Виктор ПронинКНИГА ПЕРВАЯЧасть первая Часть вторая Часть третья КНИГА ВТОРАЯЧасть первая Часть вторая Часть третья КНИГА ТРЕТЬЯ КНИГА ЧЕТВЕРТАЯЧасть первая Часть вторая Часть третья КНИГА ПЯТАЯ КНИГА ШЕСТАЯ КНИГА СЕДЬМАЯ КНИГА ВОСЬМАЯЧасть первая Часть вторая notes* * * * Виктор Пронин БАНДА КНИГА ПЕРВАЯ Часть первая Утреннее убийство Чуч с дубиною придет, Всем затылки прошибет — Как водица талая, Кровь польется алая. Детская песенка Дождь начался сразу после полудня и продолжался до самого вечера, то затихая, то снова набирая силу. Иногда в тучах погромыхивало, где-то за городом вспыхивали молнии, потом вдруг над домами возникали голубые просветы, обещая ясный, тихий вечер. Но опять наплывали тучи, и снова шел сильный упругий дождь. Дочиста вымытые булыжники блестели под вечерними фонарями, в асфальте отражались огни светофоров, витрины, окна домов. Хотя машины шли медленнее, прохожие шарахались от брызг, и висело в воздухе какое-то недовольство дождем, погодой, друг другом. Проезжая по улицам мимо освещенных витрин, Пахомов видел темные очереди за водкой. За молоком стояли так же сумрачно и молчаливо. Правда, водочные толпы были скорее мужскими, а за молоком стояли в основном старухи и дети. В одном месте очередь показалась ему поменьше других, и он остановил машину. — За чем стоим, бабуля? — спросил он у крайней женщины. — А ни за чем. — Это как? — Чего привезут, за тем и стоим. Пока ничего не подвезли. Значит, так стоим… На всякий случай. Если подбросят чего, рыбу какую, крупу, консервы — а мы уж наизготовке. — Шустры, — Пахомов подивился сноровке старушек. Уже не задерживаясь, он отогнал машину в гараж, выключил мотор и некоторое время словно прислушивался не то к себе, не то к перезвону капель по железной крыше кабины. Никто не подходил к нему, никто не торопился рассказать анекдот, хотя совсем недавно его бы уже плотно окружили ребята. О, как радостно они приветствовали его из самых дальних углов автобазы! Сквозь лобовое стекло он видел, что в гараже идет обычная жизнь, в свете сильных прожекторов мелькали знакомые водители, звучали голоса, но все проходили мимо, как бы огибая его… — Ни фига, ребята, — пробормотал Пахомов. С силой захлопнув дверцу кабины, подергав для верности ручку, он направился к выходу. Ни к кому не подошел, не стал навязываться, зная, что, кроме неловкости, ничего не увидит в глазах ребят. У каждого найдется неотложное дело, которое нужно выполнить ну вот прямо-таки в эту секунду, не то случится что-то страшное. А отбежав в сторону, они уже не вернутся — то одно их задержит, то другое. Пахомов вышел из гаража не через проходную, а в ворота, перешагнув через натянутую над дорогой цепь. И неожиданно оглянулся, чтобы проверить себя. Едва ли не от каждой машины, из каждой ремонтной ямы на него смотрели водители, механики, ремонтники. Все правильно — его возвращение из рейса и этот вот уход из гаража не остались незамеченными. Дождь немного утих, но с неба продолжала сыпаться мелкая водяная пыль. Пахомов не торопясь зашагал в сторону радужного сияния проспекта. Все последние дни стояла изнуряющая жара, кабина раскалялась, мотор перегревался, стоило где-то остановиться ненадолго, и колеса начинали медленно погружаться в расплавленный асфальт. А затянувшийся дождь, кажется, снял и дневную усталость, и дневное раздражение. Пахомов почувствовал, что кто-то вцепился в его рукав, повиснув на нем живой тяжестью. Он повернул голову — женщина. Она заглядывала ему в глаза с вопросом, но он молчал, и тогда она спросила сама: — Ну что смотришь? Сообразим? — Разоришь, — усмехнулся Пахомов. — Сотней? — Сотней от тебя не отделаешься. — Не переживай, отделаешься. Ну? Смотри, какой скверик… Дождь кончился, фонари люди добрые разбили… Вижу, что хочешь! — Женщина была молодая, шалая, но какая-то заброшенная, Пахомову даже показалось — пыльная. — Ты ведь уже хорошо поддала сегодня? — Еще хочу! — честно ответила женщина. — Извини, дорогая, — Пахомов решительно снял ее ладонь со своей руки. — Как-нибудь в другой раз. — Ну и дурак! — со вкусом произнесла она. — А с виду ничего еще мужик.