– И на чем вы собираетесь зарабатывать в грядущей войне? – Конечно же, на старом добром каперстве! Вы хоть представляете себе, сколько судов и грузов мы сможем прибрать к рукам за полтора года войны, если успеем подготовить небольшую эскадру каперов? Это же миллионы фунтов стерлингов! Ну и, естественно, помощь нашим войскам. Куда уж без этого. Главное, успеть построить достаточное количество небольших и быстроходных кораблей, а также озаботиться базой и рынком сбыта. А потому уже сейчас наш путь должен лежать в Азиатско-Тихоокеанский регион! Кстати, вы не в курсе, что сейчас творится на Курилах и Сахалине? – Не хочу вас обидеть, Иван Иванович. Я, конечно, не в курсе, что происходило с морским правом в ваше время, но сейчас каперство запрещено, – тут же обломал все чаяния и надежды гостя из будущего Протопопов. – Еще в 1856 году Россия совместно с ведущими европейскими державами подписала декларацию о запрете подобного рода деятельности. Потому данное ваше предложение видится совершенно необдуманным и не имеющим почву под ногами прожектерством. – Конечно это чистой воды прожектерство! – нисколько не обиделся Иван. – Я озвучил то, что первым делом пришло мне в голову. И раз каперство как таковое запрещено, нам надо всего-навсего придумать, как официально преобразовать презренное ныне каперство в благородный и совершенно законный способ отъема материальных ценностей у противника. Благо времени еще в достатке. – А ведь вы не совсем правы, Николай Николаевич, – пришел на помощь их общему спасителю Иениш. – Парижская морская декларация от 16 апреля 1856 года не несет строжайшего запрета на каперские действия. Ознакомившись с ней в свое время, я могу сказать, что составляли ее весьма хитро. С одной стороны, все подписавшиеся под ней страны обязались не применять каперов друг против друга в случае начала боевых действий. Заметьте! Друг против друга! Про остальные же страны было сказано, что до них лишь будет доведена информация о подписанной декларации с пожеланиями в будущем следовать ее духу. Но не более того! Никто не собирался насильно склонять остальных к отказу от каперства и уж тем более превращать иностранных каперов в новую категорию международных преступников, подобно обычным пиратам. И если с Англией нечто озвученное Иваном Ивановичем точно не пройдет, то с той же Японией все далеко не столь очевидно. – Даже если все так, его императорское величество никогда не позволит кому-либо из его подданных очернить имя России подобными деяниями, – продолжил гнуть свою линию Протопопов. – Он столько лет отдавал все силы на недопущение различных войн, что никак не сможет согласиться на предлагаемую вами авантюру, как бы завуалирована она ни была. – Узнает про будущее, что ждет его страну, согласится, – недобро усмехнулся Иван. – Или сопьется и умрет еще раньше, – добавил он секунд через десять. – Но одно из двух – точно. Иначе все пойдет тем же путем, что уже однажды было. Во всяком случае, было для меня… Затянувшийся на долгие часы разговор был прерван старостой, сообщившим их благородиям о прибытии полицейского. Но поскольку солнце уже давно скрылось за горизонтом, а со свечами и керосиновыми лампами в деревне было туго, все разбирательства было решено оставить до утра. Тем более что полицейский, получив подтверждение от офицеров, что в деревне расположились на постой спасшиеся с утонувшего броненосца матросы Российского Императорского флота, обещал появиться с утра в более представительной компании. Естественно, всю ночь Иван провел в беседе с Иенишем и Протопоповым. Слишком многое следовало успеть обсудить до появления нежелательных свидетелей. На сей раз в качестве укромного места был выбран стоявший на якоре «Шмель». Правда, всем опять пришлось промочить ноги, но, оказавшись на борту, переговорщики растерли их прихваченным самогоном и замотали свежими портянками, так что о холоде можно было не беспокоиться. И только разбухшая от влаги деревянная обшивка салона источала неприятный запах сырости, но на него перестали обращать какое-либо внимание довольно скоро. Лишь когда стрелки на часах засвидетельствовали наступление половины десятого утра 8 сентября, к деревне подкатила целая кавалькада из телег и кибиток, сопровождаемая двумя десятками конных. Иван не разбирался в существующих типах войск, но Протопопов, кинув один лишь мимолетный взгляд, авторитетно заявил, что это драгуны. Наблюдая за тем, как разодетые в вековой давности костюмы и мундиры многочисленные члены прибывшей делегации мгновенно разбрелись по деревне, а частью направились к пляжу в сопровождении спешившегося эскорта, Иван чертыхнулся про себя и, повернувшись к все еще находящимся на борту офицерам, констатировал: – Похоже, пора заканчивать наш затянувшийся разговор. – Да, дорогой наш Иван Иванович, – пробравшись к люку и бросив быстрый взгляд на берег, устало кивнул Иениш. – В таком случае не стоит затягивать с прощанием. Где меня искать, вы знаете. Сами составляли все инструкции. Так что ни пуха вам ни пера и до скорой встречи, господа. – К черту, Иван Иванович, – первым крепко пожал протянутую руку Протопопов и, закатав штанины, спрыгнул из люка в воду. – До встречи, Иван Иванович, – последовал примеру старшего офицера Иениш. – Я не знаю, как скоро смогу быть свободным в перемещениях после всего произошедшего, но как только появится возможность, непременно тут же приеду к вам. А до тех пор следуйте утвержденному плану. И верьте, ни я, ни Николай Николаевич не выдадим вашей тайны. Клянусь честью! Махнув на прощание рукой, Иван задраил люк и, пробравшись в рубку, довольно споро отчалил от берега. Кинув напоследок взгляд на пляж, он хорошо рассмотрел, как собравшиеся на нем люди принялись размахивать руками, стараясь привлечь его внимание, а вышедший из воды Иениш отдал ему честь и тут же поспешил обуться, дабы не застудить ноги – впереди имелось немало неотложных дел, и валяться в кровати с температурой он себе позволить никак не мог. Глава 2 Сокровища погибших кораблей Весть о гибели броненосца вызвала натуральную бурю в обществе. Два месяца со страниц газет не сходили материалы о «Русалке» и ее жертвах. Публиковались некрологи со сведениями о погибших. Выдвигалась инициатива подготовить брошюры с портретами офицеров и нижних чинов, чтобы вырученные деньги направить их семьям. Гибель броненосца стала наиболее обсуждаемой темой года и потому привлекла к себе немало внимания. И все без исключения газеты задавались одним и тем же вопросом: по какой причине герой, сумевший вырвать из рук смерти немногих счастливцев, скрылся и не дал о себе знать даже после опубликования информации о назначении немалой денежной награды? Каких только предположений ни высказывалось по этому поводу. И то, что он мог быть контрабандистом, и то, что в спасении участвовало какое-то новое секретное военное судно с секретным двигателем, поскольку кто-то из матросов обратил внимание на отсутствие в лодке паровой машины. Но более всех прочих общавшиеся с решившим остаться неизвестным героем офицеры «Русалки» хранили гробовое молчание на любой вопрос о его личности. Одновременно с неумолкающими газетчиками по старой русской традиции в верхах принялись искать виновных в гибели корабля и большей части экипажа. Так военно-морской суд, собранный по прямому указу Александра III, разбиравший в октябре 1893 года «Дело о гибели броненосца береговой обороны „Русалка“», признал командовавшего учебно-артиллерийским отрядом контр-адмирала Бурачека виновным в том, что все распоряжения по совместному плаванию броненосца «Русалка» и канонерской лодки «Туча» он сделал не лично, а через своего флаг-капитана. Помимо этого в вину ему вменяли недостаточную осторожность в выборе погоды отправления кораблей в поход, а также противозаконное бездействие власти и слабый надзор за подчиненными. Но отделался он довольно легко – объявлением выговора в приказе. Иениша обвиняли в том, что он вышел в поход будучи изрядно больным, что привело к невозможности полноценного командования вверенным ему кораблем. Спасло капитана 2-го ранга только то, что он заранее подавал рапорт с просьбой заменить его, но единственно возможный сменщик сам слег в кровать с тяжелым заболеванием, не оставив Иенишу иного выхода. Так что по распоряжению императора Виктор Христианович получил следующий чин, несмотря на не выплаванный ценз, и был выпнут в отставку по состоянию здоровья без какого-либо неподъемного ярма на шею, чего столь сильно опасался сам Иениш. Командира канонерской лодки «Туча», капитана 2-го ранга Лушкова, обвинили в оставлении своего флагмана в условиях плохой видимости и в назидание остальным сняли с должности командира корабля, а после отрешили от должности с потерей прав, службою приобретенных, без права в течение трех лет вновь поступать на службу. Хорошо еще, что чин, ордена и другие знаки отличия ему сохранили. Одним словом, макнули многих лицом в грязь, но, дабы не выносить сор из избы, следственная комиссия в своем окончательном выводе отнесла погодные условия к основным причинам гибели броненосца наравне с конструктивными особенностями и возрастом корабля. Созданный же «Комитет о погибших на броненосце „Русалка“» пусть и не столь быстро, как хотелось бы, но все же распределил пособия между семействами погибших. Правда, иждивенцами были признаны лишь вдовы и дети не вернувшихся из своего последнего похода моряков, которым назначили полную пенсию по первому разряду раненых. В результате вдовам офицеров устанавливалась годовая пенсия в 500 рублей, матросов – 60 рублей, детям-сиротам по 160 и 40 рублей соответственно. Также при достижении последними двадцати одного года им полагались единомоментные выплаты в 2000, 3000 и 400 рублей для сыновей, дочерей офицеров и детей матросов соответственно, с целью чего на их имена в Государственном банке Российской империи были отложены потребные суммы для нарастания процентами. На этом официальная часть и закончилась. Однотипную с «Русалкой» броненосную лодку «Чародейка» проверили на техническую годность и, убедившись, что корабль в относительном порядке, не стали исключать из списков флота по причине острой нехватки даже учебных кораблей, тем более что в этом году у берегов Кореи погиб на камнях парусно-винтовой корвет, значившийся по новой системе классификации кораблей бронепалубным крейсером 1-го ранга, «Витязь», и были списаны четыре последних деревянных корвета, а количество офицеров, достигших звания, с которым уже было необходимо занимать должности на кораблях 2-го ранга, только возросло. К тому же в строю все еще оставались куда более старые и менее мореходные мониторы, списание которых могло поставить крест на карьере многих молодых офицеров, несмотря на околонулевую боевую ценность данных плавающих раритетов. Протопопова и всех остальных спасшихся перевели на берег в роту флотского экипажа, после чего и сдали дело в архив. Одновременно с судебными разбирательствами были организованы поисковые работы. Старший офицер «Русалки» смог определить примерные координаты гибели корабля, и в означенном районе вскоре появилось не менее десятка кораблей Балтийского флота, принявшихся протраливать дно в надежде зацепить ушедший под воду броненосец. Знай они, что «Русалка» упокоилась на недосягаемой в нынешние времена глубине в семьдесят четыре метра, поиски, несомненно, были бы окончены во избежание трат средств, которых, как во все времена, и так не хватало. Но единственный располагающий данной информацией человек в это время был слишком занят, чтобы докучать своими советами господам офицерам Российского Императорского флота, тем более что выслушать его согласились бы разве что трое из них, непосредственно обязанные ему своими жизнями. Три дня прождал Иван в указанной Иенишем небольшой бухте. Немногочисленные продукты закончились уже на второй, и потому старого отставного моряка, принесшего помимо весточки от Иениша корзину с нехитрой снедью, он встретил хоть и настороженно, но с радостью. Да и натянутые струной нервы отпустило – все же капитан 2-го ранга не стал сдавать его никому, и сейчас его не вязали жандармы, а угощали еще теплым черным хлебом, копченой рыбой да вареными яйцами под домашний квас. Старик ушел из флота по выслуге лет вслед за своим последним командиром, давним другом отца Иениша, у которого немало лет прослужил вестовым, да так и остался в услужении. – Чудная у вас лодка, вашбродь, – поцокал языком старый моряк, осматривая небогатое убранство «Шмеля». – Ни парусов, ни весел. Паровой машины тоже не видать. Как ходить-то на ней? – Да какое я благородие, Степан Архипыч, – отмахнулся чуть ли не давящийся ароматным деревенским хлебом Иван. – Так, голь перекатная. Из всего имущества только этот катер и остался. Да и дворян в своих предках не припоминаю. Иваном кличьте, не обижусь. А что касается машины, то имеется такая. Новейшая разработка! Потребляет жидкое топливо взамен угля и не требует пара для работы. – Чего только ни придумают, – вновь цокнул языком старик. – Я когда службу начинал, пароход дивом дивным казался, а теперича куда ни глянь, только трубы дымят. Парусов все меньше и меньше на горизонте видно. Бывает так, придешь в порт или прогуливаешься по набережной, дабы на море одним глазком глянуть, а ни одного паруса не видать. Только гарь гроздьями висит. – Время идет. Техника развивается, – пожал плечами Иван. – Кто знает, что будет лет через пятьдесят? Может, люди уже на летучих кораблях ходить по небу будут. – Это как же? Как птицы? – удивился моряк. – Не думаю, что столь элегантно, – усмехнулся Иван. – Но явно быстрее. – Хотелось бы увидеть, – мечтательно улыбнулся старик. – Может, и сподобимся. – Хотелось бы, – вновь вздохнул старик и с кряхтением поднялся на ноги. – Подсоби-ка мне, Ваня, с яхты твоей сойти. Дряхлый я стал, чтобы по люкам таким ползать. Это в юности я мог по реям, аки мартышка африканская, скакать, а сейчас не каждая прогулка с легкостью дается. Хоть «Шмель» и нельзя было назвать низкосидящим, уже к вечеру первого дня, проведенного в этой бухточке, катер все же лег на усеянное галькой дно, когда нагнанная штормом предыдущего дня вода полностью отступила от берегов, потому Иван спустил кормильца на относительно сухие камни, протянув следом опустошенную корзину. – Ты, Ваня, завтра меня не жди. Только послезавтра вновь наведаюсь. Как раз твой проводник прибыть должен. – Хорошо бы, – поежился Иван. – А то я тут уже все что можно в костре спалил. Ночью так вообще холод до костей пробирает. – Ну ничего. Сейчас кистью поработаешь и согреешься, – каркающе рассмеялся моряк. – Работы, конечно, не много, но хоть какое-то разнообразие. Кинув взгляд на сгруженные с телеги бочонки с белилами и три грубых кисти, Иван лишь кивнул. Забавная раскраска под шмеля показалась слишком весомой уликой, по которой его могли найти, и потому, прежде чем вести катер в какой-либо порт, сперва требовалось перевести внешний вид «Шмеля» в менее привлекающий взгляды. С той же целью была привезена сколоченная на скорую руку прямоугольная конструкция, призванная имитировать дымовую трубу после окраски и крепления на выступающей рубке катера. К сожалению, заказать изготовление округлого муляжа из жести за столь короткий срок не представлялось возможным. Да и обшить катер сверху доской, конечно, тоже не мешало, ибо его монолитный стеклопластиковый корпус не походил ни на что известное ныне, но для столь крупной маскировки ни сил, ни средств уже не было. Начав с днища, чтобы дать белилам хоть какое-то время подсохнуть до спуска катера обратно в воду, Иван, заляпанный краской с ног до головы, закончил с работой лишь к полудню 12 сентября. Еще через пять часов в бухту, пыхтя высокой дымовой трубой, вполз небольшой паровой катер, на носу которого восседал Степан Архипыч. Иван, не имея на катере кормовых люков, прозевал этот момент, и когда в борт постучали, приложился головой о фанерную панель потолка, дернувшись от неожиданности. Лишь донесшийся снаружи знакомый голос успокоил готовое выпрыгнуть из груди сердце. – Ваня, ты внутри? – Да, Степан Архипыч. Сейчас выйду. – Подскочив с кровати, Иван высунулся в приоткрытый люк и тут же уперся взглядом в покачивающийся у кормы «Шмеля» паровой катер. Помимо уже знакомого деда, на нем находились еще трое: бородатый рулевой, чумазый от угольной пыли кочегар и, к величайшему изумлению Ивана, статная дама. Катер не мог подойти ближе из-за опасения сесть на камни, и потому пришлось кидать на него швартовый трос, чтобы тот сдернул «Шмеля», благо из-за начавшегося прилива на камнях покоился только нос. И пусть приливы на Балтике были совсем небольшими, увеличение уровня воды в бухточке даже всего на полтора десятка сантиметров могло подсобить в этом деле. Многочисленные потуги стащить «Шмеля» с каменной тверди увенчались успехом лишь спустя полчаса, когда прилив еще немного приподнял его над дном. Казалось бы, какие-то пять лишних сантиметров, но именно их так не хватало для успешного завершения дела. Угрюмо запыхтев, паровой катер в сгущающихся сумерках на четырех-пяти узлах принялся буксировать «Шмеля» в сторону Ревеля, но через полтора часа пристал к обветшалому деревянному причалу у небольшой рыбацкой деревушки. Перебравшийся с катера на пристань старик принял брошенный Иваном линь и одним забитым в мышечную память движением привязал его к деревянной тумбе. Зафиксировав «Шмеля», он бросился обратно к паровому катеру и помог сойти на причал даме, после чего, бурча себе под нос, долго отсчитывал заскорузлым пальцем засаленные мятые рубли так же бурчащему рулевому. Стоило священнодействию расчета окончиться, как катер, более не задерживаясь, дал ход и подымил дальше в сторону столицы Эстляндской губернии. – Здравствуйте, дорогой Иван Иванович, – к мнущемуся у люка «Шмеля» Ивану подошла сошедшая с катера дама. – Меня зовут Иениш Мария Алексеевна, я супруга Виктора Христиановича, – сделав книксен, она тепло улыбнулась ему и протянула затянутую в белоснежную перчатку руку. Слегка приложившись к руке, как это показывали в фильмах, Иван представился в ответ, несмотря на то что дама уже знала его имя и отчество: – Иванов Иван Иванович, просто хороший человек. – Вы себя недооцениваете, Иван Иванович, – показав доброжелательной улыбкой, что оценила шутку, Мария Алексеевна слегка покачала головой. – Для моей семьи вы не просто хороший человек, вы ангел-хранитель, что присмотрел за моим дорогим супругом в момент крайней нужды. И за сие я и наши дети будем обязаны вам по гроб жизни. Мой супруг просил оказать вам всю возможную поддержку до тех пор, пока будет идти разбирательство по факту гибели «Русалки» и пока он сам не сможет нанести вам визит. К сожалению, мои возможности не сильно велики, но будьте уверены, всем, что окажется нашей семье по силам, мы вам поможем. – Благодарю, Мария Алексеевна. Приятно осознавать, что здесь и сейчас мне есть на кого надеяться. Я полагаю, Виктор Христианович сообщил вам, что в силу ряда причин я не имею возможности стать публичным лицом. Да и мое нахождение на территории Российской империи временно не следует афишировать. – Да, супруг особенно упирал на тот факт, что самостоятельно вы не имеете возможность действовать или показываться где бы то ни было под своим истинным видом. Правда, не означил причины подобной необходимости. Однако я прекрасно понимаю, что у флота имеются свои тайны, которые не следует знать никому лишнему. – Пусть оно именно так и остается, Мария Алексеевна. Хотя бы в течение месяца. – Можете полностью на меня рассчитывать, Иван Иванович. Нигде и никому я не пророню ни слова о вашей персоне. – Степан Архипыч, на ваше молчание я тоже рассчитываю. – Что же мы, не разумеем? Тайна она и есть тайна, чтоб никто о ней не ведал. – Благодарю вас обоих за понимание, – слегка склонил голову Иван. – А теперь, если не возражаете, к делу. Сперва требуется скрыть данный катер от лишних глаз. Желательно вообще вытащить его на берег и запереть в сарае. Степан Архипыч, полагаю, что данный вопрос именно по вашей части. – Это можно, – кивнул отставной моряк. – Здесь же и можем оставить, – он махнул рукой в сторону берега, где на покрытом водорослями песчаном пляже притулились семь рыбачьих баркасов. – Деревенька тут тихая. Лишних никого не бывает. Тут моей сестры семья живет, так что будет кому присмотреть за вашим катером. А вот что с сараем делать, даже и не знаю. Ежели строить, то рублей пятнадцать только на доски потребуется. Плюс работа. А у нее семья и так немалая. Каждая копейка на счету, – как бы извиняясь, развел руками старик. – Не беспокойтесь, Степан Архипыч. И за работу и за материал я заплачу, – тут же успокоила принявшегося чесать затылок моряка Мария Алексеевна. – Ну, ежели так, то все устрою. И лошадок для вытягивания катера на берег, и постройку сарая. Не сомневайтесь. – В таком случае хотелось бы встать на побывку в какой-нибудь дом. Желательно хорошо отапливаемый. А то за последние пять дней я изрядно продрог, проводя день и ночь в катере. Да и помыться бы не мешало. Поняв, отчего под конец замешкался новый знакомый, Мария Алексеевна извлекла из ридикюля изящный кошелек и протянула Ивану сложенную вдвое пачку банкнот. – Вот, Иван Иванович, возьмите. И даже не думайте отказываться! – женщина грозно погрозила пальчиком замявшемуся Ивану. – Вы ни в коей мере не находитесь на чьем-либо содержании. Это лишь скромная благодарность за спасение моего супруга и его подчиненных. К тому же всем доподлинно известно, что вы имеете полное право получить назначенную самим государем премию за спасение «достойных сынов отечества», – дама явно процитировала слова из речи Александра III, что была опубликована во всех российских газетах. – А там, если мне не изменяет память, говорилось о сумме несравненно более высокой. Потому ваша честь может быть спокойна. Если вы все же посчитаете себя обязанным возместить данные средства, что лично я сочла бы за оскорбление, вы будете иметь на это все возможности. – Благодарю, Мария Алексеевна. И все же, несмотря на ваши слова, произнесенные, несомненно, от души, я сразу верну вам затраченные средства, как только представится такая возможность. Я помогал попавшим в беду людям не за награды, а потому что не мог поступить иначе. Впрочем, как и любой другой приличный человек, – взяв протянутые деньги и, не считая, убрав их во внутренний карман куртки, Иван вновь обратился к своим собеседникам: – Должен сказать, что я не был в России очень давно. Десятки лет. И за прошедшее время полностью утратил возможность отслеживать реалии жизни на родине. Не могли бы вы меня проконсультировать по вопросам цен, моды, принятого стиля общения? Хоть последние годы я и жил среди русских, но в тех краях царили весьма свободные нравы, и потому мне не хотелось бы попасть впросак из-за какой-либо мелочи. – Конечно, Иван Иванович. Как я уже говорила, можете полностью рассчитывать на мою поддержку.