Стрекоза и муравей[39] Попрыгунья Стрекоза Лето красное пропела; Оглянуться не успела, Как зима катит в глаза. Помертвело чисто поле; Нет уж дней тех светлых боле, Как под каждым ей листком Был готов и стол, и дом. Все прошло: с зимой холодной Нужда, голод настает; Стрекоза уж не поет: И кому же в ум пойдет На желудок петь голодный! Злой тоской удручена, К Муравью ползет она: «Не оставь меня, кум милой! Дай ты мне собраться с силой И до вешних только дней Прокорми и обогрей!» «Кумушка, мне странно это: Да работала ль ты в лето?» — Говорит ей Муравей. «До того ль, голубчик, было? В мягких муравах у нас Песни, резвость всякий час, Так, что голову вскружило». «А, так ты…» – «Я без души Лето целое все пела». «Ты все пела? это дело: Так поди же попляши!» Лжец[40] Из дальних странствий возвратясь, Какой-то дворянин (а может быть, и князь), С приятелем своим пешком гуляя в поле, Расхвастался о том, где он бывал, И к былям небылиц без счету прилагал. «Нет, – говорит, – что я видал, Того уж не увижу боле. Что здесь у вас за край? То холодно, то очень жарко, То солнце спрячется, то светит слишком ярко. Вот там-то прямо рай! И вспомнишь, так душе отрада! Ни шуб, ни свеч совсем не надо: Не знаешь век, чтó есть ночная тень, И круглый Божий год все видишь майский день. Никто там ни сади́т, ни сеет: А если б посмотрел, чтó там растет и зреет! Вот в Риме, например, я видел огурец: Ах, мой Творец! И по сию не вспомнюсь пору! Поверишь ли? ну, право, был он с гору». «Что за диковина! – приятель отвечал. — На свете чудеса рассеяны повсюду; Да не везде их всякий примечал. Мы сами вот теперь подходим к чуду, Какого ты нигде, конечно, не встречал, И я в том спорить буду. Вон видишь ли через реку тот мост, Куда нам путь лежит? Он с виду хоть и прост, А свойство чýдное имеет: Лжец ни один у нас по нем пройти не смеет; До половины не дойдет — Провалится и в воду упадет;