– Угощайтесь. Компот сварен из сухофруктов, купленных у проверенного человека. Сахара в нем нет. В качестве подсластителя использована малая толика меда. Если у вас нет аллергии на него, то пейте спокойно. – Спасибо, – обрадовался Тимофей и осушил чашку, – приятно встретить единомышленников. Сейчас все заказывают еду на дом. А у меня возникают вопросы. Кто ее готовил? Где? Из каких продуктов? Гнилье, как правило, легко замаскировать подливкой и маринадом. Порезал подгнившую утку, назвал ее: «Деликатес в соусе» – и продал как дорогое блюдо. Повар и все его помощники здоровы? На кухне чисто? А доставщик? С ним как? Отличный напиток. Можно мне еще чашечку? – С удовольствием, – откликнулся хозяин дома. – А вам, Татьяна? – Спасибо, я напилась, – отказалась я. – Кажется, я уничтожил весь запас, – смутился Тима. – Сварить еще не трудно, – успокоил его Буркин, – к тому же этот компот сделан из сушеной груши. Жена не любит эти фрукты, дети тоже. В доме никто, кроме меня, его не пьет. Что-то нашли? – Слабительное средство обнаружено в спальне в прикроватном столике Матвея Николаевича… – начал Тимофей. – Неудивительно, – сказал Алексей, – тесть пожилой человек. Я бы удивился, узнав, что у него кишечник работает как часы. – Триамотином еще пользуется Любовь, жена Владимира Алексеевича, – продолжил Волынов и сделал глубокий вдох. – И в этом случае все объяснимо, – пожал плечами врач, – по статистике шестьдесят процентов рожавших женщин имеют проблемы с опорожнением кишечника. Я не знал, что Люба и отец принимают эти капли. Они оба пациенты моего медцентра. Их терапевт Лобанова. Поинтересуюсь у Валерии Петровны, отправляла ли она деда и невестку на консультацию к гастроэнтерологу, проктологу, делали ли они гастроколоноскопию. К сожалению, подавляющее большинство тех, кто имеет такие проблемы, не утруждают себя походом к доктору, просто покупают слабительное, ориентируясь на рекламу по телевизору. Тима опять вздохнул и сказал: – У вас душно. – На мой взгляд, нет, – удивилась я. – И холодно, – пролепетал Волынов. Буркин встал. – Давайте я давление вам померяю. – Нет, нет, – запротестовал Тимофей, – все хорошо, просто я после ночной смены и сразу к вам. Не спал совсем. Волынов встал, взял кувшин, чашку, отнес их в мойку, вымыл, поставил в сушку, на пару секунд замер и ойкнул. – Простите! Автопилот сработал, это мамино воспитание. Лозунг: «Поел, попил, сам убери за собой посуду» – выбит огромными буквами в моей голове. Я из многодетной семьи. Уже сказал, везде было чисто, а вот в комнате Елены Матвеевны есть… Тима пошатнулся и схватился за мойку. – Голова кружится. Доктор подошел к Волынову, взял его под руку, довел до дивана, уложил и, сказав: – Сейчас вернусь, – ушел. Я села около парня. – Эй, ты как? – Сил нет совсем, – прозвучало в ответ. В комнату вернулся Алексей с большой сумкой, он вынул из нее тонометр, померил Тимофею давление, сделал укол и обратился ко мне: – Посидите с ним, я отлучусь ненадолго. – Конечно, – кивнула я. Когда Буркин вернулся, я отрапортовала: – Он заснул. Врач сдвинул брови, потом открыл коробку с ампулами и начал методично ставить Тиму уколы. – Что с ним? – занервничала я. – Он устал из-за бессонной ночи? – Он без сознания! – сказал владелец особняка, – «Скорая» вот-вот приедет. Когда Тимофея увезли в клинику, Алексей произнес: – Не надо никому знать, что сюда приезжал специалист по обыскам. Жена не удивится, когда увидит, что кувшин пуст. Я люблю такой узвар, скажу, что весь сам употребил. Момент показался мне подходящим, чтобы подобраться к нужной теме. – У вас есть секреты от жены? – Естественно, – не смутился владелец медцентра. Я вкрадчиво сказала: – У супругов не должно быть тайн друг от друга. Буркин рассмеялся. – Какой горе-психолог выдал вам сию сентенцию? – Так говорили мне мама и бабушка, – соврала я. – Живете по их правилам? – тут же спросил Алексей Николаевич. – Все выкладываете Ивану? – Умалчиваю о куске торта, который слопала после обеда, – призналась я, – и о съеденных шоколадных конфетах. У меня гастрономические тайны. Каких-то страшных скелетов в шкафу я не храню. В детстве не убивала ни животных, ни одноклассников, ни соседей. Алексей засмеялся. – А хотелось? – Лишить жизни нет, а вот наподдать как следует – да, – сказала я, – но боялась пустить в ход кулаки. Классная руководительница вызвала бы мать, и мне влетело бы по полной программе. – Ваш покорный слуга вытолкнул из окна спортивного зала школы Ваську Шлыкова, – признался Буркин, – он меня довел до потери пульса. Как только я появлялся на уроке физкультуры, он пытался с меня тренировочные штаны сдернуть. Один раз ему это удалось, он заорал: «У него красные трусы!» Я не выдержал, схватил дурака, подтянул к окошку и отправил во двор. Зал располагался на первом этаже. Вредина даже не ушибся. Понятно, что в школу вызвали моего отца. А он сказал классной руководительнице: «Это вы виноваты! Не следите за детьми. Дурно воспитанный пацан издевался над моим сыном. Почему вы на это не реагировали? Да вас саму надо в окно запулить!» И перевел меня в другую школу. Я молча слушала доктора. Ученица Сергеева не пользовалась популярностью у одноклассников. Если б я вытолкнула в окно Надю Морозову, которая говорила, что мое пальто нашли на помойке, то моей матери не пришло бы в голову защитить меня и забрать из школы. Я бы получила пару оплеух и лишилась ужина. Родители считали, что я всегда виновата, а те, кто в чем-то обвинял меня, всегда правы. – Матвей Николаевич очень любит Елену, – продолжал хозяин особняка, – ее мать умерла, когда дочке исполнилось то ли десять, то ли одиннадцать лет. Когда мы решили зарегистрировать отношения, Лена сказала: «На свадьбу приедет только папа, мама, Раиса Евгеньевна, скончалась, когда я еще ходила в школу». Мне стало понятно: беседа об умершей матери болезненна для Елены, поэтому я не стал задавать вопросов. Минуточку. Доктор взял трубку. – Так. Мда. Когда? Ясно. Алексей Николаевич вернул телефон на стол. – Вроде в далеком прошлом тех, кто доставлял плохую весть, убивали. Ваш коллега скончался. Я подумала, что неправильно поняла владельца медцентра. – Вы о чем? – Тимофей умер, – коротко пояснил Буркин, – остановка сердца. – Как? – обомлела я. – Почему? – Ишемическая болезнь, острая обструкция кровообращения, кардиомиопатия, миокардит, дисбаланс калия, гиповолемия, – перечислил доктор, – причин может быть много, я не все озвучил. – Есть же «утюги», – еле слышно сказала я. – Или их в машине не было? – «Скорая» оборудована полностью, – мрачно ответил врач, – у вашего коллеги два раза удалось запустить сердце, но случилась третья остановка. Я молча слушала Буркина, а он перешел со мной на «ты». – Знаешь, иногда я думаю: раз Господь твердо решил забрать человека, медицина ему не поможет! Порой больной к выписке готовится – и раз, нет его. Внезапно. И наоборот бывает, ты думаешь: ну, этого не вытянем. А картина в одночасье меняется. Тот, кого я почти за покойника посчитал, домой уехал и живет себе припеваючи. Не все от врача зависит. У меня зажужжал телефон, я взяла его. – Как дела? – спросил Коробок. – Тимофей умер, – перебила я лучшего друга. – Кто? – удивился Димон. – Волынов, – пролепетала я, – у него остановка сердца.