* * * Триста километров на северо-восток, четыре часа езды по ночным дорогам, залитым лунным светом, – и мы с Тайлером прибыли в южный Дублин, в дом Стаффордов. Меня немного трясло, то ли от усталости, то ли от волнения. Дважды я уже бывала в этом доме. Оба раза как заложница, враг, разменная монета. Оба раза меня унижали, калечили, издевались. Я мечтала однажды прийти сюда как гость, но в глубине души никогда не верила в то, что это возможно. До сегодняшнего дня. Тайлер дал мне руку и помог выбраться из машины. Мы прошли по аллее старых деревьев, поднялись по ступенькам крыльца, украшенного белыми витыми перилами, и вместе перешагнули порог. В холле горел свет, теплое сияние оранжевых бра заливало прихожую. Нам навстречу шагнул то ли дворецкий, то ли бодигард. Забрал нашу верхнюю одежду и набрал хозяйку дома по внутренней связи, обращаясь к ней «мисс Стаффорд». Тайлер повел меня в гостиную с видом на ночные холмы, с россыпью огней города вдалеке, усадил на диван, распорядился принести чай. Через минуту к нам присоединилась Джована, подошла ко мне и обняла, как мать обняла бы дочь. Следом в гостиную спустилась Линор, ужасно повзрослевшая за те полгода, что я ее не видела. На ней были простые синие джинсы и белая рубашка навыпуск, подвязанная тонким ремешком. Я все еще помнила, как она оскорбляла меня и таскала за волосы, поэтому осталась стоять на месте, молча следя за ней взглядом, как за опасным зверем. Она оглядела мою фигуру, скользнула взглядом по животу, потом со словами «Здравствуй, Кристи» медленно протянула мне руку. Я пожала ее, пытаясь разгадать выражение ее лица: то ли настороженность, то ли смущение. Но уже не ненависть, и на том спасибо. Джована распорядилась подать ужин. Парень и девушка в элегантной форме накрыли на стол. Тайлер помог мне сесть, Джована устроилась рядом и весь ужин подливала мне воду и подкладывала салаты, Линор несколько раз обратилась ко мне, искренне (по крайней мере, так показалось) интересуясь моим здоровьем, ребенком и отношениями с семьей. Странно, но здесь, среди Стаффордов, я не чувствовала себя лишней. Не ощущала страх и тревогу, не боялась за завтрашний день. Здесь все было иначе, чем там, во внешнем мире. Единение, уверенность, кровные узы, поддержка, духовная связь – они были в каждом слове, в каждом взгляде, в каждом движении руки. Все замыкалось в единую цепь, и каким-то образом я отныне была ее звеном. После ужина Линор вызвалась показать мне мою комнату. Мы поднялись по ступенькам на третий этаж особняка Стаффордов и остановились перед дверью. – Я хочу извиниться за все, что когда-то сказала и сделала, – обратилась ко мне Линор, нервно касаясь лба. – Мне понадобилось время, чтобы понять, что ты… ты не враг. И все, что произошло между тобой и Дэмиеном, и ваш ребенок – это на самом деле благословение и шанс для нас всех… – Все в порядке, – ответила я, не зная, что еще добавить. Честно говоря, я попросту растерялась. – Я бы никогда не простила того, кто издевался надо мной, – продолжила Линор. – Но я знаю, что ты – не такая, как я. Лучше. А значит, сможешь простить. Я сама обустроила для тебя эту комнату; надеюсь, тебе понравится. Мне хочется, чтобы ты забыла, как этот дом встретил тебя однажды. И увидела его другим – уютным и гостеприимным. * * * Большая комната с видом на сад, теплая ванна и большая удобная кровать под пологом. На прикроватном столике стояли свеча с ароматом лаванды, графин с водой и маленький букет свежих цветов. Линор вложила душу в оформление, и меня это тронуло. Растопило последнюю льдинку в сердце. Я забралась в кровать, поставила будильник на восемь утра, чтобы не слишком залеживаться, и обнаружила кучу неотвеченных звонков от Харта. Значит, Оливер и Коннор уже пришли в себя и доложили ему о моем побеге. Впервые с тех пор, как мы расстались, я позвонила ему. Он сразу же ответил и принялся резко отчитывать меня за то, что я сделала. Его прямо разрывало от гнева, и почему-то мне это польстило. – Ты закончил? – спросила я ровно, когда он сделал паузу, чтобы отдышаться. – Можно маленькой бесправной рабыне, посмевшей уйти от хозяина, наконец высказаться? – Кристи, что ты несешь? Какая рабыня? – Только не говори, что ты воспринимал меня как равную, когда разыгрывал меня вместе с твоими бодигардами. – Мне было важно знать, что ты в порядке! – Если бы это было действительно важно, ты бы не предпочел мне компанию моего отца. Ты бы на хрен его послал. Харт умолк, тяжело дыша, словно вот-вот собирался швырнуть трубку на пол. Подумать только, господин Сталь Вместо Нервов пришел в ярость. Прямо как тогда, на поле, когда я посмела не сесть в его машину. – Кристи, где ты? – чуть спокойней сказал он, пытаясь взять себя в руки. – Возвращайся домой, не глупи. Ты нигде не будешь в безопасности. Ни ты, ни ребенок. Прошу тебя… Разговаривая с Хартом впервые за столько дней, я забыла, каким настойчивым и убедительным он может быть. Как неадекватно реагирует моя голова на звук его голоса. Как мне хочется бросить все, послать все лесом и бежать к нему. Тем более что сейчас мы были так близко – в черте одного и того же города. Я могла бы взять такси – и уже через полчаса стояла бы на пороге его квартиры. Всего полчаса – и он снова был бы моим… Нет. Не был бы. Он сделал свой выбор. То ли ради денег, то ли ради карьеры, то ли ради того, чтобы продолжать видеться с Эммой, он выбрал работу на моего отца. – Где ты? – повторил Харт. – У Стаффордов. – Где? – бесцветным голосом переспросил он. – Ты услышал. – Боюсь, мне больше нечего сказать, – все, что смог вымолвить он, внезапно охрипнув. – А ничего и не нужно говорить, Гэбриэл. Я в безопасности, и я в порядке. Машину оставила на берегу возле переправы, не забудь забрать. Ключ спрятала под капотом. Дома чистота и порядок. Я ничего не взяла. Арендную плату переведу за этот месяц полностью. Передавай привет Коннору и Оливеру, надеюсь, они не злятся. И пусть Анджи меня простит. Спокойной ночи. Харт ничего не ответил. Долго молчал, потом выдал: – Ты сказала «дома». – Что? – Ты сказала, что чистота и порядок – дома. И в этой оговорке больше смысла, чем во всем том, что ты сейчас творишь. Как жаль, что я не могу достучаться до той части тебя, что ответственна за эту оговорку, и убедить ее вернуться домой. – А мне не жаль, – ответила я, глотая слезы. – Все равно между нами все кончено. – Боюсь, что так, – ответил он после долгой паузы и отключился. * * * Второй раз за последние два месяца я стояла на кладбище, вдыхая запах влажной свежеразрытой земли, смешанный с ароматом лилий и полированного дерева. Гроб был закрыт, его окружали Стаффорды, родственники по линии Дженнифер, их близкие и друзья. Траурные вуали трепетали на ветру, черные смокинги и плащи блестели дорогими тканями на скупом декабрьском солнце. Несколько маленьких детишек шептались в стороне, прикрывая ладонями рты, и почему-то я вспомнила маленькую себя. Вспомнила похороны дяди Эммета, его труп, который в гробу выглядел лучше, чем дядя при жизни, и шутки Майкла про некростилиста, над которыми я хихикала прямо на кладбище… Теперь мне было не до смеха. Смерть давно перестала быть театром, забавной страшилкой, поводом наесться пирожных на поминальном банкете. Теперь она превратилась в реальность, я видела ее в опухших от слез глазах, слышала в голосах, что оплакивали покойницу, чувствовала в холоде, который исходил от промерзшей земли. Дженнифер больше не будет лежать в теплой постели или горячей ванне, больше никогда не коснется раскаленного песка или прогревшейся морской воды. Ей не тонуть в жарких объятиях, ей не подставлять губы под пламенные поцелуи… Ей лежать здесь – в вечном холоде и вечном мраке. В кровати из полированного дерева, на матрасе из прогнившего бархата, с почвой вместо одеяла. Джована предложила мне остаться в доме, боялась, что волнение навредит моему ребенку. Но разве могла я не пойти. Ведь я знала ее, помнила ее, вместе мы смывали кровь Дэмиена с пола в нашем доме, пили какао, сидя у его постели, и это ее я воскресила бы, будь у меня одно волшебное желание… Там же, на похоронах, я впервые за долгое время увидела самого Дэмиена. Он не появлялся в доме с тех пор, как я прибыла туда. Мы не разговаривали ни до, ни во время церемонии. Я встала в самом последнем ряду, позади гостей, чтобы не давать повода для сплетен. Хотя одно мое появление на похоронах уже было этим поводом. Думаю, все знали, от кого беременна Кристи МакАлистер и что забеременела она тогда, когда Дженнифер еще не признали мертвой. Я ловила на себе взгляды, холодные и презрительные. Какая-то молоденькая девица даже закатила глаза, глядя на меня. Но, как это часто бывает, все изменилось в одну секунду. Как только Джована взяла меня под руку, вывела в первый ряд и заставила встать с ней рядом. – Ты уверена? – прошептала я ей на ухо. – Прячутся только те, кому стыдно. А тебе нечего стыдиться. Не ты убивала Дженнифер, не ты похищала саму себя, не ты себя насиловала… – Дэмиен не насиловал меня, – одними губами сказала я. – Насилие – это не только когда на тебя набрасываются в подворотне. Насилие – это любой случай, когда ты не можешь взять и уйти домой. Помни об этом. Джована стояла по одну руку от меня. А Дэмиен – по другую. Мы не говорили и даже не смотрели друг на друга. Он в основном глядел только в ту яму, в которую опустили гроб с Дженнифер. И, как мне показалось, был готов броситься туда следом. Выглядел он ужасно. И ни плащ от «Прада», ни свежая стрижка не сумели выправить эту ауру запущенности и безысходности, которая его окружала. Когда на гроб полетели комья земли, он не выдержал, закрыл лицо рукой и стал оседать, словно все силы вдруг покинули его. Невыносимо было видеть все это и бездействовать. Я шагнула к нему и обняла. Дэмиен опустил голову и уткнулся лицом в мое плечо. Его душили слезы, его руки вцепились в меня, как в последнюю опору на этой дороге, за которой – обвал. – Прости меня, – прошептал он, словно извиняясь за все сразу: за то, что нуждался в опоре; за то, что похитил меня; за то, что стал отцом моего ребенка; за то, что отдал меня моему отцу… Я не могла выдавить из себя ни слова, но впервые за долгое время больше не чувствовала ненависти к нему. Скорее жалость, грусть и какую-то дезориентацию, словно плыла на лодке в густом тумане. Потом Дэмиен отстранился, заглянул мне в самую душу – его глаза были красными и пугающе мрачными, как глаза загнанного животного, – и сказал: – Ты и мой ребенок – вы будете единственными, кто выживет. – В смысле? – моргнула я. – Я сотру МакАлистеров с лица земли. Оставлю только вас. – Дэмиен, – выдохнула я, цепляясь за его рукав. – Прошу тебя… Это не выход, это ошибка, это начало конца… – Я поклялся только что. Над ее могилой, – сказал он без всяких эмоций на лице. – Все решено. * * *