— А разве он не подключен? — К исполнению того или иного поручения — да. Но не более. — Извините… Возможно, я ошибаюсь, но мне показалось странным, что вы не проявили никакого интереса к этим документам. — Я не проявил праздного любопытства, — отрезал Анцыферов. — Тут вы правы. Но я уделил вам больше часа времени, выслушал внимательно и углубленно. Связался с начальником милиции города. Он ждет вас вместе с документами. Я уверен, что генерал уже посоветовался с Большим домом, — Анцыферов значительно поднял указательный палец вверх. — И после этого вы упрекаете меня в невнимании? — Прокурор смотрел на Ларису несколько соболезнующе, как на человека, который не понимает очевидного. — Простите, — Лариса поднялась. — Сидите. Когда подойдет машина, я увижу ее в окно. А вот и она… Ни о чем не беспокойтесь — у генерала Колова мертвая хватка. Если Голдобов действительно в чем-то виноват, от наказания ему не уйти — можете мне поверить. Пойдемте, я вас провожу, а то у нас в коридоре иногда собирается странная публика. Убедившись, что Лариса села в «Волгу», Анцыферов почти бегом вернулся в свой кабинет и тут же набрал номер Колова. — Она отъехала, — сказал он, запыхавшись. — Тогда объясни, что произошло… Как понимать? Ведь по закону я не должен вмешиваться. — Должен. В исключительных случаях не возбраняется начальнику милиции выслушать заявление гражданки, которая сообщает об организованном убийстве. Поверь прокурору — здесь все в порядке. — Она… — Слушай и не перебивай. Она открытым текстом шпарит, что организатор убийства — Голдобов. — Кто еще знает о ее визите к тебе? — Никто… Хотя нет… Пафнутьев. — Опять Пафнутьев! Где ты его выкопал? Ведь была договоренность! — Кто знал, что этот сонный тюлень проснется! — Отстраняй. Возьми и отстрани от дела как неоправдавшего. — Придется так и сделать. Но это завтра. Я отправил ее к тебе только для того, чтобы исключить вмешательство Пафнутьева. Понял? Нет у меня документов, нет заявления, нет заявителя. И Пафнутьев с носом. — Похоже, ты его опасаешься, Анцышка? — Подожди… Он не все мне говорит, но, кажется, взял след. — Не может быть! — Взял. — Илья знает? — Боюсь, что нет. — Надо сказать. — А стоит ли? — Но что-то делать необходимо, — медленно проговорил Колов. — А если поступить просто? — Слишком часто последнее время мы поступаем просто. — Разберусь, — сказал Колов и положил трубку. * * * Анцыферов заглянул в кабинет следователей и, увидев дремавшего за столом Пафнутьева, подождал, пока тот заметит его. И поманил пальцем. Зайди, дескать. Когда Пафнутьев зашел к прокурору, тот сидел за столом, положив руки на свободную полированную поверхность. Руки отражались, двоились, и казалось, что у него их гораздо больше, чем две. Пафнутьев закрыл дверь, прошел к столу и плотно сел, словно готовясь к длинному и тяжелому разговору. — Как успехи, Паша? — Ничего. Потихоньку. — Так… Я только что разговаривал с Коловым. — Да? И как он? Здоров? Весел? — Получил взбучку от Первого. А я взбучку иду получать завтра. — За что, если не секрет? — Плохо расследуем дела. — Какие? — поинтересовался Пафнутьев. — Перестань, Паша, притворятся кретином. Сам знаешь какие. То самое дело, в котором ты барахтаешься, как щенок в луже! Ты это хотел услышать? Получай. Единственное, что могу завтра сказать на ковре, это об отстранении тебя от дела и передаче расследования другому, более опытному. — Я отстранен? — тихо спросил Пафнутьев. — Да. Я вынужден это сделать. Передашь дела Дубовику. У меня все. Можешь идти. — Круто. — Пойми, Паша, и ты меня… Мне некуда деваться. Нечего положить на стол. У тебя пропадают документы, фотографии, ты не можешь дать задания операм, которые тебе выделены! Это кошмар какой-то! Иду сегодня на работу, а они сидят на скамейке и щелкают семечки. «Где Пафнутьев?» — спрашиваю. Пожимают плечами. Я прихожу… — Остановись, — обронил Пафнутьев. — Что? — не понял Анцыферов. — Я просил тебя остановиться. Если хочешь, могу попросить заткнуться. — Послушайте, Пафнутьев! — Заткнись. И слушай. Убийцу я знаю. Сегодня с ним разговаривал. В своем кабинете. — И не задержал?! — Леонард, заткнись и слушай. Хватит кривляться. Убийцу я знаю. Знаю, почему именно мне поручено расследование, за что хочешь отстранить меня от дела. Я много чего знаю, Леонард. Почему ты вытолкал меня, когда здесь была Пахомова. Почему не показал документы, которые она принесла. Почему поспешил отправить ее до того, как я смог задать пару вопросов. На кого работаешь, Леонард? — Продолжай. — Продолжу. Не надо меня отстранять от дела. Хотя, возможно, кое-кому ты уже пообещал это сделать. Объясни как-нибудь… Ты сумеешь. Скажи, что сделаешь завтра, послезавтра… Мне нужно еще несколько дней. Анцыферов подошел к окну, принял красивую и озабоченную позу, постоял, ожидая, пока Пафнутьев посмотрит на него, увидит, как он хорош и как печален у золотистой шторы на фоне зелени, освещенной вечерним солнцем. — Ты сказал, что знаешь убийцу? — Знаю. — Почему отпустил? — Зачем он мне? Кроме него, есть другие, более значительные фигуры. Тебе их назвать? — Если ты так ставишь вопрос… — Хорошо, пусть будет по-твоему. Не назову. — Ты уверен, что я не хочу их знать? — Леонард, ты же не сказал — да. Начал словами играться, кружево вязать. Не надо. Тебе придется принять мужественное решение. — О чем? — О самом себе. — Не понимаю! — Все понимаешь. Не мешай мне, Леонард. Дай хотя бы несколько дней. Лариса назвала Голдобова! Леонард, ты меня слышишь? Лариса назвала Голдобова! — Что значит назвала! — раздраженно выкрикнул Анцыферов. — Какие у нее могут быть доказательства, если он был в Сочи? — Понятно. Этим двум мудакам, которых Колов приставил ко мне, я найду работу. Я им столько работы найду, что они языки высунут. Но к главному не допущу. Кто выкрал пленки у Худолея?