– Звучит паршиво. – Мое экспертное мнение такое же. Онемевшими пальцами я хватался за перекладины. Слова о том, что я исчезну без следа, похоже, проникли в мою кровеносную систему и уничтожали мои вены и артерии. – Мы с этим разберемся, – пообещала Рейчел. – Может быть, Пифон исказил мои слова. Может, эти строки пророчества на самом деле не настоящие. Я не оглядывался, но слышал решимость в ее голосе. Пифон, скользкое чудовище, долгое время, возможно месяцами, мучил разум Рейчел. Она справлялась с этим в одиночку, старалась сохранить рассудок, прорабатывая свои видения через картины. Сегодня ей пришлось вещать его голосом, источать его ядовитое дыхание. И все же первым ее порывом было заверить меня, что все будет хорошо. – Надеюсь, ты права, – сказал я. – Но чем дольше Пифон контролирует Дельфы, тем больше он будет отравлять будущее. Не знаю, исказил он твои слова или нет, но теперь они часть пророчества. То, что ты предсказала, должно сбыться. «Кровь Аполлона осквернит мой яд. – Казалось, голос змея заклубился в моей голове. – Во тьму спуститься должен он один». «Заткнись», – приказал я голосу. Но я не был Мэг, а Пифон не был моим Лестером. – Что ж, – сказала Рейчел у меня за спиной, – видимо, нам придется сделать так, чтобы, когда пророчество сбудется, ты не исчез без следа. В ее устах это прозвучало так реально… так возможно. – Я не заслуживаю такой жрицы, как ты, – признался я. – Не заслуживаешь, – согласилась Рейчел. – Можешь отплатить мне, если убьешь Пифона и очистишь мой разум от его змеиного дыхания. – Идет, – кивнул я, стараясь поверить, что мне удастся выполнить свою часть сделки. Наконец мы добрались до центральной башни крана и начали спускаться вслед за Нико, держась за перекладины лестницы. У меня от усталости дрожали руки и ноги. Очень хотелось попросить Мэг вырастить какие-нибудь листья, чтобы спустить нас как у башни Сютро. Но я все-таки воздержался, потому что 1) не хотел, чтобы она перенапряглась и вырубилась, и 2) терпеть не могу, когда растения мною швыряются. К тому моменту, когда мы оказались на земле, я едва держался на ногах и меня тошнило. У Нико вид был не многим лучше. Я понятия не имел, где он собирался взять достаточно силы, чтобы тенепортировать нас в безопасное место. Наверху, стоя у края котлована, быки молча наблюдали за нами, их голубые глаза мерцали как зловещая гирлянда на Хануку. Мэг с опаской посмотрела на них: – Нико, когда ты сможешь провести нас через тень? – Дай… только… отдышаться, – проговорил он, хватая ртом воздух. – Давайте подождем, – согласился Уилл. – Если он не соберется с силами, то может отправить нас в Венесуэлу прямиком в чан с сырным соусом «Чиз Виз». – Вот уж не надо… – помотал головой Нико. – В чан мы не падали. – Еще бы чуть-чуть – и упали, – не унимался Уилл. – Но точно очутились посреди крупнейшей фабрики по производству «Чиз Виз» в Венесуэле. – Это было всего один раз, – проворчал Нико. – Э-э, ребята. – Рейчел указала на край котлована, где заволновались коровы. Они пихались и толкали друг друга вперед, пока одна – то ли по собственному желанию, то ли под натиском стада – не рухнула вниз. Глядя, как она падает, лягается и извивается, я вспомнил, как Арес сбросил с Олимпа кошку, чтобы проверить, приземлится ли она на Манхэттене на лапы. Афина телепортировала кошку в безопасное место, а затем отдубасила Ареса древком своего копья за то, что он подверг животное опасности, но наблюдать за этим падением все равно было жутко. Быку не повезло так, как той кошке. Он упал на бок в грязь, хрипло хрюкнув при этом. От такого удара погибло бы едва ли ни любое живое существо, но бык лишь замахал ногами, поднялся и затряс рогами. А потом злобно посмотрел на нас, словно говоря «Сейчас вы получите!». – Эм… – Уилл попятился. – Он в яме. Так почему же он не задыхается от гнева? – Я… я думаю – потому, что мы здесь? – Мой голос прозвучал так, будто я надышался гелия. – Убить нас он хочет больше, чем задохнуться насмерть? – Супер, – сказала Мэг. – Нико, путь через тень. Срочно. Нико поморщился от боли: – Всех сразу мне не забрать! Двое плюс я – максимум, и то с натяжкой. Прошлым летом, когда Афина Парфенос… Мне помогла Рейна, и то я чуть не погиб. Бык ринулся в атаку. – Забирай Уилла и Рейчел, – велел я, почти не веря, что эти слова сорвались с моего языка. – Как сможешь, возвращайся за Мэг и мной. Нико хотел возразить, но вмешалась Мэг: – Аполлон прав! Давайте! Мы не стали дожидаться ответа. Я натянул лук. Мэг вооружилась скимитарами, и вместе мы бросились в бой. Старая поговорка гласит: безумец тот, кто без остановки стреляет в морду неуязвимой корове, ожидая, что что-то изменится. Я обезумел. Одну за другой я выпускал в быка стрелы: целясь ему в пасть, глаза, ноздри, стараясь найти уязвимое место. Мэг в это время с упоением рубила и колола, как боксер уклоняясь от рогов чудовища. Ее клинки были бесполезны. Лохматая рыжая шкура быка шла волнами, отражая каждый удар. Мы были еще живы потому, что бык никак не мог выбрать, кого из нас убить первым. Он все время менял решения и бросался в другую сторону, а мы по очереди дразнили его. Возможно, постарайся мы лучше, мы бы его утомили. К несчастью, мы и сами вымотались, а наверху десятки других быков с любопытством ждали, каких результатов добьется их друг, прежде чем рискнуть и тоже рвануть вниз. – Хорошая коровка, – кричала Мэг, тыча клинком ей в морду и делая пируэт, чтобы уйти от несущихся на нее рогов, – уйди, пожалуйста! – Ей все это слишком нравится! – заметил я. Моим следующим выстрелом стало грозное «Четверное П»: Прямое Попадание По Попе. Быку оно не повредило, зато его внимание я привлек. Он замычал и развернулся ко мне, гневно сверкая голубыми глазами. Пока он глядел на меня, вероятно решая, какую из моих конечностей оторвать, чтобы врезать мне ею по голове, Мэг посмотрела на край котлована: – Хм. Эй, Аполлон! Я осмелился взглянуть туда тоже. Второй бык полетел в яму. Он приземлился на кабинку биотуалета, оставив от нее лишь лепешку из стеклопластика, вылез из обломков и заголосил: «Му-у-у-у!» (Что, как я подозреваю, на языке лесных быков значит «Я так и собирался!».) – Туалетную корову беру на себя, – сказал я Мэг. – А ты отвлекай нашего друга. Тут не было никакого умысла, и это разделение обязанностей совсем не связано с тем, что мне совершенно не хотелось иметь дело с быком, которому я только что отправил стрелу в район хвоста. Мэг начала выписывать па вокруг Первой коровы, а я помчался к Туалетной корове. Я был на подъеме, чувствовал себя героем, пока не потянулся к колчанам и не обнаружил, что у меня не осталось стрел… кроме подруги дней моих суровых Стрелы Додоны, которая не оценила бы моего жеста, запусти я ее в неуязвимую коровью задницу. Но долг вел меня вперед, и я рванул к Туалетной корове, изображая из себя смельчака, хотя не представлял, как с ней сражаться. – Эй! – завопил я, размахивая руками и цепляясь за призрачную надежду, что так смогу кого-то напугать. – Пошла прочь! Корова ринулась в атаку. Это был самый подходящий момент, чтобы во мне проснулась божественная сила – и конечно же этого не произошло. За секунду до того, как бык втоптал бы меня в землю, я с визгом отскочил в сторону. После этого быку следовало бы оббежать котлован по периметру, чтобы скорректировать траекторию, и у меня было бы время прийти в себя. Когда-то я встречался в Мадриде с матадором, который уверял меня, что быки это делают потому, что они учтивы, и потому, что им трудно резко разворачиваться. Либо мой матадор был лгунишкой, либо он никогда не сражался с лесными быками. Мой противник тут же повернулся кругом и снова помчался на меня. Я откатился в сторону, отчаянно надеясь найти хоть что-то, что может мне помочь. И схватил кусок синего полиуретанового брезента. Хуже щита не придумаешь. Бык тут же проткнул его рогом. Я отскочил в тот миг, когда он наступил на брезент и упал, утянутый вниз собственным весом, как человек, споткнувшийся о свою тогу. (Конечно, со мной такого никогда не случалось, но мне рассказывали.) Бык взревел и замотал головой, пытаясь избавиться от брезента, но лишь еще больше в нем запутался. Я отступил, стараясь отдышаться. Примерно в пятидесяти футах слева от меня Мэг играла в смертельные салочки с Первой коровой. Кажется, она была невредима, но я видел, что она устала, а ее реакция замедлилась. Другие коровы начали падать в яму как здоровенные неорганизованные ныряльщики с утесов Акапулько. Я вспомнил кое-что, что Дионис как-то сказал мне о своих сыновьях-близнецах, Касторе и Поллуксе, – когда он еще жил со смертной женой, наслаждаясь кратким периодом «семейного счастья». Он заявил, что лучше всего иметь двоих детей, потому что, когда их становится больше, они начинают превосходить вас числом. То же самое можно сказать и о коровах-убийцах. Мы с Мэг могли дать отпор разве что двум. Единственной нашей надеждой было… Мой взгляд остановился на башне крана. – Мэг! – крикнул я. – Давай к лестнице! Она хотела послушаться, но между ней и краном встала Первая корова. Выхватив укулеле, я бросился в их направлении. – Коровушка, коровка, корова! – в отчаянии затренькал я. – Эй, корова! Плохая корова! Уходи от нас, коровушка, коровка, корова! Я сомневался, что моя мелодия получит хоть одну Грэмми, но надеялся, что она хотя бы на время отвлечет Первую корову, чтобы Мэг смогла ее обойти. Но корова упрямо стояла на месте. И Мэг тоже. Я добрался до нее. Оглянулся, как раз вовремя, чтобы увидеть, что Туалетная корова сбросила с себя брезент и мчится к нам. Упавшие в котлован коровы тоже поднимались на ноги. Я прикинул, что жить нам осталось секунд десять. – Беги, – сказал я Мэг. – Прыгай через корову и поднимайся по лестнице. А я… Как закончить фразу, я не знал. Я останусь здесь и погибну? Я сочиню еще один куплет «Коровушки, коровки, коровы»?