Иии-Блинг поднял руки и зацок-цок-цокал, призывая к вниманию: – Друзья! Акционеры! Я вижу вас всех! Троглодиты застучали ложками о каменные чаши: звук напоминал грохот тысячи костей. – Из уважения к нашим нецивилизованным гостям, – продолжал Иии-Блинг, – я буду говорить на варварском наречии обитателей корки. Нико приподнял свой изысканный цилиндр: – Я вижу честь, которую вы нам оказываете. Благодарю тебя, председатель правления Иии-Блинг, что не съел нас и говоришь на нашем языке. Иии-Блинг самодовольно кивнул: мол, да не вопрос, парень. Просто мы классные. – Итальянская стенная ящерица многое нам рассказал! Стоящий за ним член совета директоров в ковбойской шляпе зашептал что-то председателю на ухо. – То есть итальянский сын Аида! – исправился Иии-Блинг. – Он поведал о гнусных планах императора Нерона! Троги зашептались и зашипели. Видимо, дурная слава Нерона дошла даже до учрежденной на самой большой глубине компании носителей шляп. Иии-Блинг произносил его имя как «Нии-ик-рон», причем звук в середине был такой, как будто кто-то душил кошку, что подходило к этому случаю как нельзя лучше. – Сын Аида желает нашей помощи! – сказал Иии-Блинг. – У императора есть чаны с огненной жидкостью. Многие из вас знают, о чем я говорю. Громыхали неуклюжие копатели, когда устанавливали те чаны. Дрянная работа! – Дрянная! – согласилась большая часть трогов. – Скоро, – продолжал председатель правления, – Нии-ик-рон зальет огненной смертью Корку Корок. Сын Аида просит нашей помощи в том, чтобы докопаться до этих чанов и съесть их! – В смысле обезвредить? – предположил Нико. – Да, точно! – согласился Иии-Блинг. – Ваш язык груб и сложен! На противоположной стороне круга член совета директоров в фуражке полицейского негромко зарычал, привлекая к себе внимание. – О Иии-Блинг, этот пожар не достигнет нас. Мы слишком глубоко! Не лучше ли позволить Корке Корок сгореть? – Эй! – впервые подал голос Уилл. Вид у него был серьезный, насколько это возможно для того, кто носит на голове абажур. – Речь идет о миллионах невинных жизней. Троглодит в полицейской фуражке ощерился: – Нас, трогов, всего несколько сотен. Мы не плодимся без меры и не заваливаем мир своим мусором. Наши жизни уникальны и драгоценны. А что насчет вас, обители Корки? Нет. К тому же вы слепы к нашему существованию. Вы бы не стали нам помогать. – Ррр-Фред говорит правду, – сказал трог в ковбойской шляпе. – Не в обиду нашим гостям. В этот момент рядом со мной вновь возник мальчик в шапочке с пропеллером и с улыбкой протянул мне плетеную корзинку, накрытую салфеткой: – Хлебных палочек? Я был так расстроен, что отказался. – …Заверяю наших гостей, – говорил Иии-Блинг. – Мы пригласили вас за наш стол. Мы видим в вас разумных существ. Вы не должны считать, что мы настроены против вашего племени. Мы не питаем к вам неприязни! Нам просто нет дела до того, будете вы жить или нет. Толпа согласно зашепталась. Клик-Урон милостиво кивнул мне: мол, с такой логикой не поспоришь! Самое страшное было в том, что в прошлом, когда я был богом, я мог бы согласиться с трогами. Люди всегда появлялись снова как сорняки. Зачем переживать из-за одного маленького огненного апокалипсиса в Нью-Йорке? Но теперь одной из «не столь уникальных» жизней была жизнь Эстель Блофис, хохотушки и будущей правительницы Корки Корок. И ее родителей, Салли и Пола… По правде сказать, я не был готов пожертвовать ни одним смертным. Никто не заслуживает того, чтобы погибнуть из-за жестокости Нерона. Это открытие ошеломило меня. Я стал скопидомом, не желающим расставаться ни с одной человеческой жизнью! – Речь не только об обитателях Корки, – сказал Нико на удивление спокойным тоном. – Ящерицы, сцинки, лягушки, змеи… Ваша пища сгорит. Раздалось встревоженное бормотание, но я чувствовал, что трогов он не переубедил. За рептилиями они могут сгонять и в Нью-Джерси, и на Лонг-Айленд. Некоторое время, возможно, им придется жить на хлебных палочках. И что с того? Их жизням и биржевому курсу ничто не угрожало. – А как же шляпы? – спросил Уилл. – Сколько галантерейных магазинов сгорит, если мы не остановим Нерона? Мертвые галантерейщики не смогут снабжать трогов галантереей. Присутствующие снова зашептались, но и этого аргумента оказалось недостаточно. С нарастающим чувством беспомощности я понял, что мы не сможем убедить троглодитов, взывая к их меркантильности. Если их всего несколько сотен, зачем им ставить на кон свою жизнь и рыть туннель к оружию Судного дня под башней Нерона? Ни один бог, ни одна компания не взяли бы на себя такой риск. Не успев подумать о том, что делаю, я поднялся на ноги: – Постойте! Выслушайте меня, троглодиты! В толпе воцарилось пугающее молчание. Сотни больших коричневых глаз уставились на меня. Какой-то трог прошептал: – Это кто? Его сосед ответил: – Не знаю, но вряд ли кто-то важный. На нем кепка «Метс». Нико сверлил меня взглядом, говорящим «Сядь, пока тебя не убили!». – Друзья, – сказал я, – дело не в рептилиях и шляпах. Троги вскрикнули. Я посмел указать на то, что две их самые любимые вещи значат меньше, чем жизни обитателей Корки. Я продолжил: – Троги – цивилизованный народ! Но что делает народ цивилизованным? – Шляпы! – выкрикнул один. – Язык! – завопил другой. – Суп? – предположил третий. – Вы можете видеть, – сказал я. – Так вы нас поприветствовали. Вы увидели сына Аида. И я говорю не только о ваших глазах. Вы видите ценность, честь и достоинство. Видите вещи такими, какие они есть на самом деле. Разве это не так? Троги неохотно закивали, соглашаясь, что – да, если говорить о важности, то умение видеть не уступает рептилиям и шляпам. – Вы правы, что обитатели Корки слепы, – признал я. – Во многих отношениях так и есть. И я столетиями оставался слепым. – Столетиями? – Клик-Урон отстранился, словно понял, что у меня давно истек срок годности. – Кто ты такой? – Я был Аполлоном, – сказал я. – Богом солнца. Теперь я смертный по имени Лестер. Удивления я не заметил – лишь замешательство. Кто-то спросил шепотом: – Что такое солнце? Другой голос тихо поинтересовался: – А что такое Лестер? – Я думал, что мне известны все племена, обитающие на земле, – продолжал я, – и не верил, что троглодиты существуют, пока Нико не привел меня сюда. Теперь я вижу вашу значимость! Как и вы, я когда-то считал, что жизни обитателей Корки ничем не примечательны и не важны. Но я понял, что не прав. Мне бы хотелось сделать так, чтобы вы увидели их моими глазами. Их ценность не имеет никакого отношения к шляпам. Иии-Блинг прищурил большие коричневые глаза: – Не имеет никакого отношения к шляпам? – Вы позволите? – Стараясь выглядеть как можно безобиднее, я достал укулеле. Тревога на лице Нико сменилась отчаянием, словно я подписал нам смертный приговор. С таким же молчаливым неодобрением смотрел на меня его отец. Аид вообще не любил изящные искусства. Я провел по струнам, сыграв аккорд до-мажор. Звук прокатился по пещере как раскат грома. Троги зажали уши. У них отвисли челюсти. В изумлении они уставились на меня, а я запел. Как и в Лагере Юпитера, слова я выдумывал на ходу. Я пел о своих испытаниях, наших с Мэг путешествиях и обо всех героях, которые помогали нам. Я пел о жертвах и победах. Я пел о Джейсоне, нашем погибшем акционере, не покривив душой и вложив в сердце всю свою горечь, хотя, возможно, все же преувеличил количество дивных шляп, которые он носил. Я пел о проблемах, с которыми нам пришлось столкнуться сейчас: о том, что Нерон требует моей капитуляции, что он задумал предать Нью-Йорк огненной смерти, и о том, что еще большую угрозу представляет Пифон, затаившийся в пещерах Дельф в надежде сжать в своих тисках само будущее. Все троги обратились в слух. Никто даже хлебной палочкой не хрустнул. Если кто-то из наших хозяев и заподозрил, что я позаимствовал мелодию из песни «Поцелуй в моем списке» дуэта Холл и Оутс, то не подал виду. (Что тут скажешь? В стрессовых ситуациях меня почему-то иногда тянет на песни этой группы.) Когда отзвучал последний аккорд, никто не пошевелился. Наконец Иии-Блинг смахнул с глаз слезы: – Эти звуки… были самыми – ррр – ужасными, что мне доводилось слышать. А слова правдивы?