* * * Пафнутьев молча сидел в углу дивана и наблюдал за действиями оперативников. Заварзин лежал, раскинув руки, посреди комнаты, и лицо его было почти таким же, каким видел Пафнутьев несколько дней назад. Вот только небольшая ранка с запекшейся кровью под правым глазом. На затылке рана была побольше, гораздо больше. Ковер был испачкан, видимо, Заварзин бился в агонии на ковре. По его позе определить, где он находился в момент выстрела… Этого сделать было нельзя. Еще раз окинув комнату взглядом, Пафнутьев вздохнул. Он не понимал происшедшего. Квартира на третьем этаже. Балкона нет. Шторы задернуты. С улицы заглянуть в квартиру невозможно. Красивая девушка, которая в данный момент рыдает в истерике на кухне, утверждает, что они были вдвоем. Не верить нет оснований — она сама позвонила и в «Скорую помощь», и в милицию. Никаких стреляющих предметов в доме не обнаружено. Самоубийцы не стреляют себе в щеку. Кроме того, не кончают самоубийством такие люди, как Заварзин. «Третий труп, — повторил про себя Пафнутьев и не мог не вспомнить предупреждения Аркаши — тот говорил, что жертвы еще будут. — Сколько же у них там миллионов, если это уже третье убийство? — озадаченно подумал Пафнутьев. — И вообще — что на кону?» Поставив на колени телефон, Пафнутьев медленно набрал домашний номер Голдобова. Тот оказался на месте. — Илья Матвеевич? Добрый вечер. Звонит Пафнутьев. — Кто? — растерянно спросил Голдобов, но тут же, совладав с собой, воскликнул уже другим голосом: — Неужели вы когда-нибудь оставите меня? — Боюсь, не скоро. Погиб ваш друг… — Поймите, не был он мне другом! Он работал у меня, и только! — Вы кого имеете в виду, Илья Матвеевич? — То есть как кого? Пахомова. — А я — Заварзина, — негромко, но внятно произнес Пафнутьев. — Не понял? — произнес Голдобов, но голос его дрогнул, он боялся поверить в то, что услышал. Именно это Пафнутьеву и нужно было узнать — известно ли Голдобову о смерти Заварзина. — Простите… Вы не оговорились? — Нет. — Что с ним? — Разбираемся. — Где он? — У себя в квартире. — Пафнутьев не мог не отметить четкость вопросов, которые задавал Голдобов. Среди них не было пустых. Все по делу. — Я могу приехать? — Вы хотите? — Если не возражаете. — Не стоит, Илья Матвеевич. Наши хлопоты… Они еще продлятся какое-то время. Да и зрелище не из приятных… — Он мертв? — Да. — Как это случилось? — Выстрел в лицо. Навылет. Стон, раздавшийся из трубки, еще раз убедил Пафнутьева — Голдобов не играет, он действительно в ужасе. — Илья Матвеевич, если позволите, один вопрос… Есть такой человек… Женщина. Назвала себя Дашей… Именно она сообщила о происшествии. Она тоже здесь. Ей немножко плохо… Вы ее знаете? — Красивая, крупная, светлая, загорелая? — спросил Голдобов. — Да, именно такая. — Последнее время Заварзин часто виделся с ней. Можно сказать, что он виделся только с ней. — Ее стоит подозревать? — Послушайте, вы сами сказали, что она вас вызвала! — И все-таки! — настаивал Пафнутьев. — Я бы не стал ее подозревать… У них слишком далеко все зашло и… И все, как бы это сказать… Простите, я сбиваюсь… У них все было безоблачно. Нет, оставьте ее в покое. А что, разве больше некого подозревать? — Найдем, Илья Матвеевич, — сказал Пафнутьев. — Всего доброго. Утром буду у вас. Пафнутьев озадаченно крутнул головой и, поставив телефон на диван, прошел на кухню. Светловолосая девушка сидела на слишком маленькой для нее кухонной табуретке и неотрывно смотрела в стенку прямо перед собой. — Опять я, — сказал Пафнутьев, присаживаясь рядом. — Даша, не думайте, что я вас не понимаю. Но я обязан что-то делать, вы уж простите. Просто я обязан куда-то мчаться, ловить, хватать… Поднатужьтесь, пожалуйста, ответьте на два-три вопроса, и я уйду. Идет время, Даша, и злодей уходит все дальше. И поймать его все труднее… Задам вопрос, ладно? Девушка кивнула, и только по этому ее жесту он убедился, что она его слышит. — Сколько вас было в квартире? — Двое. — И никого больше, ни единой души? — Только двое. — Кто-то входил, уходил, посещал вас… Почтальон, слесарь, милиционер… Обычно эти люди не вспоминаются… — Никого не было. — Вы что-то затевали на этот вечер? — Ужин… — Она беспомощно махнула рукой. — Ужин… — Даша обвела глазами кухню, где все стояло в неприкосновенности — тушка кролика и две бутылки сухого вина. — Заварзин никуда не торопился? — Нет… У нас долго не получалось встретиться, он все время был занят, а сегодня сам позвонил… Давай, говорит, повидаемся… Давай, говорю… Он сказал, что у него все есть, брать ничего не надо… И действительно — вино, мясо, сыр, рыба… — А почему вино не в холодильнике? — спросил Пафнутьев. — Белому вину положено быть в холодильнике. Тем более в такую жару. — Оно и было в холодильнике… Я его вынула, уже на стол собиралась поставить… И слышу — в комнате грохот… — Грохот? — Ну да… Такой, когда, знаете, падает человек… Я бросилась в комнату, а он катается… И это… умирает. — Она обхватила лицо руками. — А выстрела? Выстрел не слышали? — Не было выстрела. — Да, — Пафнутьев был явно озадачен. — Может быть, тихий… Вроде щелчка… А? — Не слышала… А вот грохот был… Я бросилась к нему, думала, что он упал и ударился, но, когда перевернулся лицом вниз, я увидела затылок… Там сплошная дыра… Пафнутьев помолчал, давая возможность Даше справиться с рыданиями, прошел в комнату, еще раз все осмотрел, и взгляд его упал на опрокинутую табуретку. Он только сейчас увидел ее. Табуретка была явно лишней в этой ухоженной дорогой квартире. Мягкая мебель, полированные поверхности, золотистые шторы, видеотехника… И табуретка. Он подошел к ней, присел на корточки и, не прикасаясь, начал рассматривать. Нет, ничего особенного он на ней не увидел. — Грохот, — проворчал он вслух, — надо же, она услышала грохот… Если я сейчас упаду, никакого грохота не будет… Упадет мешок с травой, и только… Грохот может произвести табуретка, если ее хорошо грохнуть об пол… Виталий, — обратился он к Худолею, — сделай, будь добр, снимочек от двери к окну, только, понимаешь, чтобы захватить всю комнату, я знаю, есть у тебя такой широкозахватный объектив. — Будет чуть искривлено… Не страшно? — Ничего… Главное, чтоб все на одном снимке. Усек? Пафнутьев снова прошел на кухню. Дашу он застал в той же позе — она сидела, закрыв лицо ладонями. — Опять я, — сказал он, присаживаясь. — Даша, милая… Простите за настырность… Вот вы мне сказали, что, дескать, первая ваша мысль была, что он упал и ударился… — Мне так показалось. — А откуда он мог упасть? — Не знаю… — Она первый раз посмотрела на Пафнутьева заплаканными глазами. — Почему-то подумалось. — И вы не поссорились?