– Так Вадим сам сказал, – пожала плечами Светлана. – «Сегодня мой брат заглянет, ты уж постарайся». Сначала у нас все вроде ничего шло, потом он меня душить стал. Я давай выворачиваться, так не получается. Изловчилась, укусила его, он меня отпустил и давай орать: «С ума сошла, дура?» Я ему объяснила, что не занимаюсь таким, ищи другую. Идиот стал визжать, что он меня купил за большие деньги, поэтому я обязана выполнять любые его желания! Ну не фигасе?! Истерит, слюни в разные стороны летят. Потом устал и замолчал. Я ему спокойно объяснила: – Впервые слышу о том, что ты заплатил, Вадим попросил меня брата ублажить. Бесплатно. Оказать ему дружескую услугу. Мы с хозяином жилья в хороших отношениях, поэтому я согласилась. Про то, что ты любитель жесткого секса, он не предупредил. Извини, это не мой вариант. Уходи, пожалуйста. Светлана всплеснула руками. – Он меня за шкирняк схватил, к окну подтащил и во двор выкинул. Убить хотел! – Квартира находится на первом этаже, – заметил я. – Конечно, неприятно, когда из окна выбрасывают, но падение с такой высоты, как правило, не приносит смертельного увечья. Хотя может случиться всякое. Но вы, слава богу, живы. – Сказала уже – он псих, – рассердилась Светлана. – Декабрь был. Дворник местный тротуар чистил, снег под дом швырял. Я в сугроб плюхнулась. Голая! Урод высунулся и завизжал: «Подохла! Так тебе и надо! Тот, кто Димкина не уважает, покойник!» Я вскочила, в подъезд забежала, слышу – дверь открывается. Ломанулась на второй этаж. Створка хрясь! Потом раздались шаги. Входная дверь бах! Я в окно на лестничной клетке глянула, вижу, кретин уходит. Побежала вниз, хорошо, что замок в квартире не захлопывается сам. Иначе чего мне делать? Голая на лестнице стою. Вот вы как поступите, если к вам в дверь девушка без одежды позвонит? Я стал перечислять действия, которые считаю правильными: – Открою дверь, дам ей плед, чтобы закуталась, напою чаем, узнаю, что случилось, помогу чем могу, найду бедолаге одежду… – Да ладно врать, – засмеялась Света, – пошлете голышку далеко-далёко. Я не стал спорить. Светлане надо уяснить, что никогда не стоит думать за другого человека. Как правило, мы приписываем посторонним свои мысли. Если кто-то с гневом восклицает: «Все вокруг воры!», – то он сам способен украсть. Женщина, которая разносит по офису сплетню: «Танька-то шлюха», вероятно, сама готова лечь в койку к незнакомому мужчине. Человек, не способный к воровству и к разгульному образу жизни, пожалеет и вора, и легкомысленную даму. Потому что сколь веревочке ни виться, а конец появится. Нечистого на руку могут отправить на зону, а женщина, прошедшая через полк мужчин, навряд ли будет счастлива в браке, да и дети у нее могут родиться больные. Похоже, Светлана не пустит в свой дом раздетую женщину, поэтому она мне и не поверила. – Он идиот, – продолжала гневаться собеседница. – Вадим сказал, что брата зовут Яков. Я его так и называла. А он из окна орал: «Кто Димкина не уважает…» Некоторые свое имя любят корежить. «Я Димкин», «Я Мишкин», все в маленьких играют. И ведь до того, как взбеситься, он на Якова откликался. Я вынул телефон, написал сообщение Татьяне и вскоре показал Свете фото, которое получил от сестры Якова: – Узнаете кого-то? – Бабу впервые вижу, – пробормотала Света, – а мужик! Это Яша, брат Вадима! Я убрал айфон в карман. – Спасибо. Вы мне очень помогли. – И что теперь мне делать? – расстроилась Светлана. – Квартира не принадлежала Вадику? – Нет, – еще раз подтвердил я. – На мой взгляд, вам лучше поискать другое жилье. – Прямо сегодня надо сматываться? – расстроилась Светлана. – Ну, честное слово, нам пойти некуда. Мы с Настюхой, конечно, уедем, но куда нам деваться? Быстро хату не найти. – Попробую решить вашу проблему, вернусь минут через десять, – пообещал я и вышел на лестницу. Глава шестнадцатая Когда я застрял в плотной пробке на шоссе, позвонил Вениамин: – Ну чего, уладил дело? – Слов нет, чтобы описать восторг девушки, я все ей объяснил: они с сестрой должны жить тихо, оплачивать коммуналку, сбрасывать вашему помощнику фото квитанций, кто-то будет приезжать, проверять что да как в квартире. Устраивать бордель здесь запрещено, если владелец узнает, что туда протоптали дорогу мужчины, жиличек в секунду выселят. Кем они работают, вам безразлично, но в квартире этим заниматься не стоит. Денег за съем с них не возьмут. Спасибо тебе, мне жалко их стало. – Ерунда, – засмеялся Гога, – халупа не нужна никому. В детстве я любил ее, но после того, как меня в детдом отправили, аллергия на эти комнаты появилась. – Может, теперь, когда у них отпала необходимость платить за съем квадратных метров, Светлана и Настя возьмутся за ум? Начнут работать… ну… не знаю кем, перестанут добывать деньги с помощью древнейшей профессии? – предположил я. – Надо дать им шанс, – подвел итог этой части беседы Гога. – Повторяю то, что ты уже знаешь, – сказал я, – ко мне обратилась Татьяна Димкина. Ее брат Яков, фамилия та же, угорел в избе вместе с женой Ольгой и сыновьями Глебом, Кириллом и Константином. У Ольги есть брат Федор, священник, к нему приезжал Вадим, первый муж твоей жены. Он представился Вениамином Андреевичем Бобровым, потребовал от церковнослужителя полмиллиона рублей, которые якобы его зять у него в долг взял. А сейчас случайно выяснилось, что Яков один раз побывал у Светланы, чтобы воспользоваться ее профессиональными услугами. Мужик, похоже, имел некие психологические проблемы. По словам девушки, он хотел придушить ее, а когда та отказалась от опасной игры, вышвырнул партнершу в окно. – Господи! – воскликнул Гога. – Квартира находится на первом этаже, но все равно можно покалечиться. Я поспешил успокоить друга: – Девушка не пострадала, только очень замерзла. – Странная история, – резюмировал Бобров. – Я никогда ведь не был в детстве у тебя в гостях? – осведомился я. – Не помню такого случая, – после небольшой паузы согласился Гога, – к нам никто не заглядывал. – Почему? – удивился я. – В советские годы любимым развлечением были посиделки на кухне, беседа за жизнь под дешевое вино. – Мать стеснялась убогой квартиры, – пояснил Гога, – она часто повторяла: «Не дом, а нора!» Мне там тогда нравилось, я жил в комнате поменьше и любил ее. Мне было очень уютно там. На окне висели плотные шторы, сквозь них свет не пробивался. У мамы просто бзик был. Едва сумерки опускались, она все окна занавешивала. И не только в комнатах, но и на кухне. Там-то зачем такие же гардины, как в спальнях? Да не просто задергивала, а булавками их скрепляла. Вечером перед сном дверь запирала на четыре замка. Один был хитрый, он снаружи не имел скважины, изнутри только открывался-закрывался. Но и этого Олимпиаде казалось мало, она всегда стелила в коридоре шуршащую бумагу. Паранойя просто. Что у нас красть? Денег маме еле-еле от аванса до получки хватало. До пятого класса она меня сама в школу отвозила и забирала. Потом я стал ездить один. Ты у нас не появлялся, а вот Николетту я один раз там видел. – Да ну? – удивился я. Гога кивнул. – Как-то раз заболел физкультурник, два последних урока отменили. Я радостный домой примчался, давай в дверь звонить, а никто не открывает. А я ключи забыл дома. На улице холодно, я попрыгал во дворе, замерз, зашел в подъезд, поднялся наверх на один пролет, сел на подоконник, жду, когда мама приедет, книгу читаю. Думал, она в издательство поехала, не волновался, понимал: физрук неожиданно захворал, родителей об отмене уроков не предупреждали. И тут! Слышу, открывается наша дверь, и выходит… жена Павла Ивановича, вот я удивился, мне-то на звонок не открыли. Я обрадовался, хотел с ней поздороваться, но тут из квартиры выглянула мама. Она меня никогда не ругала даже за серьезные проступки. Спокойным голосом объясняла, почему нельзя так себя вести. Но в тот день мама за шкирку втащила меня в прихожую и сердито воскликнула: – С уроков сбежал? Я объяснил: – Физру отменили. А что у нас мама Вани делала? – Рукопись привезла от мужа, – после короткой паузы сообщила моя мать. Ваня, прости, я приехал на объект. Давай вечером созвонимся? Я попрощался с ним и вернул трубку в подставку. Невозможно поверить в то, что маменька сама покатила через весь город в неблагополучный район, чтобы отдать рукопись неопубликованной книги отца редактору. Можно представить, что госпожа Адилье помчалась бог весть куда для встречи с балериной, которая слетала на гастроли в США и привезла три чемодана барахла на продажу. Желание заполучить шмотку, которой нет ни у Зюки, ни у Коки, ни у Маки, могло сподвигнуть Николетту на подвиг. Но тащить работу супруга в тмутаракань? Да никогда. Я припарковался у торгового центра, взял коробку с чайником и пошел ко входу. И почему мне дом, в котором Гога провел детство, кажется знакомым? Я вроде там никогда не бывал. В галереях магазина толкался народ, но в нужной лавке никого не оказалось. Я спросил у продавца, которого, если верить бейджику на пиджаке, звали Андрей: – Где можно обменять чайник? Парень вынул телефон, поднес его к уху и заорал: – Торговый зал. Пусть Евгений придет. Потом юноша повернулся ко мне: – Простите за ожидание, консультант появится через две минуты тридцать секунд. Я невольно взглянул на часы на стене, а когда опять повернулся к продавцу, тот исчез. Потекли минуты, спустя четверть часа я решил поискать другого продавца, но тут ко мне подошел запыхавшийся мужик лет пятидесяти и стал извиняться: – Простите, я только что освободился. Я весь ваш. Что у вас за проблема с чайником? Я показал коробку: – Он… – Не поет? – сделал преждевременный вывод Евгений. – Наоборот, издает рулады, – уточнил я, – но они все в одном жанре: уголовно-жалостливые оды. Увы, я не являюсь их поклонником. – Репертуар чайника составлялся на базе опроса потребителей, – зачирикал Евгений. – Большинство потенциальных покупателей прибора пожелали слушать именно такой вокал. – А что делать меньшинству, которое раньше не занималось ничем противозаконным, даже издали не видело Владимирский централ и полет голубей над зоной? – осведомился я. – Я несколько раз предупредил продавца: «Мне нужен обычный, простой чайник». Евгений растянул губы в улыбке. – На коробочку смотрели? – Нет. Зачем ее разглядывать? – удивился я. Евгений показал на боковую сторону коробки: – Там написано.