(fb2) Пролог. Да не судимы будете Пловца на лодочке малой Дикой тоской полонит; Забывая подводные скалы, Он только наверх глядит. Пловец и лодочка, знаю, Погибнут среди зыбей; И всякий так погибает От песен Лорелей. Генрих Гейне “Лорелея” Любая достаточно развитая технология неотличима от магии. Артур Кларк — Лешка-а! Алексей! Высокий женский голос бесповоротно разрушил звонкую тишину раннего летнего утра. Пронзительный звук эхом скатился по мраморным ступеням парадной лестницы, ненадолго задержался среди пальм, стройными рядами выстроившихся вдоль набережной, затем стремительно ухнул куда-то вниз, на пустынный по причине раннего времени пляж, и, наконец, унесся в открытое море. Алексей затормозил настолько неожиданно, что Михаил, идущий позади, чуть не налетел на него, прошипев себе под нос нечто невразумительное. Алексей, казалось, этого даже не заметил. Он не сделал ни малейшей попытки обернуться на голос, а просто стоял и смотрел в открытое море, туда, где темнел высокий скалистый утес, прозванный Замком Дракулы за острые, уставившиеся прямо в небо, иззубренные вершины и общий, абсолютно неприступный, в чем-то немного зловещий, вид. — Алексей! — снова донеслось откуда-то сверху. — Подожди, я сейчас! — Н-да, — сказал Михаил. — Не завидую я тебе. Никак не завидую. Он обошел неподвижного Алексея, заглянул ему в лицо и только крякнул с досады. — Ты знаешь, — сказал он, — я, пожалуй, пойду. Не хочу встречаться с этой… Он пожевал губами, пытаясь подобрать подходящее слово, не подобрал и от бессилия лишь махнул рукой. Алексей, наконец, сумел выдавить из себя: — Помнишь? Не судите, да не судимы будете… Но я тебя понимаю… ты давай… ступай. Потом договорим… Михаил коротко глянул на него, еще раз безнадежно махнул рукой и исчез за поворотом. Только тогда Алексей позволил себе обернуться. Стройная ладная фигурка в темно-синем комбинезоне тем временем уже преодолела последний пролет высоченной лестницы, ведущей в тренажерные залы и на вертолетную площадку, и теперь стремительно приближалась. — Здравствуй, Алексей. Казалось, она совсем не запыхалась, дышала ровно, спокойно, словно и не было головокружительной пробежки по лестницам. По крайней мере, с физподготовкой у нее все в порядке, невольно отметил Алексей. — Здравствуй, Наташа, — сказал он, стараясь не выдать голосом своих эмоций. Похоже, ему это удалось, она ничего не заметила. — Я вижу, медицина к тебе больше претензий не имеет. Как дочка? Надеюсь, все в порядке? Наташа лишь досадливо отмахнулась. — Да… спасибо, со здоровьем все отлично. Не знаю, что они там искали, но, судя по всему, так и не нашли. И Катюха у меня тоже молодец, через месяц в школу. Сейчас отдыхает в лагере под Рязанью. Соскучилась я по ней страшно. Сам знаешь — одни тренировки, никакой личной жизни… Но я не об этом… Алексей, нам надо поговорить. — Хорошо. Я тебя слушаю. Она некоторое время молчала, пристально вглядываясь в его спокойное, полное участливого внимания лицо, а затем отвернулась и, закусив губу, уставилась на Замок Дракулы. Однако, Алексей был уверен, что видит она перед собой вовсе не скалистый неприступный утес, а нечто совсем-совсем другое. — Что происходит, Алексей, — наконец, произнесла она, вновь обращая на него взгляд своих излучающих тревогу глаз. — Я ничего не понимаю. Может быть ты, командир, объяснишь мне… Алексей не выдержал, отвел взгляд и принялся старательно изучать эмблему на левой стороне ее комбинезона, где крупными буквами выделялась надпись: «Горгона», а чуть ниже красовались три цифры: «143» — порядковый номер смены, который со вчерашнего дня им уже не принадлежал. — Ну, ты же знаешь… — начал он. — Нас перевели в резерв. На Горгону полетит Завьялов со своими ребятами. — Да я вовсе не об этом. — На ее лице отразилась досада. — Не притворяйся, ты же прекрасно все понял. То, что нас отстранили от полета — да, я, как и все, об этом знаю и так же, как и все, теряюсь в догадках. Но это отдельная тема. А сейчас речь пойдет исключительно обо мне. Так я и знал, тоскливо подумал Алексей. Рано или поздно, она должна была спросить. Хотя я до последнего надеялся, что этого разговора удастся избежать. Как видно, напрасно. Наташа с каким-то настороженным вниманием вглядывалась в лицо Алексея, безуспешно пытаясь поймать его взгляд. Он же старательно прятал глаза, и это было совсем на него не похоже и только усиливало уверенность в том, что ему есть что скрывать. И конечно же, подогревало решимость выяснить все до конца. — Понимаешь, — начала она, с трудом подбирая слова, — с тех пор, как меня выписали из госпиталя… Кстати, совершенно не помню, как туда попала. Не просветишь? Нет?.. Хм… ладно. В общем, с тех самых пор все шарахаются от меня, как от прокаженной. Мария и Роман вообще не стали со мной разговаривать, Мишка — и тот, завидев меня, сбежал… — Сбежал? Когда? — Да вот только что… И знаешь, не надо мне врать. Я же вижу, что тебе что-то известно. Скажи прямо — это как-то связано с нашей последней тренировкой? — Не понял. Какая еще тренировка? — На прошлой неделе, — терпеливо пояснила она. — На новом тренажере. А ты, наверное, думал, я совсем ничего не помню? Именно так он и думал. И именно на это он, оказывается, надеялся на протяжении последних безумных дней. И бессонных ночей. Не должна она ничего помнить, так ему обещали. И только поэтому он дал им свое согласие. Новый тренажер… Да, действительно, новый, новее не придумаешь. Нечто такое, что еще недавно даже невозможно было себе представить. Это надо же, каких высот достигла наука в своем стремлении обмануть обычные человеческие чувства! 3D, 4D, 5D… что дальше? 100D? Или 1000? А по какой шкале прикажете градуировать полное, абсолютное приближение к реальности? Не знаете? И я не знаю. То-то и оно… Алексей вполне понимал логику, которой следовали создатели уникального комплекса — обеспечить испытуемым максимальную степень достоверности предлагаемых обстоятельств, и всецело одобрял подобный подход. Но… Если бы не было этой последней, действительно последней для них тренировки. Он вдруг отчетливо вспомнил откровенно испуганные лица медиков, которые извлекали его из недр комплекса, а затем осторожно укладывали на кушетку, обрывая по пути многочисленные провода и отдирая от неожиданно обмякшего в их руках тела никому не нужные датчики… Жизнь тогда спасти удалось, а вот с душевным состоянием все оказалось намного сложнее. Изнуряющая бессонница, полуявь-полусон, и ноющая боль в левом боку… Стоило лишь немного забыться, как он тут же вскакивал с криком, весь в холодном поту. Н-да… А что же тогда говорить о Наташе? Ей, как выяснилось, досталось ничуть не меньше, а в некотором смысле даже гораздо больше, чем кому-либо из их команды. И именно поэтому медики настояли на искусственной амнезии, а со всех прочих участников взяли обязательство самым строжайшим образом соблюдать врачебную тайну. Вот только чувства никуда не спрячешь. И этого медицинские светила почему-то совсем не учли. Или просто сочли недостойным своего высокого внимания. В этом-то и проблема… Алексей отвернулся и снова уставился на Замок Дракулы. — Ну что, так и будешь молчать? Он, не отрывая взгляда от скалистого островка, одиноко торчавшего посреди бухты, наконец, выдавил из себя: — Мне нечего сказать тебе, Наташа. Я ничего не знаю. Наступило долгое молчание. — И все-то ты врешь, — тихо сказала она. — Вот только не понимаю, зачем. Со стороны моря вдруг донесся ровный пульсирующий звук, рядом с Замком Дракулы в небе откуда-то возникла маленькая черная точка, по широкой дуге обогнула утес и стремительно понеслась к берегу. Вертолет прошел прямо над их головами, на несколько секунд завис в неподвижности, а затем, плавно покачиваясь, опустился на площадку. Из него вышли двое и, пригибаясь, поспешили в сторону административного корпуса. В руке одного из прибывших можно было разглядеть большой черный кейс. — Интересно, кто это? — задумчиво произнесла Наташа, обращаясь даже не к Алексею, а просто так — в пространство. Но он все-таки ответил: — Комиссия из Москвы. Будут решать наш вопрос. — Все интересней и интересней. И что же они собираются тут решать, когда и так уже все решено… Странно. А меня сегодня к себе Захаров вызвал. — Наташа посмотрела на часы. — Через пятнадцать минут. Вероятно, тоже по этому поводу, а? Что скажешь? — Не знаю, — снова соврал он. Вызов к начальнику Центра подготовки не сулил ничего хорошего, и она, безусловно, о чем-то догадывалась, а может быть, просто чувствовала. Алексей мысленно чертыхнулся. Заварил эту кашу не он, а вот расхлебывать ее, судя по всему, придется всем. — Я так и думала. Что ж, спасибо тебе за помощь да за участие… Только я ведь все равно узнаю, — сказала она, окинула его с ног до головы взглядом, полным даже не разочарования, а какой-то обращенной к нему жалости, а затем повернулась и пошла прочь. Алексей стоял и тихо себя ненавидел. Он не окликнул ее, не задержал, а лишь молча смотрел вслед. Страшно было признаться себе, что он попросту не знает, что делать, и не имеет никакого понятия о том, нужно ли вообще что-то делать. Откуда-то пришло ощущение неотвратимо надвигающейся беды, и от этого вдруг потускнели и поблекли краски теплого летнего утра и почему-то тревожно защемило в груди. А потом навалились воспоминания… * — Дмитрий Николаевич! Да не волнуйтесь вы так, все будет в порядке. Алексей полулежал в глубоком мягком кресле, опутанный многочисленными проводами, с ног до головы попятнаный белыми наклейками контактных датчиков, и с улыбкой наблюдал за руководителем тренировки Хромовым. Лежать было удобно, кресло обволакивало тело, словно кокон, однако, движений, как ни странно, не стесняло. Хромов прекратил, наконец, мерять шагами тесное помещение, поправил сползавшие с носа очки и уставился на Алексея так, словно видел его впервые. Алексей ободряюще улыбнулся ему и отрапортовал: — Личный состав смены номер сто сорок три к тренировке готов. Его ребята уже находились рядом в точно таких же креслах. Только в отличие от командира на голове каждого из них красовался блестящий металлический шлем, а лицо закрывала сложная конструкция, чем-то напоминающая то ли очки виртуальной реальности, то ли прибор ночного видения. Предстоящая тренировка должна была стать уникальной в своем роде, поэтому легкий мандраж представлялся вполне простительным. Однако, волнение Хромова сегодня явно зашкаливало. Что-то он знал о программе испытаний, знал, но поделиться своим знанием не имел права. Хотя даже невооруженным глазом было заметно, что его так и подмывает нарушить запрет. — Гм… Алексей, — наконец, произнес он. — Хочу еще раз предупредить, что тренажер в значительной степени является экспериментальной установкой и, хотя тестовые испытания подтвердили ее готовность и эффективность, в реальных условиях никто ничего не проверял. Вы будете первыми. Он поправил съехавшие на кончик носа очки, строго взглянул на Алексея — в должной ли степени тот проникся смыслом его слов, — и продолжил: — Воздействие осуществляется непосредственно на мозг, поэтому все будет выглядеть так, словно вы действительно там, на Горгоне. И никто из вас ни за что не сумеет отличить подделку от реальности… Да нет, что я говорю! Никому даже в голову не придет, что предлагаемые обстоятельства столь же далеки от реальности, как… как… — он в бессилии пошевелил пальцами, а потом безнадежно махнул рукой. — Впрочем, не знаю, зачем я это говорю. Все равно там, — он воздел глаза к небу, — вы ни за что ничего не вспомните. Но не сказать я не мог. — Спасибо, Дмитрий Николаевич, — Алексей перестал улыбаться и серьезно посмотрел на Хромова. — Мы знакомы с особенностями установки и прошли подробный инструктаж. Так что, пожалуйста, не волнуйтесь. Все будет хорошо. — Ну что ж, коли так, — в голосе Хромова Алексею послышалась нотка сомнения, — тогда приступим. Голову Алексея охватил металлический шлем, а лицо скрыла маска с очками. Последним, что он увидел перед собой, было хмурое лицо Хромова. Сознание начало уплывать, тренажерный зал почему-то вдруг покосился и начал таять, словно растворяясь в мутной белесой дымке, а затем прямо в лицо полыхнуло жаркое солнце Горгоны. * Он уже заканчивал настройку аппаратуры переносной сейсмостанции и начал прилаживать на место защитный колпак, когда в наушниках вдруг затрещало, запело на разные голоса, а затем послышался Наташин голос: