— Ничего я не болтала, — обиделась Катька, устраиваясь за столом, а я принялась варить пельмени. — Я ж знаю, у тебя мечта. А семьсот баксов для некоторых людей деньги плевые. — Для тебя? — задала я вопрос. Катька уставилась в окно и вдруг заявила: — Помоги мне, а? Я потерла нос, остерегаясь давать поспешные обещания. — А чего делать-то? Сестрица выразительно вздохнула, переведя взгляд на мою физиономию. — Тут такое дело. Мужик у меня… не мужик, а розовая мечта или голубая, фиг ее знает, одним словом: конфетка. Денег куры не клюют. Зовет меня на Канары на десять дней. — Здорово, — согласилась я, слегка завидуя чужому счастью. Правда, интересовал меня Париж, а Канары были совершенно безразличны, я даже толком не знала, где они находятся. Но совсем дурой я не была и слышала, что Канары — это круто, и с мужиком Катьке вправду повезло. — Он женат, — заявила сестрица без энтузиазма. — Кто? — нахмурилась я. — Мужик этот, естественно. А его жена сущая стерва. Вечно его выслеживает. Короче, она подозревает, что мы с ним… — Это плохо, — посочувствовала я. — Еще бы… Развестись с ней он сейчас не может, у них общий бизнес и все такое. Сказал, что едет с друзьями на охоту, в тайгу. Она комаров до смерти боится и в тайгу не сунется, как бы ни подозревала. Там такая глухомань, о сотовой связи и не слыхивали… — Катька замолчала, с томлением глядя на меня, я моргнула и, не выдержав, сказала: — Ну… по-моему, все отлично придумано. — Так-то оно так, — пригорюнилась Катька, — но жена у него хитрющая, и, если окажется, что муж в тайге и я одновременно исчезла из города, ее и комары не остановят. — И что? — насторожилась я, начав соображать, куда клонит Катька, но отказываясь в это верить. — Ты могла бы мне помочь, — заявила она — Как? — хмыкнула я, уперев руки в бока, и чуть не проворонила пельмени, чертыхнулась, убавила огонь и покачала головой. — У тебя отпуск, — вкрадчиво продолжила сестрица. — Какая разница, где тебе сидеть: на своей или на моей кухне? А меня ты здорово выручишь. Как только я вернусь, сразу же поедешь в Париж. Если не веришь, я тебе деньги вперед дам — заказывай путевку хоть сегодня. Я немного постояла с открытым ртом, швырнула ложку, которую до сего момента держала в руках, и спросила с обидой: — Чего ты мелешь? — Надо сказать, Катьки но обещание произвело на меня впечатление, а в Париж хотелось так, что во рту пересохло. Я жалобно вздохнула и неожиданно разозлилась на сестрицу. — Все очень просто, — добавив в голос вкрадчивости, начала она, почему-то переходя на шепот. — Тебе только и дел, что показываться на моей работе. Она придет, увидит тебя и успокоится. Заметь, все довольны: и грымза эта, и ты, и мы… — Как же я на твою работу пойду? — не поняла я. — Что я там делать буду? — Ничего. Я сейчас в отпуске и ты, естественно, тоже. Короче, работать не надо. Главное, чтобы эта его мымра тебя там увидела, если ей придет в голову охота проверить: в городе я или куда уехала. — А где ты работаешь? — окончательно перестала я понимать что-либо. — В ночном клубе, — ответила Катька. — Кем? — испугалась я. — У меня сольный номер. — Танец живота, что ли? — ожидая самого худшего, допытывалась я, а Катька заявила: — Нет. Я пою. — Что ты делаешь? — Тут надо пояснить: вот уж чего сестрица совершенно не умела, так это петь. Кому это знать, как не мне, я закончила музыкальную школу, наша мама, добрая душа, любила устраивать детские праздники и всегда просила меня: «Оленька, разучите с Катей какой-нибудь романс», — и я честно старалась, пока не поняла: не только романс, но и самую пустяковую песню про кузнечика Катька не в состоянии спеть без того, чтобы все не переврать. Оттого я сейчас и сидела с выпученными глазами, силясь понять, с чего это Катька вздумала так шутить. Должно быть, вид у меня был на редкость глупый, сестрица поморщилась, а я разозлилась: — Ты не умеешь петь. — А кто умеет? — разозлилась в ответ Катька. — Я хоть на первый канал телевидения не лезу, хотя ничуть не хуже этих… Просто у меня денег нет… Ладно, это все ерунда. Главное, тебе надо каждый вечер появляться в кабаке, чтоб любая собака знала: никуда я не уехала. — Ты точно спятила, — обиделась я. — Как же я буду сидеть в твоем кабаке? Ты что же, в парандже выступаешь? — Глупость какая, нет, конечно. — Тогда твои коллеги должны знать тебя в лицо и… — Мы похожи, — хмуро заявила Катька. — Возможно. Но не до такой же степени, чтобы принять меня за тебя. — А ты постарайся. За семьсот баксов плюс… скажем, пятьсот баксов на расходы в Париже, ну и сто баксов сейчас, чтобы ты не чувствовала себя сиротой казанской… — Ты что, в самом деле миллионера подцепила? — нахмурилась я. — Разумеется. И если я поведу себя с умом, он бросит свою мымру и женится на мне, а Канары для этого самое подходящее место… Ты мне сестра и в таком деле просто обязана помочь, тем более что для тебя это ничегошеньки не стоит и даже наоборот. Заходишь каждый вечер в кабак, выпиваешь рюмку мартини и двигаешь дальше. Вовсе ни к чему с кем-то трепаться. А если начнут доставать, не церемонься и просто посылай к черту, можешь мне поверить, никто не удивится. Главное, чтоб все знали: я в городе. У мымры в кабаке свои люди, они ей непременно донесут, что я в городе, а через десять дней я вернусь и ты поедешь в Париж. Ну, как? Я и краску для волос прихватила. Между прочим, я закончила курсы парикмахеров и сама себя стригу лучше всяких мастеров. Мы тебе сейчас такую прическу забацаем… Вместо того чтобы послать сестрицу к черту, я стала прикидывать: смогу ли я в самом деле в течение десяти дней выдавать себя за другого человека так, чтобы никто этого не заподозрил? В институте я играла в студенческом театре. Между прочим, леди Макбет. В конце концов, если меня разоблачат, то это Катькина проблема — расхлебывать кашу, раз уж она ее заваривает. Десять дней лицедейства, а потом Париж… Если честно, раздумывала я недолго, приключений в моей жизни не водилось, а тут вдруг такое: откажусь я, и что? Буду читать Хемингуэя, сидя у окна, ходить на пляж и мечтать о Париже, слушать сетования подружек, что вот, мол, лето кончится, еще один год из жизни долой, а он так ничем и не порадовал. — Ну… — нетерпеливо сказала Катька, ухватив меня за руку. Я сглотнула и решительно ответила: — Я согласна. Следующие два часа мы занимались моим внешним видом. Сестрица покрасила мне волосы, после чего занялась прической и макияжем, строго-настрого запретив мне смотреть в зеркало, пока она не закончит. Когда же мы наконец вышли в прихожую и замерли возле большого зеркала, я была потрясена: как много все-таки значат тряпки, прическа и макияж. В первое мгновение меня ошарашил даже не тот факт, что я так похожа на Катьку, а то, что совершенно не похожа на себя. — Господи, — пробормотала я и стала разглядывать свое отражение в зеркале. Конечно, сходство с сестрой не было полным, но, как правильно заметила Катька, мне ж не в тыл врага идти, и кому вообще надо меня разглядывать. — Я там особо не распространялась, что у меня есть сестра, — заявила она. — Так что никому в голову не придет сомневаться, что это я собственной персоной сижу в кабаке. А ты не испытывай судьбу, показалась минут на десять и сматывайся. Главное, чтоб мымра была уверена: я в городе. — Понятно, — кивнула я и поинтересовалась: — Когда мне приступать? — Сегодня. Я тебе билет на автобус купила. — А ты? — А я у тебя переночую и завтра на Канары. Позвоню своему, и он приедет за мной. — Это меня слегка смутило, и я задала еще один вопрос: — Ты на чем приехала? — На автобусе, — не моргнув глазом, ответила Катька. Я едва не брякнула: «Чего ты врешь?», потому что своими глазами видела, как сестрица выходила из роскошной тачки. Но я тут же себя одернула: Катька и в самом деле могла приехать на автобусе, а уж потом остановила машину… Поэтому водитель и отбыл, не став ее дожидаться. — Вот мой паспорт… на всякий случай. — А как же ты без паспорта? — удивилась я. — У меня загранпаспорт имеется, этого вполне достаточно. Вот деньги. В паспорте мой адрес, а вот ключи. А теперь садись, я тебе кое-что покажу и кое-что растолкую. — Катька извлекла из своей сумки пачку фотографий и разложила их на столе. — Эта гнусная морда — Юрий Павлович, хозяин нашего притона. Ты с ним особо не церемонься, почувствуешь, что ситуация напряженная, говори: «Да пошли вы все», и двигай дальше. Главное, не очень базарь с общественностью, потому как наших дел ты не знаешь, брякнешь чего и кто-то особо умный заподозрит, что тут нечисто. Прикинься пьяной или скажи, что зубы болят. — Ты ж говоришь, что в твоем кабаке мне надо появляться по вечерам, да и то минут на десять. Что ж, за это время мне сто вопросов задать успеют? — Нет, конечно. Тем более что я сама вопросы не задаю и чужие не приветствую. На всякий случай сообщаю… Мало ли что. Катька продолжила инструктаж, а я хоть и была занята поглощением информации, все же слегка удивилась: ни о ком из своих многочисленных знакомых сестрица не сказала доброго слова. — Слушай, а у тебя друзья есть? — не выдержала Я. — У меня? — хмыкнула Катька. — Пруд пруди. Только это такие друзья… баб остерегайся. Бабы приметливее мужиков, могут заподозрить. И еще. В наш кабак приличные люди не ходят — решишь с кем закрутить любовь, дождись меня. Все ясно? — Конечно. — Я пожала плечами и, не удержавшись, спросила: — А тот тип, с которым ты на Канары едешь, он на фотографиях есть? Катька засмеялась: — Любопытно? — Любопытно, — кивнула я. — Вернемся, я тебя с ним познакомлю. — Слушай, а как мы встретимся? — опять спросила я. — Когда? — не поняла сестрица.