— Хорошо. Как вас зовут? — Виктория Васильевна. — Я хочу взять у лейтенанта свидетельские показания для того, чтобы войти в курс дела, — Бондарович все еще смотрел на нее снизу вверх, из кресла, и ее это, похоже, устраивало. — Вы можете на некоторое время отвлечься на свои дела. — Я поняла. Я подготовлю вам часть документов, которые понадобятся. Через какое время мне вернуться? — Надолго не пропадайте. Но минут десять-пятнадцать нам точно потребуется. Да вы мне не мешаете, даже наоборот… Тем более что комната прослушивается, просто я экономлю ваше драгоценное время, — Бондарович устало улыбнулся ей. — До встречи!.. — Благодарю, — Виктория ушла. * * * Банда взглянул на Репеку И тихонько помассировал себе глаза. На Александра угнетающе действовала обстановка в Кремле; и не только потому, что здесь недавно произошло убийство, и даже не столько потому, — сам дух властных учреждений Александру претил. В таких учреждениях он чувствовал себя картинкой, заключенной в дубовую рамку. Рамка давила — давила на грудь. И как бы мешала дышать… А Александр Бондарович всегда достаточно ревниво следил за своей независимостью — в том числе и за независимостью от непосредственного начальства, нравилось это тому или нет. Он был высококлассный специалист, и с его индивидуальными особенностями вынуждены были мириться, если, конечно, хотели его способности использовать… — Садитесь, лейтенант Репека, — Бондарович указал на кресло напротив. — Скажите, пожалуйста, где вы находились во время преступления? Лейтенанта, очевидно, смутил столь вежливый тон: — В машине, а потом возле выхода из блока, в холле на контроле. — Вас кто-то вызвал? Лейтенант сел в предложенное ему кресло: — Нет, я вернулся, выполнив поручение, и занял свое место. — Какого рода поручение? — Александр все еще массировал себе глазные яблоки. — Эти сведения я могу дать только с разрешения… –..Кожинова, — завершил за него Бондарович. — Я понял… Фиксируется фамилия посетителя и время каждого прихода и ухода отдельно? — По правилам — да. — А в реальности? — зацепился Александр, без особой, правда, надежды выяснить что-либо значительное, прошедшее мимо внимания других. Репека отвечал обстоятельно и точно: — Когда выходит относительно большая группа, мы фиксируем только номер карточки и очередность прохода. Время потом проставляется приблизительно. — Сколько человек присутствовало на совещании? — Двадцать семь. — А всего было в блоке? — Восемьдесят четыре. Вам скоро дадут список. — Таким образом, с совещания люди выходили одним сплошным потоком? — Сначала большая группа. А потом по одному, по двое следовали задержавшиеся. — И мы можем установить очередность выхода, но не точное время? — Да. — Это можно узнать, только просмотрев видеопленку? — это была уловка: не проговорится ли лейтенант, не выдаст ли что-нибудь на блюдечке. — Вопрос к Кожинову… –..Президенту и Госдуме, я уже слышал, — разочарованно вздохнул Банда. — В ваши обязанности входит регулярная проверка сортиров? — Нет, я зашел, так сказать, по собственной инициативе, — Репека за словом в карман не лез. — По нужде, то есть. Репека пожал плечами: — Может, и так. — Смоленцева убили в кабинке? — Нет, его тащили туда, — лейтенант кивнул в сторону туалетной комнаты, — на полу остались капли крови, а тело было брошено ничком на унитаз. — Ноги не торчали? — Нет, там достаточное расстояние до двери. — Хорошо, все это я увижу по фотографиям. Что вы предприняли дальше? — Достал пистолет и проверил остальные кабинки, затем сообщил о происшествии по команде. Банда оживился: — Кому именно? Последовала почти неуловимая пауза: — Я находился на тот момент в оперативном подчинении у лейтенанта Макаровой, ей и сообщил. — А она? — Она через несколько секунд прибыла сюда. — Дальше. — Макарова отослала меня к Кожинову, а сама осталась дежурить здесь. Я побежал. Тон Александра не демонстрировал особого интереса; все это были, можно сказать, рутинные вопросы: — Побежали?.. Почему нельзя было просто сообщить по переговорнику? — Услышали бы посторонние, нет связи, которая бы работала только с Кожиновым. — А телефон? — Тоже кто-то услышал бы… Бондарович сообразил: –..и в записи осталось бы на прослушивании. Понятно. Потом ты прибежал с Кожиновым, и все закрутилось. — Именно так. — Ясно… Как был убит Смоленцев? Наверное, Репеке этот вопрос задавали сегодня уже не один раз. Лейтенант отвечал почти механически: — Мне кажется, ему треснули по голове тяжелой стеклянной пепельницей, а потом перетаскивали в кабинку туалета и повредили шею, он был крупный человек. Или ломали шею специально, чтобы добить. — Где была пепельница? — Обычно, понятное дело, стояла на столике между креслами. Вот тут, — он указал рукой. — А когда я вошел, она валялась на одном из кресел. Есть снимки, сами увидите. Вытянув ноги под столик, Бондарович расслабился. Он хотел использовать эти несколько минут разговора с Репекой еще и для того, чтобы хоть немного отдохнуть… — Понятно: в одном из кресел… А дверь? — Какую вы имеете в виду дверь? — Из курилки в коридор.