— 505й… не возражаю, — осторожно ответил он мне. Переживает, что не справлюсь с поставленной задачей? Вполне себе мне под силу пройти на предельно-малой высоте. На таком юрком самолёте и вовсе проблем не будет. Приближался торец полосы. На радиовысотомере проверил, чтобы была выставлена высота опасная высота 20 метров. Убираю шасси, самолёт слегка приподнялся, и я добавил оборотов двигателя. Рычаг управления теперь стоял в положении «Максимал». Быстрый разгон. Настолько, что я не успел заметить, кто стоял перед полосой, в ожидании своей очереди на взлёт. Ручку управления отклонил на себя. Угол набора почти 60°, перегрузка подошла к значению в 4 единицы. Как же резво он набирает высоту! — 505й, контроль высоты! — говорит руководитель полётами. — Понял, — ответил я, выдохнув от напряжения. Выполнил разворот влево и занял курс к третьему развороту. Сейчас буду выполнять посадку с конвейера. А дальше ещё один полёт по кругу и на посадку. — 101й, взлёт, — раздаётся в эфире голос Иванова. Теперь я понял, кто стоял на предварительном старте. Кажется, после полёта меня ожидает неприятный разговор. После выполнения своего задания, посадки и заруливания, я долго не мог успокоиться. — Это круто! — не сдерживал я свои эмоции, вылезая из кабины. Инструктор из Липецка уже ждал меня на стоянке. Я подошёл к нему и, согласно традиции, представился по случаю первого самостоятельного вылета на новом для себя самолёте. — Молодец! — сказал липчанин, пожав мне руку и взяв подписанную мной пачку «Казбека». — Прошелся над полосой, будто всю жизнь на 29 м летаешь. Спокойно, аккуратно. — И главное — всё было в рамках закона. Даже у РП разрешение спросил, — улыбнулся я. — А вообще, самолёт, как я понял, ты хорошо освоил, — сказал инструктор и мы пошли с ним в высотный домик. — На посадке без отклонений. Конвейер сделал, будто на корабль заходил. — Стараюсь. В испытатели готовлюсь, — улыбнулся я. — Ты сейчас пошутил или серьёзно? — спросил липчанин. — Никаких шуток. Есть у меня дикое желание в школу испытателей поступить. — Это похвально. Поступишь, если отпустят. Из моих учеников трое уже дошли до школы и окончили её. — Значит, вы приносите удачу? — спросил я. — Вообще-то, я думал, что хорошо учу, — посмеялся липчанин, похлопав меня по плечу. После лётной смены предстоял разбор полётов. Весь лётный состав, в том числе и липецкие инструкторы, сидел в классе предполётных указаний. Гнётов уже предупредил меня, что полковник Иванов обратит внимание на мои выкрутасы. — Ты чего себя как мальчик ведёшь? Это в Афганистане нам всем прощались нарушения регламентов и инструкций, — шептал он мне, когда все расселись по местам. — Максимыч, всё было в рамках. Я не превысил ограничений. — Вот ты это Иванову и расскажешь. Нашёл, когда над полосой носиться, — махнул рукой Гнётов. По его лицу видно, что он волнуется. Ещё бы! Сейчас он исполняет обязанности командира нашей первой эскадрильи и тешит себя надеждой, что получит назначение на эту должность. Вот только в кулуарах говорят обратное. — Максимыч, а ты сам-то видел? — улыбнулся я. — Видел. Твой училищный инструктор Нестеров за тебя бы порадовался, — прошипел Гнётов. — Он меня отлично обучил. Да и липецкие ребята дали нам хорошие знания, — кивнул я в сторону гостей из другого центра переучивания. — Не знаю, как липчане тебя учили, но Нестеров не порадовался бы. Он тоже мог выкрутасничать, но подобных действий своих учеников не одобрял, — проворчал Григорий Максимович. Через минуту появился Павел Егорович. Вид у него был уставший, а голова вспотевшая. Только что он вышел из своего МиГ-23го, на котором летал с заместителем командира другого полка. — Начнём. Чего мы достигли сегодня? — обратился он к руководителю полётами. РП поднялся и довёл основные цифры сегодняшнего дня — количество полётов, налёт и замечания. Меня в списке нарушителей не оказалось. Дальше выступил каждый командир эскадрильи со своим поведением итогов за лётную смену его подразделения. И вот только потом, командир перешёл к «раздаче слонов». Кто-то нечётко выполнял команды группы руководства, и это было услышано Ивановым. Кому-то сделал замечание за медленную работу на стоянке и подготовку самолётов к повторным вылетам. Руководителя ближней зоны отпорол за плохое формирование потока самолётов на посадку. Ну и про мой проход над полосой командир смолчать не смог. Заставил меня постоять и выслушать его недовольство произошедшим. — Старший лейтенант Родин, вы меня слышите? Вы ещё пока старший лейтенант и не обладаете достаточным опытом полётов на данном типе самолёта. Кто вам давал право выполнить такой проход? — Я запросил разрешение. Обстановка позволяла, — ответил я. — Подтверждаю, товарищ командир, — встал со своего места РП. — Хорошо. Тогда объясните, зачем рисковать самолётом и, главное, собой? — продолжил напирать Иванов. — Товарищ командир, никакой опасности не было. Согласно руководству по лётной эксплуатации, проход над полосой может выполняться как с высоты прохода ближнего привода, так и с высоты выравнивания… — Но в целях безопасности на высоте не менее 50 метров, — слегка повысив голос, произнёс Иванов. — Я взял запас в 20 метров и выставил его на радиовысотомере… — Так, Родин, — перебил меня Иванов. — Я знаю, что по документам к вам не прикапаешься. Вы парень неглупый и знаете, как нарушать… законно. Если вообще такое выражение здесь применимо, — улыбнулся Павел Егорович. А ведь командир слегка слукавил! Не обязывает меня руководство по лётной эксплуатации выполнять уход на второй круг с такой высоты. Спорить не слишком умно в такой мелочной ситуации. Да и где я, а где командир. — Так точно. Вполне применимо, — кивнул я. — Я не поленился и посмотрел объективный контроль с вашего полёта, — сказал Иванов. — На грани, но допустимо. Я это к чему — грань в полёте всегда очень тонкая. И не надо самому стараться её пересечь. Вы меня поняли, Сергей Сергеевич? — Так точно. — А вообще, ставлю в пример. Один из самых молодых у нас лётчиков, а МиГ-29 освоил быстрее всех из крайнего потока переучивающихся. На этой радостной ноте мы и разошлись. Можно сказать, что достался мне сегодня и пряник, и кнут. Время шло, и приближался момент, когда к нам на базу должны были прибыть первые лётчики для подготовки в Афганистан. К этому времени полк был полностью готов к работе в качестве инструкторов. Липчане оказали нам в этом вопросе большую помощь. Не зря их инструкторско-исследовательский полк лучший в стране. Благодаря им все эскадрильи были переучены на новые для себя типы самолётов. Правда, для этого нам пришлось снова выйти на «афганские темпы» налёта. Сегодня в классе решил восполнить пробелы в лётной книжке. Григорий Максимыч при этом раздавал всем указания для заполнения какой-то новой документации. — Теперь каждый у себя в тетрадях пишет, как его подопечный справляется с обучением… Это всё, что нужно было услышать из длиннющей речи нашего врио командира эскадрильи. Так как мы теперь полк в составе Центра боевой подготовки, над нами есть множество начальников, проверяющих, ответственных и других надзорных людей. А ещё есть огромный пласт документов, придуманных отделами в Центре, которые нужно выполнять. По моим подсчётам, в сутках должно быть 36 часов, чтобы всё это успеть. — Григорий Максимович, а мы можем вот всё это, — поднял Марик вверх листок со списком нововведений. — И оставить из него, например… ничего? — Барсов, я сейчас тебя «ничем» сделаю, понял? Думаешь, мне хочется вести… как эту тетрадь там называют? — тыкнул Гнётов в листок, вспомнив одну из ненужных писанин в списке. — Это не тетрадь, — пояснил я и нашёл искомый документ. — «Журнал учёта телеграмм, приказов, донесений, поступающих по бюллетеням профилактики предпосылок к авиационным происшествиям и инцидентам, а также проведения разбора авиационных происшествий и инцидентов». В данном журнале предписано обязательно указывать дату, место, обстоятельства и причин данных событий. Задумались все. Я сам был в шоке, как раньше мы жили без этих журналов. В будущем подобные журналы будут, и за них спрашивают. Сейчас я предполагал, что всё гораздо проще. Как только все документы были проверены методистами из Центра, которому мы подчинялись, нам довели день прибытия первой группы. Придя в штаб своей эскадрильи, когда уже приехала первая партия народу, я первым делом собирался обсудить в лётном классе порядок обучения. — Всех приветствую… — весело сказал я, открыв дверь, но тут же замолчал. В классе на меня смотрели несколько человек, а узнал из них я только Гнётова. — Вот, кстати, и Сергей Сергеевич, о котором вы спрашивали, — тут же указал на меня Григорий Максимович. — Такой молодой, — расстроено сказал один из лётчиков, имевший большую залысину. — И как будет у нас всё построено? — спросил другой, намного моложе. — Я всё доведу, так что не торопитесь, — сказал Гнётов и показал мне выйти.