– На пархатых тоже не хочу, – нахмурился Шоаш. «Но будешь», – кисло усмехнулся Баст, все время осознававший, кто он есть на самом деле. – А на Отто Штрассера? – спросил он вслух. – Отто создает организацию? – оживился Юрг. – А разве я что-то сказал про организацию? – улыбнулся в ответ Баст. – Я и имени Штрассера не называл. И тебе не советую… Кажется, он в Вене сейчас. Впрочем, не знаю… – Интересная идея, – глядя Басту в глаза, сказал Юрг. – Я бы сказал, многообещающая… – О чем ты? – якобы недоуменно поднял бровь Баст. – О том, чтобы собрать где-нибудь в Париже наш прежний философский кружок. – Ах, вот ты о чем, – улыбнулся Баст. – Действительно хорошая идея. Только давай так, я в этом как бы не участвую. – Точно! – подтвердил с ответной улыбкой Юрг. – Ты в этом не участвуешь. И более того, я о тебе, Баст, с лета тридцать четвертого ничего не слышал. Может быть, тебя давно и в живых нет… – Все может быть, – кивнул Баст, пожимая руку старому другу. – А может и не быть. Оставались пустяки: договориться о связи, достать паспорт и деньги. «Вот и пригодится Витькина добыча», – и обдумать, в каких делах и под каким соусом можно использовать этот новый «Философский кружок». Впрочем, одно Олег знал точно, в охоте на Тухачевского он их использовать не будет. Рано. «Еще рано…» Ольга Ремизова – Кайзерина Альбедиль-Николова, Руан, Французская республика. 27 января 1936 года В Руан она приехала на поезде. Но дизеля на Бонсекур пришлось бы ждать чуть не полдня, и Ольга взяла такси. Впрочем, не успела она въехать в этот тихий сонный городок, как ею вновь овладела нерешительность. Стоило ли приезжать сюда вообще, и что, черт возьми, она, Ольга, забыла в этом французском Мухосранске? Ведь это отнюдь не ее прошлое, и, значит, если даже Луи-Виктор сказал тогда правду, во что Кейт Кински отказывалась верить теперь даже больше, чем тогда, так вот, даже если он все-таки не солгал, что искала в Бонсекуре теперь, спустя семь лет, Ольга Ремизова? Последнее прости отъявленного лгуна Луи-Виктора де Верджи? «Господи! – взмолилась она мысленно. – Он хотел, чтобы кто-нибудь из настоящих аристократов поверил, что он из тех самых де Верджи?» Она остановила такси у какого-то едва не затянутого паутиной кафе и, попросив водителя обождать, заказала коньяк и… еще раз коньяк. Ее буквально трясло, хотя, скорее всего, заметить это со стороны было невозможно. «Итак, что я здесь делаю?» – она, не церемонясь, выцедила сквозь зубы большую рюмку коньяка и, коротко выдохнув, закурила пахитоску. И в самом деле, за каким хреном ее занесло в это царство Аида? Надежда? Предположение, что Кайзерина со свойственным ей легкомыслием в некоторого рода делах и равнодушием к прошлому пропустила нечто важное, что заметила теперь Ольга? Впрочем, над бедной Кейт довлел и обычный – вполне, стоит заметить, простительный в ее обстоятельствах – страх. «Страх…» Луи-Виктора зарезали в Ницце пять лет назад. На набережной, на глазах праздно гуляющей публики, грубо и показательно, в стиле Каморры или марсельской мафии, полоснув по горлу острым, как бритва, ножом. Фотографии мертвого Луи обошли тогда первые страницы всех французских газет. И не зря. «Маркиз де Верджи» пользовался определенной, хотя и весьма специфической, известностью. Он был своим – какой бы смысл вы не вкладывали в это слово – в казино Ниццы и Монако, на ипподромах и в боксерских клубах. Он был знаком со многими героями светской хроники, но водил дружбу и с обыкновенными бандитами. Всей его «славы» Кейт, разумеется, не знала, да и не интересовалась ею. Однако даже она слышала об обвинении Луи-Виктора в вооруженном ограблении ювелира. Впрочем, полицейским так и не удалось тогда ничего доказать, и де Верджи был «освобожден из-под стражи за недоказанностью подозрений». Об этом тоже писали газеты. «Писали…» Но она… Для нее все это было иначе, совсем не так, как для других. Ведь она его… «Я… Бог ты мой! Выходит, что я его действительно любила!» Кейт Кински познакомилась с де Верджи «на водах» в Баден-Бадене. Тетушка Ленель привезла Кисси на первые большие смотрины, а Луи-Счастливчик развлекался там же в веселой и шумной компании золотой молодежи из половины европейских столиц и, разумеется, играл в казино. Его окружали шикарные женщины и великолепные мужчины. Но ни один мужчина не мог конкурировать с умницей и красавцем ди Верджи – «настоящим мачо», если уж быть кристально искренней, какой могла быть теперь жившая уже вторую жизнь Ольга, но не могла быть тогда семнадцатилетняя дебютантка Кисси. И вот что интересно, он ведь тоже увидел именно ее, разглядев девушку среди окружающей «массовки». Увидел, подошел и… Следующие два года пролетели как в сладком сне, но в конце концов… «Все умерли…» Ну, где-то так все и вышло. Луи говорил, что они уедут. Он рассказывал о Нью-Йорке, Рио-де-Жанейро и Буэнос-Айресе. Обещал… О! Он много чего обещал. «Ты будешь жить как королева», – говорил он, сводя Кейт с ума своей чарующей улыбкой, но он, разумеется, ее обманывал. «А может быть, и себя тоже…» Наверное, он любил Кисси, иначе с чего бы, Луи оставаться с ней так долго? А он оставался. Исчезал – так случалось – на неделю или две, но всегда возвращался, и каждое его возвращение превращалось в грандиозный праздник, в огне фейерверков которого сгорали прежние обиды и печали. И так было всегда – все эти два счастливейших года ее жизни – и должно было продолжаться вечность. «Пока мы не состаримся и не умрем в один день…» На это Кейт была, разумеется, согласна, ведь все правильные сказки заканчиваются именно так. Луи-Виктор был красив, высок и обворожительно мужественен. А еще он был весел и щедр, и не думал о завтрашнем дне. Он был легок на подъем, пил, не пьянея, и лгал, не отводя глаз. И еще его окружала аура тайны. Его секреты казались опасными, но поцелуи отменяли любые сомнения, а страсть сжигала страх. Но однажды… «Если вдруг что-то пойдет не так…» – сказал он, глядя Кейт прямо в глаза. «Если вдруг… Он что-то знал? Предчувствовал? Предполагал?» Он назвал ей адрес и имя человека, и они поехали в Оперу. А через месяц его не стало, и Кейт оказалась вдруг одна-одинешенька в целом мире. Ее горе было огромно. Безмерно. Безысходно. А еще ей было страшно, горько и одиноко. И неожиданно не стало денег, и чтобы добраться до родственников в Зальцбурге, пришлось продать бриллиантовый гарнитур, который Луи подарил ей на восемнадцатый день рождения. Она стояла в темноватом помещении ломбарда, смотрела, как работник заворачивает ее бриллианты в замшевый платок, и плакала. Ей было жаль расставаться с кольцом и серьгами, ведь их выбирал сам Луи-Виктор, но делать было нечего. Оставаться в Монако она не могла, а родственники… Родственники, как ни странно, ее возвращению не удивились, приняли «блудную племянницу» с великодушием старой знати, и уже через полгода Кейт стала Екатериной Альбедиль-Николовой… «Бедная девочка…» Ну что же, воспоминания о печальном опыте супружеской жизни не доставляли удовольствия даже нынешней Ольге-Кайзерине, не имевшей, к слову, большого – не говоря уже о счастливом – жизненного опыта. Что ж говорить о настоящей Кайзерине, успевшей сжечь два года своей короткой жизни в огне настоящей любви и подлинной страсти?! Коротко говоря, исполнение супружеского долга ничего кроме омерзения у Кейт не вызывало и вызвать не могло… «Ужас!» Но, к счастью, в момент заключения брака барон находился уже в том возрасте, когда изменения в «общем состоянии организма» происходят быстро и часто неожиданно. Так случилось и с Альбедиль-Николовым. Вот, казалось бы, еще вчера он был крепок и охоч до прелестей юной жены, а сегодня ему уже «никак не до этого». Так что на самом деле страдала Кайзерина не сказать чтоб очень долго, – хотя и страдала, – а спустя еще немного времени смогла уже вполне насладиться своим положением замужней, но совершенно независимой женщины. Но это та Кайзерина, которая о Луи-Викторе старалась даже не вспоминать. Ей было слишком больно думать о «лучшем мужчине своей жизни», а боль – это именно та вещь, которой по возможности следует избегать. Она и избегала. И Ольга была с ней в этом вполне солидарна. Ей-то на что сдались эти «мучительные» воспоминания? Де Верджи ей никто! Не она была в него влюблена, не она сходила по этому красавчику с ума. Но, с другой стороны, именно Ольга могла без тени страха – так ей поначалу казалось – и без каких-либо «привходящих обстоятельств» припомнить и оценить слова покойного Луи-Виктора. Адрес и имя. Сказал ли он это просто так – для красного словца – или имел в виду что-то определенное? «Возможно…» Сейчас, по прошествии времени, глядя в прошлое Кайзерины Кински трезвым взглядом Ольги Ремизовой, к словам «маркиза» де Верджи можно было отнестись и с большей серьезностью, чем сделала это однажды – много лет тому назад – взбалмошная красотка Кисси. «Если подумать…» Ольга выпила вторую порцию коньяка и сделала знак женщине, стоявшей у стойки, повторить. На нерве алкоголь сгорал влет, а Кайзерине сейчас как раз требовалось пусть и небольшое – легкое, в «весе пера», – но настоящее, без дураков, опьянение. «Итак…» Итак, Ольга вспомнила слова Луи и решила, что «пожалуй, в них что-то есть». А поскольку нынешняя Кайзерина была уже не то чтобы доподлинная Кейт Кински, но в то же время и никак не настоящая Ольга Ремизова, то и мысль у нее зачастую означала не только мысль, но и немедленное действие, чего ранее не замечалось ни за одной, ни за другой. А раз так, то вспомнила, обдумала, решила и поехала вместилось в считанные часы. Однако затем, когда она была уже в пределах физической досягаемости, цель поездки вдруг показалась Кайзерине не такой уж убедительной, но главное, не настолько желанной, чтобы переться за ней к черту на кулички и притом рисковать… «Риск». Теперь цель поездки представлялась опасной, страшной и… неверной. Бог весть, кто ожидал Ольгу по адресу, указанному мертвецом, и ждал ли вообще. И, сидя сейчас в темноватом, запущенном кабачке на безымянной – для нее, Кейт, безымянной – улочке богом забытого французского городка, она не могла уже сказать с определенностью, хочет ли, чтобы по тому самому адресу ее все еще «ждали». Или лучше, чтобы забыли вместе с теми обязательствами, которые с ней, Кейт Кински, связаны. Ведь не факт, что тем людям – кто бы это ни был – так уж хочется расставаться с доставшимися им по случаю легкими деньгами. «А почему, кстати, ты решила, что это деньги?» Ответа на этот вопрос у Ольги, разумеется, не было. Показалось. Подумалось. Она предположила… «Я… Мне показалось…» Но мало ли что может примерещиться в сумерках?! Впрочем… «Двум смертям не бывать, не так ли?» А в кармане пальто – в левом под соответствующую руку – лежал самозарядный «Вальтер ППК». Это был компактный вариант классического полицейского пистолета, но главное, Ольга была уверена, что без колебаний всадит 7,65-миллиметровую браунинговскую пулю в любого, кто решится покуситься на ее жизнь и… «Имущество», – с кривой усмешкой, пусть и мысленной, закончила свои рассуждения Ольга. После этого она выпила третью рюмку коньяка, расплатилась и вернулась в ожидавшее ее такси. А еще через четверть часа она звонила в колокольчик у старой выцветшей двери небольшого неухоженного особняка. Серый, потемневший от сырости – рядом протекала река – камень, два высоких этажа, черная сланцевая двускатная крыша и темные, вероятно, зашторенные изнутри окна: ни дать ни взять тайный вертеп или укрывище ночных татей. Эжен Сю, одним словом, Дюма-отец и Андре Жид… – Здравствуйте! – сказала Ольга, когда дверь наконец отворилась. Перед ней в тени дверного проема стояла высокая костистая женщина неопределенного возраста. Впрочем, при всей неопределенности ей было никак не меньше пятидесяти. Вот было ли ей больше или меньше шестидесяти – действительно оставалось загадкой. Но не сорок, и уж тем более – никак не тридцать. – Я ищу мадам Скаррон… – Кто вы? – это были первые слова, произнесенные открывшей дверь женщиной. Голос у нее оказался сухой и хриплый, но не в этом дело. На вопрос следовало ответить и ответить безошибочно правильно. Это было ощущение сродни наитию, интуитивное понимание «системы отношений», внезапно появившееся у Ольги. – Я… Кейт… – сказала она. – Подруга Луи-Виктора. – Долго же ты сюда добиралась… – женщина смотрела на Ольгу без гнева и удивления, она просто констатировала факт. Пять лет. И в правду долго. Но так сложились обстоятельства. – Так получилось, – сказала она вслух. – Пойдем, – никак не отреагировав на ее слова, женщина поманила Ольгу за собой и, закрыв за ней дверь, пошла, не оборачиваясь, куда-то в глубину дома. Похоже, никого, кроме них двоих, в доме сейчас не было. Возможно даже – во всяком случае, таково было мгновенное впечатление, возникшее у Ольги, – что и в другое время здесь не бывает гостей, а постоянно обитает одна лишь мадам Скаррон.