охватила злость – неизвестно, отчего и на кого. На Свет, так долго мешкавший с одобрением, на Джайну, отстранившуюся в тот самый миг, когда он мог поцеловать ее, на замечание Теренаса? Заставив себя улыбнуться, он начал проталкиваться к выходу. Хватит с него этой толпы народу, в которой его на самом-то деле почти никто не знает и уж точно никто не понимает! Артасу было девятнадцать – Вариан в его возрасте уже целый год правил Штормградом. Достигнув совершеннолетия, он получил право делать все, что пожелает, а теперь его путь направляло благословение Серебряной Длани. Ему вовсе не хотелось торчать без дела в лордеронском дворце и наносить скучные официальные визиты соседям. Хотелось предпринять что-нибудь… увлекательное. Достойное его власти, высоты положения и способностей. Мало этого – он уже точно знал, что именно. Часть вторая Светлая леди Интерлюдия День выдался именно таким, каких Джайна Праудмур терпеть не могла – хмурым, ветреным, невыносимо студеным. Да, из-за ветров с океана Терамор казался прохладным даже посреди жаркого лета, однако сегодня мороз, принесенный в город ветром и проливным дождем, пробирал до самых костей. Океан за окном мрачно пенился, небо над волнами угрожающе потемнело. Казалось, ненастью не будет конца. Учебные площадки снаружи превратились в сущую трясину, путники искали приюта в таверне, а доктору ван Склиффу пришлось осматривать вверенных ему раненых на предмет симптомов болезней, навеянных внезапным похолоданием и сыростью. Охрана Джайны стояла под струями ливня, не проявляя ни малейшего недовольства, но, несомненно, приходилось им хуже некуда. Джайна велела одной из служанок отнести несгибаемым воинам, стойко переносящим тяготы службы, чайник чая, только что заваренного ею для себя и своей советницы. Сама она и второго чайника подождет. За окном сверкнула молния, зарокотал гром. В башне Джайны, в окружении любимых книг и бумаг, было не так уж холодно, однако она задрожала, плотнее закуталась в плащ и повернулась к той, что, несомненно, чувствовала себя еще неуютнее, чем она. Магна Эгвин, бывшая Хранительница Тирисфаля, мать великого волшебника Медива, некогда – самая могущественная женщина в мире, сидела в кресле, придвинутом к очагу, прихлебывая чай. Узловатые пальцы Магны крепко обхватили чашку, вбирая ее тепло, длинные волосы, белые, как свежевыпавший снег, рассыпались по плечам. Подойдя к ней, Джайна опустилась в кресло напротив, и Магна подняла на нее взгляд. Пожалуй, от ее глубоких, изумрудно-зеленых глаз не могло укрыться ничто на свете. – Ты снова думаешь о нем. Джайна сердито сдвинула брови и устремила взгляд в огонь, пытаясь отвлечься игрой языков пламени. – Я и не знала, что Хранители могут читать мысли. – Мысли? Пф-ф-ф! Это твое лицо и привычки можно читать, как букварь, дитя мое. Вон та морщинка на лбу возникает всякий раз, когда твои мысли заняты им. К тому же, и в такую погоду ты неизменно вспоминаешь о нем. Джайна зябко повела плечами. – Неужели меня вправду так легко раскусить? Резкие черты лица Эгвин немного смягчились. – Что ж, у меня за душой тысяча лет наблюдений, – сказала она, гладя руку Джайны. – Вот я и разбираюсь в людях чуть лучше других. – Да, все верно, – вздохнула Джайна. – В холода я всегда вспоминаю о нем. Обо всем, что случилось. И всякий раз задаюсь вопросом: не могла ли хоть чем-то помочь? – Тысяча лет… и за это время я, пожалуй, ни разу никого по-настоящему не любила, – со вздохом продолжала Эгвин. – Слишком уж много было других забот. Но, если это тебя хоть немного утешит, я тоже много думаю о нем. Удивленная и встревоженная словами Эгвин, Джайна озадаченно заморгала. – Ты думаешь об Артасе? Бывшая Хранительница смерила ее пристальным взглядом. – О Короле-личе. Он больше не Артас. – Мне об этом напоминать ни к чему, – пожалуй, излишне резко ответила Джайна. – Отчего ты… – А разве ты не чувствуешь? Джайна задумчиво кивнула. Да, она пыталась списать все на дурную погоду, на тревогу, возраставшую всякий раз, когда снаружи так неприютно и сыро. Однако Эгвин полагала, что дело тут в чем-то большем, и Джайна Праудмур, тридцатилетняя правительница острова Терамор, знала: старуха права. Старуха… Стоило вдуматься в это слово – и на губах Джайны мелькнула улыбка. Она и сама уже не девчонка. Юность, в которой Артас Менетил сыграл столь видную, значительную роль, осталась далеко позади… – Расскажи о нем, – велела Эгвин, откидываясь спиною на спинку кресла. Тут в кабинет вошла одна из служанок с новым чайником чая и свежим, только что из духовки, печеньем, и Джайна с благодарностью приняла от нее исходящую ароматным паром чашку. – Я уже рассказала все, что знаю. – Нет, – возразила Эгвин. – Ты рассказала лишь о фактах. О событиях. Теперь мне нужно, чтоб ты рассказала и о нем. Об Артасе Менетиле. Что бы ни происходило сейчас в Нордсколе – а я не сомневаюсь: там что-то происходит, – дело касается Артаса, а не Короля-лича. Во всяком случае, пока. А кроме того… Старуха широко улыбнулась, и огонек озорной девичьей улыбки в изумрудных глазах на миг затмил глубокие морщины, избороздившие ее лицо. – А кроме того, сегодня на редкость дождливо и холодно. Именно для таких случаев и существуют на свете истории да сказки! Глава шестая Негромко напевая себе под нос, Джайна Праудмур шла через сады Даларана. Она провела здесь уже восемь лет, но Даларан все так же внушал ей ощущение чуда. Все вокруг излучало магию, и Джайна чувствовала ее – чувствовала, почти как запах, как благоухание цветущих садов, и вдыхала ее аромат с улыбкой. Разумеется, отчасти сей аромат действительно источали распустившиеся всюду цветы – ведь даларанские сады были столь же пронизаны магией, как и все остальное. Более пышных, ярких цветов, более вкусных фруктов и овощей Джайна не видела никогда в жизни. А знания! За восемь лет в Даларане Джайна узнала больше, чем за всю остальную жизнь – особенно в последние два года, с тех пор, как верховный маг Антонидас официально взял ее в ученицы. Немногое доставляло ей большую радость, чем солнечный день, бокал холодного сладкого нектара да груда книг под рукой. Конечно, некоторые редкие пергаменты следовало беречь от солнца и случайно пролитого нектара, поэтому вторым ее любимым занятием было сидеть в одной из множества комнат, надев перчатки, дабы не повредить хрупких страниц, и осторожно листая очередную невероятно, непостижимо древнюю книгу. Однако сегодня ей захотелось просто побродить по садам, чувствуя под ногами живую землю, вдыхая полной грудью фантастические ароматы, а когда живот подвело от голода, Джайна протянула руку, сорвала с ветки спелое, теплое от солнца золотистое яблоко и с наслаждением вгрызлась в его румяный бок. – В Кель’Таласе, – ровно, учтиво сказали за спиной, – есть великолепные деревья гораздо выше этих, в одеяниях из белой коры и золотой листвы, разве что не поющие под дуновением вечернего бриза. Думаю, вы будете рады однажды взглянуть на них. Обернувшись, Джайна улыбнулась принцу Кель’тасу Солнечному Скитальцу, сыну Анастериана, короля эльфов-кель’дорай, и склонилась перед ним в низком реверансе. – Ваше высочество, – откликнулась она. – Я и не знала, что вы вернулись. Рада вас видеть. И – да, конечно, рада буду взглянуть на Кель’Талас. Джайна была дочерью если и не королевской, то знатной семьи. Отец ее, адмирал Дэлин Праудмур, правил городом-государством Кул-Тирасом, и к общению со знатными особами Джайна привыкла с детства. И все же в обществе принца Кель’таса ей становилось как-то не по себе. Отчего? Этого она и сама не знала. Конечно, обладая присущей всем эльфам грацией и красотой, он был очень хорош собой. Высокий, с длинными, ниспадавшими до середины спины, словно золотая канитель, волосами он всегда казался Джайне, скорее, персонажем легенд, чем настоящим живым существом. Даже сейчас, облаченный в простое, фиолетовое с золотом, одеяние даларанского мага, а не в роскошные одежды, которые надевал для официальных церемоний, он не утратил чопорности. Возможно, дело в его… в его архаичных манерах? К тому же, он был много старше нее, хотя с виду мог показаться ее ровесником. А еще, обладая острым умом и огромным талантом, Кель’тас был очень сильным магом. Некоторые из учеников шептались, будто он – один из Шестерых, из тайного общества самых высокопоставленных даларанских магов. Да, пожалуй, робость перед ним на собственную провинциальную неотесанность списывать не стоило… Потянувшись к ветке, принц сорвал себе яблоко и с удовольствием захрустел им. – Есть в пище, произрастающей в землях людей, некая здоровая, искренняя сила, и я со временем оценил ее по достоинству. Порой эльфийские блюда, как ни изысканны на вкус и на вид, оставляют желать добавки посущественнее, – с заговорщической улыбкой сказал он. Джайна улыбнулась. Принц Кель’тас всегда так старается, чтоб ей было с ним проще… Жаль, не слишком-то все это помогает. – Да, немногое на свете может сравниться с яблоками и ломтиком даларанского острого, – согласилась она. За этим последовало продолжительное молчание – неловкое, несмотря на непринужденность обстановки и теплый солнечный день.