– Есть будете? – взяла на себя роль хозяйки Кира. Впрочем, радушного гостеприимства в ее голосе не наблюдалось. – Я в душ, – заявила Антонина и направилась к выходу в полной уверенности, что муж последует за ней. Эдичка пожирал стол голодными глазами. Желание как можно скорее наброситься на еду боролось в нем с боязнью вызвать гнев супруги. Победил голод. Он опустился на свободный стул рядом с Рыбаком и положил себе на тарелку большую отбивную из куриной грудки, запеченную с колечками помидоров и сыром. – Хоть бы руки помыл, – проворчала Матя. – И вообще, это Варино место. А вам, молодой человек, особое приглашение требуется? – последняя фраза относилась к капитану Крылову. – Некогда мне, – сурово отозвался тот. – Ехать надо. – Так я вам с собой заверну, – подхватилась Татьяна Максимовна. – Пирожочков с рисом, луком и яйцом, с картошкой еще есть. И сладкие – с вишней и с маком. Сейчас! Крылов скромно отнекивался, но Татьяна Максимовна, двигаясь с невероятной для своего возраста скоростью, набросала в бумажные пакеты пирожков. – Вот, берите, не обижайте отказом пожилую женщину. – Она сунула Крылову пакет. – Я еще творожной запеканки положила. Вы такую никогда не ели. Это Варя вычитала в интернете новый рецепт и Мате рассказала, а та сготовила. Вместо муки или манки добавляет в нее поленту. Вы небось не знаете, молодой человек, что такое полента? Это крупа кукурузная, в супермаркетах продается. Рыбак отметил, что Мельникова таки пользуется интернетом, остается выяснить, где и каким образом. Крылов сунул нос в пакет, втянул носом воздух: – Пахнет просто фантастически. Побежал я. – И он выразительно посмотрел на Рыбака. – Я провожу, – сказал тот, вставая из-за стола. – Ты уж извини, – сказал Крылов, когда они с Иваном оказались на крыльце, – я немного сорвался. Сам понимаешь, убийства у нас не каждый день случаются. А тут еще ты со своими советами! Знаешь, как раздражает, когда люди со стороны, незнакомые с нашей кухней, начинают жизни учить? – Проехали, – сказал Иван и протянул руку. – Тут еще такая штука. В комнате у Марс стоят две банки с какими-то препаратами. Когда она уезжала в Ялту, их не было. А сейчас появились. Одна вроде как неначатая, в другой – сильнодействующий психостимулятор. Спрашивается: не от этого ли препарата скончалась наша ясновидящая? Это раз. И два – откуда эти банки вообще взялись? – А точно их не было? Ты уверен? – Обижаешь! У меня имеется фотофиксация первоначальных запасов лекарств Марс. – Предлагаешь изъять банки? – Предлагаю. Кстати, мы с Асей можем побыть понятыми. Нести документы? – Неси. – Да, чуть не забыл. У Марс была еще фиговина типа покрывала вязаного. Она его называла сенью. Уродливое такое, с жутким запахом. Оно пропало. – Уродливое, говоришь, и вонючее покрывало? – Крылов задумался. – Так, может, она его сама выбросила? – Сомневаюсь. Она им очень дорожила и приписывала ему магические свойства. Крылов поморщился. – Давай так. Я пока займусь препаратами, а если подтвердится, что это именно они послужили причиной смерти Марс, поищем эту твою «туринскую плащаницу». Глава 47 Кристина не ожидала, что Щедрый решит сам отвезти ее в Рослань, но, стоило ей только заикнуться об этом, как он тут же предложил свою кандидатуру в качестве сопровождающего. Вроде как у него там нарисовались какие-то срочные дела. В тот момент Кристина обрадовалась, так как ни себя, ни Тимура не считала особыми специалистами в детективной деятельности. Но сейчас, сидя рядом с майором в летящей по трассе машине, чувствовала себя немного не в своей тарелке. Одно дело – общаться со Щедрым, сидя в офисе «Кайроса», и совсем другое – оказаться с ним наедине, бок о бок. Похоже, и сам он это чувствовал – вопреки обыкновению, не шутил, не пытался рассказывать баек из жизни полицейских и вообще преимущественно молчал. На заправке они немного поторговались, кто будет оплачивать бензин. Кристина считала, что платить должна она, как инициатор поездки, у Щедрого же на этот счет были собственные соображения, которые в результате победили – взамен на обещание безлимитного кофе в любое время, когда Щедрому заблагорассудится навестить офис на Гагаринской. В отделе кадров хлебозавода о судьбе Марины Ивановны Афанасьевой они узнали немногим больше того, что было известно и до поездки – годы работы, дату увольнения, адрес регистрации. – Давно это было, – пожала плечами инспектор по кадрам Валентина Ивановна, миловидная брюнетка лет сорока. – У нас за те периоды только основная информация оцифрована. Остальное – в архиве. Если очень надо, можно, конечно, поднять… Судя по тону, копаться в архиве Валентине Ивановне совершенно не хотелось, и Щедрый поспешил ее успокоить: – Спасибо огромное. Нам этого достаточно. Пока. Меня еще интересует Вера Афанасьева. Не можете посмотреть, работала такая у вас? – Афанасьева Вера, – пробормотала Валентина Ивановна, вводя данные в поисковую строку. – Отчества нет? – К сожалению. – Щедрый помотал головой. – Попробуем без отчества. Компьютер задумался на минуту, а потом выдал целую страницу. – Ого! – вырвалось у Кристины. – Много. – А вот и нет, – радостно заявила Валентина Ивановна. – Это одна и та же Вера Афанасьева. Видите, год рождения-то один и тот же. – А табельный номер другой, – попыталась возразить та. – Это ни о чем не говорит. Когда человек увольняется, а потом снова устраивается на работу, табельный номер меняется. Эта ваша Вера Афанасьева увольнялась и заново устраивалась на работу семь раз. Каждый раз в июне, что означает… – Каникулы, – предположил Щедрый. – Точно! – подтвердила Валентина Ивановна. – Устраивалась на летние каникулы, а в конце августа увольнялась. – А есть у вас адрес Веры Афанасьевой? – спросила Кристина. – Сейчас попробую. – После недолгих манипуляций с клавиатурой женщина записала на листке бумаги улицу, номер дома и квартиру, где на момент последнего приема на работу проживала Вера Афанасьева. – Совпадает, – удовлетворенно хмыкнул Щедрый, сравнив адреса Марины Ивановны и Веры, которая, кстати, тоже оказалась Ивановной. – Сестры или мать и дочь, – подтвердила Валентина Ивановна. – Скорее дочь, разница в возрасте двадцать два года. – Может, посоветуете, с кем можно поговорить об Афанасьевых? – спросил Щедрый, не особо надеясь на положительный ответ, и, как оказалось, зря. – Тут до меня работала Фаина Сергеевна, она практически одногодка вашей Марины Ивановны и живет неподалеку. Женщина она очень общительная, наверняка что-то да вспомнит. Записать адрес? Бывшая коллега Валентины Ивановны проживала в старенькой пятиэтажке в спальном районе. По дороге Кристина со Щедрым заехали в кондитерскую и купили торт с многочисленными кремовыми розочками. По мнению Кристины, совершенно несъедобный, но выбирал майор, руководствуясь какими-то собственными предпочтениями. В подъезде, где проживала Фаина Сергеевна, не было домофона, лифт не предусматривался проектом. «Фаина, Фай-на-на», – напевал майор, поднимаясь по лестнице, и воображение рисовало Кристине восточную красавицу – высокую, статную, с длинной косой, черными бровями, тонкой талией и широкими бедрами. Из всего этого набора имелись только брови – черные с уходом в синеву дуги, исполненные рукой не очень опытного мастера татуажа. Редкие седые волосы были коротко острижены, сквозь них виднелась кожа, испещренная черными пятнышками. Крошечная высохшая фигурка вызывала ассоциации с египетской мумией. – Здравствуйте, Фаина Степановна. – Щедрый показал удостоверение и, слегка потеснив старушку, бесцеремонно, на взгляд Кристины, протиснулся в тесную прихожую. – Мы хотели бы с вами поговорить о Вере Афанасьевой. – Что? Кто? – Глаза старушки испуганно забегали с одного гостя на другого. – Какая Вера? Зачем? Почему? – Да вы не волнуйтесь, Фаина Степановна, – сказала Кристина и приподняла руку, в которой держала тортик, демонстрируя кремовые розочки. Вид цветочков подействовал успокоительно. – Вы проходите, проходите, что в дверях стоять, – запричитала старушка. Кристина воспользовалась приглашением и прошла в крошечную кухню, казавшуюся темной из-за обилия растительности на подоконнике. Не особо сведущий в огородном деле глаз смог идентифицировать лишь часть растений – укроп, петрушку, лук и базилик. Зашумел чайник, на столе появились чашки, блюдца, сахарница и большой нож. – Так что насчет Веры Афанасьевой? – спросил Щедрый, и старушка опять заволновалась. – Вера – это не Марины Афанасьевой дочь, случаем? Там все по закону, никаких нарушений. Пока школьницей была, работала сокращенный рабочий день, потом, уже студенткой, – полный. Все по закону. – Никто вас ни в чем не обвиняет, – успокаивающим тоном сказала Кристина. – Мы просто не можем отыскать Веру Афанасьеву. Нашли упоминание о том, что она работала у вас на фабрике, нам и посоветовали обратиться к вам за помощью. Сказали, что у вас уникальная память и вы обязательно нам поможете. Эти слова сопровождались отрезанием солидного куска торта и перемещением его на блюдце, которое, в свою очередь, оказалось перед обладательницей уникальной памяти. Она тут же, несколько суетливо, отломила ложечкой кусочек угощения, отправила его в рот и застонала от удовольствия: – Как в старые добрые времена! После чего Фаина Степановна пустилась в долгие воспоминания о тех самых добрых временах. Кристина со Щедрым выпили уже по две чашки чая, а до интересующего их вопроса так и не добрались. Кристина посмотрела на часы. Она предупредила Настю, что сегодня вернется с работы очень поздно и уложит ее спать Дарья Романовна, хозяйка частного детского сада. Настя вроде не возражала против такой замены, но уж слишком непредсказуемой была воспитанница. – Так что все-таки с Верой Афанасьевой? – почувствовав волнение Кристины, попытался ускорить ход событий Щедрый. – А что Вера? Как я слышала, умерла. Бедная Маринка! Она же на дочь всю жизнь положила, надеялась, что на старости лет будет ей опора. А вышло все вон как. Марина дочь родила неведомо от кого, как говорится, от заезжего молодца. Нищета была ужасная. Зарплаты на заводе маленькие, да еще строго следили, чтобы никто за проходную куска хлеба не выносил. На месте – ешь сколько хочешь, а домой – ни-ни. Вот Марина и попросила – возьми дочку на каникулы поработать. Понятно же зачем. Без квалификации деньги на неполном дне совсем маленькие, зато поесть можно. Она когда пришла – Вера то есть, – худая была, как тень. К сентябрю маленько округлилась. А уж умная была, не то что мой оболтус. – Тут снова начались лирические отступления на тему матерей и детей. Насколько поняла Кристина, Фаина Степановна, как и Марина Афанасьева, воспитывала сына одна. – Вы говорите, Вера была студенткой. – Щедрый снова попытался вернуться к интересующему их вопросу.