Дагни посмотрела на брата с недоумением: такое поведение было ему не свойственно. Дернувшись, машина поползла вперед. Медленно въехав в брешь дощатого забора, она миновала котлован с лопнувшей водопроводной трубой. Возле котлована сложены были новые трубы. Дагни заметила на них торговую марку: «Литейный завод Стоктон», Колорадо. Она отвернулась; ей не хотелось, чтобы хоть что-то напоминало ей о Колорадо. – Ничего не могу понять… – пожаловался Таггерт. – Лучшие специалисты Национального совета металлопромышленников… – А кто, Джим, является его президентом? Оррен Бойль, не так ли? Таггерт не повернулся к ней, однако челюсть его отвисла. – Если этот жирный тупица считает, что ему можно… – начал он, но оборвал фразу. Дагни посмотрела на висевший на углу фонарь. Это был шар, наполненный светом. Не покоряясь непогоде, он освещал заколоченные окна и щербатые тротуары как единственный их хранитель. В конце улицы, за рекой, на фоне огней фабрики угадывались очертания электростанции. Мимо проехал тяжелый грузовик, закрывший собой весь обзор. Такие грузовики развозили топливо. На ярком зеленом боку свежеокрашенной цистерны, невзирая на слякоть, блестели белые буквы: «“Уайэтт Ойл”, Колорадо». – Дагни, ты слышала о дискуссии, которая состоялась на собрании Союза рабочих сталелитейных заводов в Детройте? – Нет. И о чем они спорили? – Все было в газетах. Там говорили о том, можно ли разрешать членам профсоюза работать с риарден-металлом. Решение принято не было, однако самого обсуждения уже хватит для подрядчика, пожелавшего рискнуть… о, он немедленно отменит заказ!.. Но что если… что если все выступят против риарден-металла? – Пусть себе возражают. Светлая точка поднималась по прямой линии к верхушке невидимой башни. Это работал лифт огромного отеля. Мимо здания на боковую улицу проехал легковой автомобиль. Бригада рабочих сгружала тяжелый ящик с грузовика в открытую дверь подвала. Дагни прочла на ящике: «“Нильсен Моторс”, Колорадо». – Потом, мне не нравится резолюция, которую приняло собрание школьных учителей Нью-Мексико, – продолжил Таггерт. – Какая резолюция? – Они решили, что не следует позволять детям ездить по новой линии Рио-Норте компании «Таггерт Трансконтинентал» после завершения ее постройки, поскольку это небезопасно… Так и подчеркнули, новой линии «Таггерт Трансконтинентал». Это напечатали во всех газетах. Жуткая реклама для нас… Дагни, чем, по-твоему, нам нужно ответить? – Пуском первого поезда по новой линии Рио-Норте. Таггерт надолго погрузился в молчание. Он выглядел очень подавленным. Дагни не могла поверить себе: он не пытался осмеять ее, он не выставлял против нее мнения своих любимых авторитетов, он словно бы просил утешения. Мимо промелькнул легковой автомобиль. За короткое мгновение Дагни успела оценить его мощь, плавность и уверенность хода, великолепный дизайн. Ей было известно, кто производит подобные машины: «Хэммонд Кар Компани», Колорадо. – Дагни, а мы… а мы действительно построим эту линию… вовремя? Ей было странно слышать голос Джеймса полным столь обыкновенного чувства, простейшего животного страха. – Если уж мы не сумеем помочь этому городу, тогда да поможет ему Господь! – ответила она. Машина обогнула угол. Над черными крышами маячила страница календаря, освещенного белым светом прожектора. На ней значилось: 29 января. – Дэн Конвей оказался сукиным сыном! Слова эти вырвались у Таггерта внезапно, словно он более не мог сдерживаться. Она с возмущением посмотрела на брата: – С чего это ты так решил? – Он отказался продать нам ветку «Феникс-Дуранго» в Колорадо. – Надеюсь… – Ей пришлось остановиться и начать снова, стараясь не сорваться на крик. – Надеюсь, ты не обращался к нему с этим предложением? – Конечно, обращался! – Неужели ты ожидал, что он… продаст ее… тебе? – А почему нет? – истерическая и задиристая манера вернулась к Таггерту. – Я предложил ему больше, чем мог бы предложить кто-то другой. Нам не нужно было бы тогда разбирать и перевозить ее, мы могли бы воспользоваться ею на месте. И какая бы получилась реклама – с учетом общественного мнения мы отказываемся от колеи из риарден-металла. Его ветка оправдала бы себя до последнего цента! Но этот сукин сын отказался. Он даже заявил, что не продаст «Таггерт Трансконтинентал» и фута собственных рельсов. А сейчас он распродает их по частям любому желающему, вплоть до конок в Арканзасе и Северной Дакоте, продает с ущербом для себя, и это с учетом того, что я предлагал ему, сукину сыну! Даже не хочет заработать! И видела бы ты, как слетаются к нему эти коршуны! Они-то знают, что нигде больше рельсов не найдешь! Дагни склонила голову на грудь. Она не могла даже смотреть в сторону брата. – По-моему, это противоречит Правилу против хищнической конкуренции, – раздраженным тоном проговорил Таггерт. – Насколько я помню, Национальный железнодорожный альянс в первую очередь намеревался защитить своих основных членов, а не мелких ершей из Северной Дакоты. Но у меня нет возможности заставить альянс провести голосование на эту тему, потому что все члены его сейчас замешаны в эту историю и вырывают рельсы друг у друга! Дагни медленно выдавила из себя, сожалея, что на ней нет перчаток и она может испачкаться этими словами: – Теперь мне понятно… почему тебе понадобилось… чтобы я выступала… в защиту риарден-металла. – Вот уж не знал, что ты такая… – Заткнись, Джим, – спокойно проговорила она. Какое-то мгновение Таггерт молчал. А потом откинулся на спинку сиденья и недовольным тоном пробурчал: – И постарайся выступить поубедительнее, потому что Бертрам Скаддер может проявить крайний скепсис. – Бертрам Скаддер? – Он будет сегодня среди выступающих. – Среди выступающих… Ты не говорил мне, что будут другие ораторы. – Ну… я… Какая тебе разница? Ты ведь не боишься его, так ведь? – Нью-Йоркский бизнес-совет! И вы приглашаете Бертрама Скаддера? – А почему нет? По-моему, неплохая идея. Он не испытывает никакой неприязни к бизнесменам. Потом, он принял наше приглашение. Нам следует проявить широту взглядов, заслушать все мнения и, быть может, перетянуть его на свою сторону… На что это ты уставилась? Ты ведь сумеешь победить его в споре, правда? – …победить его в споре? – В прямом эфире. Будет радиопередача. Ты будешь дискутировать с ним на тему «Является ли металл Риардена смертоносным продуктом жадности?» Наклонившись вперед, Дагни опустила стеклянную перегородку, отделявшую ее от шофера, и приказала: – Остановите машину! Она не слышала слов Таггерта. Откуда-то издали до нее доносились его вопли. – Нас ждут!.. На ужине будут присутствовать пятьсот человек и вся национальная верхушка!.. Ты не можешь обойтись со мной таким образом! Наконец он схватил ее за руку и выкрикнул: – Но почему??? – Идиот несчастный, неужели ты действительно думаешь, что этот вопрос можно решить голосованием? Автомобиль остановился. Дагни выскочила из него и побежала. Несколько успокоившись, она первым делом обратила внимание на свою обувь. Она шла спокойно и неторопливо, чувствуя холод тротуара под каблучками черных атласных босоножек. Дагни откинула волосы со лба, на ладони остались таять хлопья снега. Теперь, когда слепящий гнев оставил ее, Дагни не ощущала ничего, кроме гнетущей усталости. У нее чуть побаливала голова; она почувствовала голод и вспомнила, что собиралась отужинать на бизнес-совете. Не останавливаясь, она подумала, что есть все-таки не стоит, и решила выпить где-нибудь чашечку кофе, а потом отправиться домой на такси. Дагни огляделась. Ни одного кеба поблизости видно не было. Она не представляла себе, где находится. Район вообще не производил хорошего впечатления. На противоположной стороне улицы зияла широкая щель между домами; в окнах обшарпанных домов светились редкие огоньки, несколько маленьких грязных лавчонок были уже закрыты на ночь, в двух кварталах от нее наползал туман от Ист-ривер. Дагни повернула к центру города. Впереди маячил черный скелет здания. Некогда в нем размещались конторы; теперь же сквозь обнажившиеся стальные конструкции и углы раскрошившейся кирпичной кладки просвечивало небо. В тени остова, подобно пробивающейся к небу травинке у подножия мертвой скалы, оказалась небольшая закусочная. Чистые окна ее были ярко освещены. Она вошла. Внутри был свежевытертый прилавок, опоясанный полоской хрома. На нем стоял полированный титан, пахло кофе. За прилавком сидели несколько бродяг, позади него орудовал пожилой здоровяк, рукава его безукоризненно белой рубашки были закатаны выше локтя. Волна теплого воздуха заставила Дагни понять, как же она замерзла. Поплотнее закутавшись в черную бархатную накидку, она села на высокий стул. – Пожалуйста, чашку кофе, – попросила она. Окружающие смотрели на нее безо всякого любопытства. Появление в грошовой забегаловке женщины в вечернем платье их не удивило; впрочем, теперь никто ничему не удивлялся. Хозяин закусочной принялся невозмутимо выполнять ее заказ. В безразличной манере его, впрочем, проявлялась своего рода деликатность, не позволяющая ему задавать вопросы. Дагни не могла определить, работают или перебиваются подаянием четверо сидевших возле нее людей: ни их одежда, ни манеры не обнаруживали в эти дни никаких различий. Хозяин поставил перед ней кружку кофе. Дагни обхватила ее ладонями, радуясь теплу. Оглядевшись по сторонам, она по профессиональной привычке прикинула, сколько можно купить в этом заведении на 10 центов, и порадовалась своим выводам. Взгляд ее перебрался от блестевшего нержавейкой бака кофеварки к литой сковороде, к стеклянным полкам, к эмалированной раковине, к хромированным лопастям миксера. Хозяин занялся приготовлением тостов. Дагни с удовольствием проводила взглядом цепочку ломтиков хлеба, медленно ползущих по узкому конвейеру мимо раскаленных нагревателей. А потом она заметила название, вытесненное на тостере: «Марш Электрик», Колорадо». И в бессилии уронила голову на лежавшую на прилавке руку. – Бесполезно, мадам, – буркнул сидевший возле нее старикашка. Ей пришлось поднять голову, улыбнуться – ему и самой себе. – В самом деле? – спросила Дагни.