– Думаешь, шпионы Перангтона успели проникнуть в ваш дворец? Сам не зная почему, Шаол почувствовал, что к Кашану можно обращаться на «ты». Интересно, насколько Кашан и Аргун осведомлены о силах Перангтона? Знают ли они, что нынче в его теле обитает валгский король, а войска, которыми он командует, страшнее любых кошмаров? Но эти сведения лучше пока приберечь. Они могут стать сильным козырем, если Аргун и хаган имеют лишь общие представления о Перангтоне. Кашан почесал в затылке: – Не знаю, подосланы ли они Перангтоном или кем-то из Террасена, Мелисанды или Вендалина. Я знаю лишь, что моя сестра мертва. У Шаола замерло сердце, однако он все же решился спросить: – Как это произошло? Глаза Кашана стали еще темнее от горя. – Тумелуна всегда была необузданной и беспечной. Настроение у нее менялось без всяких причин. То полна счастья и заливисто смеется. А на следующий день забьется в угол и никого не хочет видеть. Сидит вся разнесчастная. Говорят… – У Кашана дрогнул кадык. – В тот день она была особенно мрачной и подавленной. А вечером, не выдержав тоски, прыгнула с балкона. Дува с мужем вышли прогуляться и нашли ее бездыханное тело. Для семьи любая смерть трагична, но самоубийство… – Я скорблю вместе с тобой, – тихо сказал Шаол. Кашан тряхнул головой. Солнечный свет, проникавший сквозь зеленую завесу, скользнул по его волосам. – Я не верю в такую причину. Моя Тумелуна ни за что бы не покончила с собой. «Моя Тумелуна». Эти слова показывали, насколько принц и его младшая сестра были близки. – Ты подозреваешь чье-то вмешательство? – При всех перепадах настроения Тумелуны… Я знал ее, как знаю свое сердце. – Кашан прижал руку к груди. – Она бы не спрыгнула вниз. Шаолу вновь пришлось тщательно обдумывать каждое слово. – Я представляю всю глубину твоей утраты, но все же вынужден спросить. У тебя есть какие-либо подозрения о причинах, заставивших чужое государство подстроить это чудовищное происшествие? Кашан прошелся взад-вперед: – На нашем континенте никто не решился бы на такое злодейство. – Но и в Адарлане, и в Террасене не нашлось бы безумцев, чтобы столь гнусным способом втянуть вас с войну. – И даже королева, которая некогда сама была ассасином? – спросил Кашан, пристально поглядев на гостя. Шаол напряг волю, сохраняя бесстрастное лицо: – В ремесле ассасина у Аэлины были запреты, которых она не нарушала. Один из них – не убивать детей и не причинять им зла. Кашан остановился возле комода из черного дерева, рассеянно потрогал золоченую шкатулку. – Знаю, – сказал он. – Об этом я тоже читал в донесениях брата. Подробности ее убийства. Я тебе верю, – добавил Кашан, содрогнувшись всем телом. Естественно, иначе принц не пришел бы сюда и не затеял этот разговор. – Чужеземных сил, способных на такую подлость, совсем не много. И Перангтон занимает первое место в этом списке. – Но почему мишенью избрали твою сестру? – Сам не знаю. – Кашан опять прошелся взад-вперед. – Она была юной, бесхитростной. Мы вместе ездили с дарганцами. Наша мать родом из дарганцких кланов. У Тумелуны еще даже не было своего сульде. Заметив недоуменно вскинутые брови Шаола, принц объяснил: – Так называется копье, которое имеют все дарганцкие воины. Мы выстригаем прядь из гривы любимого коня и привязываем к древку, почти у самого острия. Предки верили: в какую сторону ветер отклонит конский волос, там нас ждет судьба. Кто-то и сейчас продолжает в это верить, но даже те, кто усматривают в этом лишь дань традиции… копья постоянно при нас. Во дворце есть внутренний дворик, где воткнуты в землю сульде всех нас, а также отцовское. Копья чувствуют ветер. А после смерти… В глазах принца снова вспыхнуло горе. – Сульде после смерти – единственный предмет, который мы оставляем. Копье несет душу дарганцкого воина в вечность. Мы оставляем сульде вместе с телом в священном месте упокоения. Принц закрыл глаза: – Теперь ее душа будет странствовать с ветром. Те же слова говорила в тронном зале Несарина. – Я скорблю вместе с тобой, – повторил Шаол. Кашан открыл глаза: – Среди моих братьев и сестер нет единого мнения о причине смерти Тумелуны. Одни мне не верят, другие верят. Наш отец… пока не решил, кто прав. Мать с тех пор не покидает своих покоев. Я бы не посмел усугублять ее горе своими подозрениями. Он потер подбородок: – Я убедил отца позволить вам ежедневно обедать с нами. Сослался на дипломатические соображения. Но в действительности мне хочется увидеть наш двор глазами чужестранцев. Услышать ваши наблюдения. Возможно, вы увидите то, что ускользает от нас. Помочь хагану и его семье… и, возможно, получить ответную помощь. – Если ты настолько доверяешь мне, что ведешь со мной этот разговор и просишь моего содействия, почему вы не хотите сражаться вместе с нами? – Я не вправе строить предположения или что-то говорить. Ответ, достойный опытного солдата. Кашан и сейчас держался так, словно высматривал затаившихся врагов. – В военных делах я ничего не предпринимаю без отцовского приказа. Если силы Перангтона уже проникли и сюда, если убийство принцессы осуществлено по замыслу Мората… Это было бы слишком легко. Слишком легко подтолкнуть хагана к союзу с Дорином и Аэлиной. Перангтон-Эраван действовал куда изощреннее. А если бы Шаолу понадобилось склонить на свою сторону командующего наземными войсками хагана… Должно быть, эти мысли отразились в его глазах, и Кашан их прочитал: – Господин Эстфол, я не играю в подобные игры. Убеждать надо не меня, а моих братьев и сестер. Шаол постучал по подлокотнику кресла: – Может, дашь совет на этот счет? Кашан фыркнул, улыбнувшись одними губами: – Вы с Несариной – не первые, кто наведывается к нам. До вас были посланцы государств намного богаче вашего. Одни добивались успеха, другие – нет. Кашан бросил взгляд на ноги Шаола, и в его глазах мелькнула жалость. Шаол вцепился в подлокотники. Жалость человека, в котором бывший капитан почувствовал соратника, была особенно тягостна. – Я могу лишь пожелать удачи. Сказав это, принц повернулся и широкими шагами направился к двери. – Если у Перангтона здесь есть свой лазутчик, тогда всем, кто находится во дворце, грозит смертельная опасность, – произнес вдогонку Шаол. Кашан остановился. Пальцы замерли на резной ручке. – А зачем, по-твоему, я попросил чужеземного посланника о помощи? – Принц обернулся. Кашан ушел, но его слова повисли в воздухе, пронизанном сладковатым ароматом цветов. Слова, произнесенные на прощание, не были жестокими или оскорбительными. Но их солдатская искренность… Шаол никак не мог совладать с дыханием. В голове лихорадочно кружились мысли. Он не видел здесь ни черных колец, ни ошейников, но он и не приглядывался. Он и подумать не мог, что тень Мората протянулась так далеко. Он поскреб саднящую грудь. Осторожность. При дворе хагана ему придется быть вдвойне осторожным, тщательно обдумывая все, о чем он говорит на людях. Да и в этой комнате тоже. Шаол продолжал глядеть на закрытую дверь, раздумывая над услышанным от Кашана, когда из купальни вернулась служанка. Она переоделась в халат из тончайшего шелка. Чувствовалось, что под халатом на ней ничего нет. Шаол подавил желание спровадить служанку и крикнуть себе в помощь Несарину. – Вымой меня, и только, – сказал он со всей четкостью и твердостью, на какую был способен. Служанка не вздрогнула, не покраснела и не выказала ни малейшей нерешительности. Она уже делала это неведомо сколько раз. Шаол пришел к такому выводу, услышав ее единственный вопрос: – А я тебе не по нраву? Честный, искренний вопрос. Ей хорошо платили за работу. Здесь всем слугам хорошо платили. Она выбрала прислуживать ему, но если она не в его вкусе, найдут другую, и ее положение не пострадает. – Ты очень… приятная, – ответил Шаол, говоря полуправду и стараясь не опускать взгляд ниже ее лица. – Но я хочу всего лишь вымыться. Больше мне от тебя ничего не надо, – добавил он, чтобы у служанки не оставалось сомнений.