– Это ничего не значит! – с досадой заявил Лебедев. – У него может быть еще один паспорт. – Тебя послушать, он какой-то шпион, – возразила Кристина. – Шпион – не шпион, а апартаменты в Дубае купил! – не сдавался тот. – Я уверен, он сейчас сидит в бассейне и посмеивается над нами. Ну пошлите меня, пожалуйста! – Давайте утром устроим совещание с Иваном и Асей, тогда и решим. Договорились? А пока поедим, вы же голодные? – Ты, кстати, так и не рассказала, зачем приходила Новикова, – напомнил Тимур. – Это можно совмещать, согласны? Никто не возражал, и параллельно с опустошением коробок Кристина рассказывала о визите Новиковой. А еще об истории жизни Сергея Егоровича, написанной непонятно кем и для кого. – Там немного осталось, – подвела она итог. – Может, конец истории прояснит судьбу пропавшего капитана первого ранга? Я сегодня обязательно ее дочитаю. Глава 44 – Ну что, почитаем про Алекса? – спросила Кристина, когда практически вся пицца была съедена, пустые коробки сложены в пакет для мусора, а посудомоечная машина с глухим урчанием принялась за работу. Настя помотала головой, подошла к столу и ткнула пальцем в ноутбук. – Это! – Ты хочешь, чтобы я прочитала тебе эту историю? – уточнила Кристина. Настя молча кивнула. Кристина спорить не стала. Надела на ребенка пижаму, уложила в кровать, заботливо укрыла ее одеялом и продолжила чтение. – А не поторопился ты? – спросил Воронцов, когда Сергей рассказал ему о готовящемся изменении своего статуса. – Хоть бы лета подождали. Говорят: в мае жениться, всю жизнь маяться. – А как ты со своей Олимпиадой? Когда планируете? – неуклюже обошел неудобный вопрос Сергей. Воронцов тоже проигнорировал вопрос, и это было очень странно – обычно он любил рассказывать о своих любовных похождениях. Если бы сейчас Воронцов сказал, что у них с Олей все кончено… Что тогда? Новиков не женился бы на Кате? Да, нет, женился бы все равно. Похоже, в этом вопросе он прошел точку невозврата. Катя с Сергеем решили, что распишутся без лишних торжеств, а свадьбу отгуляют во время отпуска, летом, в деревне. Решение это было не обоюдным. Ей хотелось свадебных фотографий, пышного платья в пол, фаты, ну и, конечно, колец. В результате она выпросила у матери денег и потащила упирающегося Новикова в свадебный салон. Денег хватило только на кольцо для невесты – Катя во что бы то ни стало хотела широкое, богатое. На остатки они сняли комнатку у двух старичков на улице Щорса, по сравнению с которой дача Воронцовых была просто дворцом – серые стены, серый потолок, черный пол и окна, такие грязные, что солнечный свет не пробивался через многолетние наслоения. Катя, надо отдать ей должное, выдраила комнату так, что она, казалось, даже немного увеличилась в размерах, стекла засияли. Бабуля-хозяйка, глядя на такие старания, выдала ей из своих запасов два куска тюля, и комната молодоженов обрела более-менее жилой вид. За неделю до свадьбы Новиков решил показать Кате любимые места в Севастополе. Поднимаясь по лестнице с Большой Морской и одышливо пыхтя, невеста рассказывала о своих планах. Рожать, конечно, будет дома, в деревне. Бабушки на первых порах помогут с малышом, а в городе где помощников искать? От Новикова, ясное дело, толку мало. Но когда он после окончания учебы отправится к месту службы, конечно же, Катя с ребенком поедут с ним. А как же иначе? Ниточка за иголочкой… Добравшись до конца лестницы, она окончательно выдохлась, и рассказывать начал Новиков. О городе, о Льве Толстом, о Владимирском соборе – усыпальнице адмиралов, о Башне ветров, о памятнике Ленину. Когда речь зашла о Колчаке, Катя вдруг остановилась, ее глаза, сделавшиеся внезапно злыми, уставились на Сергея. – Новиков, – обычно она звала его Сережей, – что ты городишь! Это же антисоветчина какая-то! Вас такому в училище учат? Больше Новиков на эту тему не заикался. В долгожданный отпуск они отправились в Нижние Грязи. В поезде Катя вытащила из кармана обручальное кольцо и собственноручно натянула его Сергею на палец. – И не снимай, пожалуйста. А то подумают, что мы с тобой не женаты. – Зачем? – возмутился он. – Откуда деньги? – Да оно не золотое, – возразила Катя. – Купила на рынке за восемьдесят копеек. Ты только не снимай, хорошо? В доме Сергея молодых встретили, как водится, хлебом-солью. А вечером устроили самое настоящее свадебное застолье с самогонкой, льющейся рекой, криками «Горько!», похищением невесты, выкупом и рюмкой в туфле, которую за неимением свидетеля должен был выпить жених. Засиделись далеко за полночь, позабыв о горячей поре и необходимости вставать ни свет ни заря. А вставать пришлось. Ждал огромный огород, ради которого, как справедливо полагал Новиков, его и женили на Кате. Отец с Лешкой весь день были заняты в поле, а две матери по мере своих сил сажали, пололи, копали, поливали… Причем делали они это по очереди – одна продавала собранный урожай на рынке, а другая пахала. На следующий день менялись. Конечно, можно было сдать все овощи и фрукты оптом, но так получалось меньше денег. – Ты говори, что делать, а я сам, – заявил Сергей, проснувшись на следующее утро по привычке, выработанной за годы учебы. Мать начала отнекиваться, мол, ему надо отдохнуть. Нашла с кем спорить! Не прошло и получаса, как к нему присоединилась Катя. Новиков следил за ней краем глаза и удивлялся. Ну ладно он – трактор, а Катька? В Севастополе казалась ему беспомощной дурочкой, а тут пахала наравне с ним, даром что беременная. Он читал в книгах, что женщины в положении периодически падают в обморок, их тошнит, они капризничают. Катька же казалась двужильной, из той породы людей, у которых сил и здоровья хватает на двоих. Впрочем, их действительно было двое. Однажды вечером, перед сном, она вдруг схватила руку Сергея и приложила его ладонь к своему животу. – Слышишь? Он с недоумением уставился на ее тело, белые плечи, черные от работы на солнце предплечья, темный круг вокруг шеи, там, где тело не прикрывала одежда, – деревенский загар. И вдруг почувствовал едва ощутимые толчки. – Ребенок? – Это было просто чудо какое-то. Чудо новой жизни, которая готовится к появлению на свет. Теперь, глядя на Катю, он воспринимал ее не только как жену, женщину, с которой он связал свою жизнь, но и волшебный источник новой жизни. Представляя в мыслях своего ребенка, Сергей видел его таким же, как он сам. Победителем. – Давай назовем его Виктором, – сказал он перед отъездом. – А если будет девочка – Викторией, богиней победы. Девочку назвали Антониной, Тосей, в честь Катиной бабушки. По издавна сложившейся в военном училище традиции появление у курсантов детей ознаменовывалось особым ритуалом. Если рождался мальчик, класс, в котором учился свежеиспеченный отец, на руках проносил героя по плацу. Если девочка, его так же, всем классом, бросали в море. Тося появилась на свет холодным январским вечером. В том году зима выдалась не по-крымски снежной, да и руководство училища не одобряло подобные выходки курсантов. Но разве это повод изменять воинским традициям? Он даже не сразу понял, в чем дело, когда одноклассники вытащили его из камбуза и, как был, в тройке, без шинели и шапки, с хохотом поволокли на водную станцию. Вода на мгновение оглушила – она обожгла не только кожу, но и все внутренности, отчего стало совершенно невозможно дышать. Он все-таки постарался судорожно вдохнуть морозный воздух, но вместо него внутрь хлынула вода. Все, решил он и тут же почувствовал, как сильные руки буквально выдирают его из лап моря. А уж на берегу – откуда взялись силы! –торопливо сбросил брюки, благо у флотских штанов не нужно заморачиваться с ширинкой, стянул через голову уже покрывающуюся тонким ледком фланку. Кожа на теле – не дотронуться, словно огромный ожог, – и нырнул в колючую, пропахшую потом шинель, почему-то показавшуюся необъятной. – Пей! – В губы ткнулась эмалированная кружка. Он сделал глоток – небольшой, как получилось, и внутрь хлынула огненная река. Горькая, вонючая самогонка не шла ни в какое сравнение с напитком Катиной мамы, облагороженным черносмородиновым вареньем. – Еще! – закричали друзья. Он подчинился – река расширилась, сделалась полноводной, проникла до самых кончиков ногтей на ногах и руках. А неугомонная толпа курсантов подхватила еще не до конца очухавшегося виновника торжества и потащила в каюту начальника водной станции, боцмана Петра Андреевича, – греться. Тот для порядка нахмурил брови, глядя на такое разгильдяйство. – И где вы ее откопали, самогонку эту, салаги! Как бы не траванулся с непривычки! Но бранился он не от души, а скорее для острастки. Лицо при этом было довольным – живут традиции! Еще как живут! К тому же Новиков был в сборной училища по гребле, и на мелкие шалости Андреич закрывал глаза. После этих событий кличка Косолапый была забыта, Новикова теперь именовали не иначе как Отцом. Хотя сам себя он отцом не чувствовал. Мать изредка писала, один раз даже прислала фотографию Тоси – голый щекастый карапуз лежит на животе и старательно тянет вверх лысую голову. «Красавица наша», – писала мать, но Сергей, сколько ни всматривался в черно-белое не очень четкое фото, особой красоты не находил. Перед самым отпуском Воронцов заявил: – Мы с Олимпиадой подали заявление, свадьба в августе. Будешь моим свидетелем? – Как в августе? Отпуск же! – Когда он тебе мешал, отпуск этот, – саркастическая улыбка скривила Пашкины губы. – Приезжай! С папахеном моим познакомишься. Пора уже определяться с дальнейшей службой. Новиков представил огромный огород и трех женщин, горбатящихся на нем от рассвета до заката. Даже не трех – Катька, наверное, с малой, не оставишь же ее. – Ты извини, Паш, никак не смогу. Может, в сентябре поженитесь? – Как ты себе это представляешь? – нахмурился Воронцов. – Скажу: «Давай отложим свадьбу до возвращения Новикова из Больших Грязей?» – Из Нижних, – возразил Сергей. – Один хрен! – Тебе один, а мне – нет! – отрезал Новиков. Подумал немного и добавил: – И вот еще что. Я решил после училища поехать служить на Север. Там с жильем полегче, да и зарплата побольше. – Ты чего, Новиков? Обиделся, что ли? – искренне удивился Воронцов. – Нисколько. В деревне все обстояло совсем не так, как рисовал себе Новиков. Мать Кати тяжело заболела, и на руках у жены было практически два ребенка. Огородами, как могла, занималась мать Сергея. На Кате была уборка и готовка на всю семью. На рынок ездить было некому – сдавали с трудом выращенные овощи перекупщикам по смешным ценам. От отца с Лешкой помощи ждать не приходилось – приходили домой поздно и падали от усталости. Даже самогонку забыли, хотелось надеяться, что надолго. Впрягшись в работу, Сергей позабыл о свадьбе друга. Он даже Олю не вспоминал в это лето. – Ты прости меня, Сережка, – сказала мать перед его отъездом в Севастополь. – За что? – не понял он. – Глупо все получилось с Катей. Мы же с матерью ее хотели как лучше, чтобы денег побольше, вам могли помогать. Вроде все точно рассчитали, да, видно, где-то ошибка вышла. Я тебя только об одном прошу – не обижай, сынок, Катюху. Хорошая она девка. – Да я вроде не обижаю. И как я ее обижу, если они с Тосей здесь, а я – там? – Хотя бы письма пиши. Пиши, сынок! Мне можешь не писать, если времени не будет, а ей пиши. А она мне все равно новости-то расскажет. И он писал. Старался каждую неделю по письму. Хотя особо писать было нечего – не об учебе же. Писал в основном о погоде. О том, что скучает по ней и по Тосе. Он и правда скучал. На последнем курсе он читал как никогда много. – Ты, наверное, по диагонали читаешь, – смеялся Воронцов. – Главное – процесс, да?