— Нет, — оборвал его Ричардс. — Не скажу. — Хорошо, поехали дальше. Образные ассоциации. — Объяснить, о чем речь, он не удосужился. Ричардс понял, что информация о нем уже прошла. Оно и к лучшему — экономится время. Врач достал из внутреннего кармана секундомер, приготовил шариковую ручку, взглянул на лежащий перед ним лист с написанными на нем словами. — Врач. — Ниггер, — отозвался Ричардс. — Пенис. — Член. — Красное. — Черное. — Серебро. — Кинжал. — Винтовка. — Убийство. — Выигрыш. — Деньги. — Секс. — Тест. — Ударить. — Наотмашь. Словесный пинг-понг продолжался. Врач назвал больше пятидесяти слов, прежде чем остановил секундомер и положил ручку. — Хорошо. — Он положил руки на стол, сцепил пальцы. — У меня последний вопрос, Ричардс. Не могу сказать, что мне под силу отличить ложь от правды, но машину, к которой вы подсоединены, обмануть практически невозможно. Суицидальные мотивы не имеют отношения к вашему решению принять участие в Играх? — Нет. — Тогда в чем причина? — Моя маленькая дочь больна. Ей нужен врач. Лекарства. Больничный уход. Ручка летала по бумаге. — Это все? Ричардсу хотелось ответить, что да (остальное — не их дело), но потом он решил выговориться. Возможно, потому, что врач — вылитый, только постаревший, дебил, которого он знал давным-давно и не пойми почему вспомнил. А может, ему просто хотелось облечь свои эмоции в слова, чтобы всем все стало ясно, в том числе и ему самому. — Я давно безработный. Хочу снова работать, пусть даже мальчиком для битья в игре, исход которой заведомо известен. Я хочу работать и содержать семью. У меня есть гордость. У вас есть гордость, доктор? — Гордецам прямая дорога в ад. — Щелчок, шарик ручки упрятался в корпус. — Если вам больше нечего добавить, мистер Ричардс… — Врач встал, давая понять (на то же указывало и обращение по фамилии), что собеседование закончено, независимо от того, хотел он что-то добавить или нет. — Нет. — Дверь в конце коридора по правую руку. Удачи вам. — Куда уж без нее, — ответил Ричардс. …Минус 090, отсчет идет… Группа, в составе которой Ричардс вышел из лифта, сократилась до четырех человек. И новый зал ожидания заметно уменьшился в размерах. Аналогичные сокращения прошли и в других десятках. Из тех, кто провел ночь в казарме, осталось примерно сорок процентов. В половине пятого в зале появились последние, фамилии которых начинались с букв, замыкающих алфавит. В четыре служитель обнес всех с подносом, полным безвкусных сандвичей. Ричардс взял два и жевал их, слушая парня по фамилии Реттенмунд, который потчевал его и сидящих рядом похабными анекдотами. Знал он их, похоже, несметное множество. Когда наконец собрались все, кто прошел очередной этап отбора, их затолкали в лифт и подняли на пятый этаж. На этот раз Корпорация предоставила к их услугам большую общую комнату, общий туалет и спальню с двухъярусными койками. Им также сказали, что в кафетерии, расположенном чуть дальше по коридору, их ждут в семь часов. Ричардс посидел несколько минут, а потом направился к копу, что стоял у двери, через которую они вошли в их новое жилище. — Тут есть телефон, приятель? По правде сказать, он не ожидал, что ему могут разрешить позвонить, но коп молча указал на коридор. Ричардс притворил дверь, выглянул. Точно, телефон-автомат. Он вновь посмотрел на копа: — Слушай, если ты одолжишь мне пятьдесят центов, я… — Отвали, гнида. Ричардс сдержался. — Я хочу позвонить жене. Наш ребенок болен. Ради Бога, встань на мое место. Коп расхохотался отрывистым, лающим смехом: — Все вы одинаковые. Каждый день рассказываете мне басни. Особенно занятные на Рождество и День матери. — Сволочь, — процедил Ричардс, и что-то в выражении его глаз и развороте плеч заставило копа уставиться в стену. — Или ты сам не женат? Неужели тебе не случалось остаться без гроша и занимать деньги, как бы тебя из-за этого ни мутило? Коп неожиданно сунул руку в карман, достал пригоршню пластиковых монет. Выхватил два новых четвертака, остальные сунул в карман, свободной рукой схватил Ричардса за грудки. — Если скажешь кому, что сумел разжалобить Чарли Грейди, я вышибу твои чертовы мозги, слизняк. — Спасибо, — ровным голосом поблагодарил его Ричардс. — За ссуду. Чарли Грейди рассмеялся и отпустил его. Ричардс прошел в коридор, снял трубку, бросил монеты в щель. Они упали на дно копилки, и поначалу ничего не изменилось (Господи, неужели все зазря), но потом послышался длинный гудок. Он набрал номер пятого этажа — телефон стоял в коридоре — в надежде, что трубку возьмет не эта сука Дженнер. Узнав его голос, она бы непременно ответила, что он не туда попал, и бросила бы трубку. После шести гудков он услышал незнакомый голос: — Алло? — Я хочу поговорить с Шейлой Ричардс из квартиры пять-си. — Я думаю, ее нет. — В голосе слышалось порицание. — Она, видите ли, гуляет по панели. У них болеет ребенок, а муж и не чухнется. — Просто постучите в дверь, — просипел он. — Одну минуту. Трубка ударилась о стенку, обладательница незнакомого голоса просто бросила ее, потом послышались глухие удары и крики: «Телефон! Вас к телефону, миссис Ричардс». Полминуты спустя незнакомый голос вновь заговорил в трубку: — Ее нет. Слышно, как плачет ребенок, но ее нет. Как я и говорила, ловит момент. — В трубке послышалось хихиканье. — Напишите ей записку. Если придется, на стене. — Нет карандаша. Я кладу трубку. Пока. — Подождите! — запаниковал Ричардс. — Я… минуточку, — разочарованно добавил голос. — Она поднимается по лестнице. Ричардс привалился к стене: ноги не держали. Мгновение спустя он услышал голос Шейлы, запыхавшийся, немного испуганный. — Алло? — Шейла. — Он закрыл глаза.