Темноволосый мальчик посмотрел на него, его глаза вспыхнули на мгновение, он легонько покачал головой. Но не ответил. «С ним что-то не так», - подумал Томас. Стало хуже, чем было раньше. Женщина кивнула, словно бы гордилась им. - Однажды вы будете благодарны нам за то, что мы для вас сделали. Я могу лишь обещать это и надеяться, что вам будет этого достаточно, чтобы принять это. Если нет, тогда все случившееся было ошибкой. Темные времена, мистер Ньютон. Темные времена. Она сделала паузу. - Здесь появляется, конечно, последняя Переменная. – Она отступила на шаг. Томас сфокусировался на Галли. Все тело мальчика трясло, его лицо было белым как мел, он потел, красные глаза выделялись как кровавые пятна на бумаге. Губы были плотно сжаты, кожа вокруг них подергивалась, словно он пытался что-то сказать, но не мог. - Галли, - спросил Томас, пытаясь подавить всю ненависть, которую испытывал к нему. Слова вырвались изо рта Галли. - Они…могут контролировать меня… Я не… - Его глаза словно вылезли из орбит, рука схватила горло, словно он задыхался. – Я… должен… - Каждое слово сопровождалось кашлем. Затем он замер, лицо разгладилось, тело расслабилось. Он был похож на Алби тогда в постели в Глэйде, когда тот прошел через Изменение. С ним происходило нечто похожее. Что это… Но у Томаса не было времени закончить мысль. Галли потянулся себе за спину, достал из заднего кармана что-то длинное и блестящее. Свет комнаты поблескивал на серебряной поверхности – опасно выглядящий кинжал был зажат в его руке. С неожиданной скоростью он отступил назад и кинул нож в Томаса. Когда он сделал это, Томас услышал крик справа, заметил какое-то движение. Перед ним. Кинжал летел вращаясь, Томас видел каждое его движение словно в замедленной съемке. Словно для этого была какая-то причина, или он должен был испытать в полной мере ужас от происходящего. Нож, вращаясь, летел прямо к нему. Приглушенный вопль уже зародился в его глотке. Он хотел бы сдвинуться, но не мог заставить себя пошевелиться. А потом откуда ни возьмись появился Чак, прыгающий перед ним. Томасу казалось, что его ноги приросли к полу с помощью огромных кусков льда. Он мог лишь смотреть на происходящее перед ним с ужасом, абсолютно беспомощный. С тошнотворным мягким хлюпаньем кинжал врезался в грудь Чака по самую рукоятку. Мальчик вскрикнул, упал на пол, его тело стало биться в конвульсиях. Кровь лилась из раны, темно-малиновая. Его ноги ударялись об пол, словно бы он пытался бесцельно отбиваться от смерти. Красная струйка крови потекла между его губ. Томасу казалось, что мир вокруг рухнул, что его сердце разбито. Он упал на землю, обхватив трясущееся тело Чака. - Чак! – кричал он, его голос звучал так, словно его горло плавилось от кислоты. – Чак! Мальчика неконтролируемо трясло, кровь была повсюду, руки Томаса промокли. Глаза Чака закатились, стали видны белки. Кровь текла у него изо рта и из носа. - Чак, - сказал Томас, на этот раз шепотом. Должно же быть хоть что-то, что они могли сделать. Они же могли спасти его. Они… Мальчик перестал трястись и замер. Его глаза вернулись в обратное положение, сфокусировавшись на Томасе. – Том…мас. – Прозвучало единственное слово, едва различимое. - Держись, Чак, - сказал Томас. – Не умирай, борись. Кто-нибудь помогите! Никто не пошевелился, и глубоко в душе Томас знал, почему. Тут уже ничего не могло помочь. Все кончено. Черные пятна поплыли у Томаса перед глазами, комната завертелась. «Нет», - думал он. – «Не Чак. Не Чак. Кто угодно, но не Чак». - Томас, - прошептал Чак. – Найди…мою маму. – Мучительный кашель вырвался из его легких вместе с каплями крови. – Скажи ей… Он не закончил. Его глаза закрылись, тело стало мягким. Последний вздох сорвался с губ. Томас смотрел на него, смотрел на безжизненное тело друга. Что-то внутри Томаса изменилось. Зародилось глубоко в груди, какое-то семя ярости. Мести. Ненависти. Что-то темное и ужасное. А затем взорвалось, разрывая легкие, разрывая горло, руки и ноги. Разум. Он отпустил Чака, поднялся, трясясь, повернулся и увидел новых посетителей. А потом Томас заорал. Бешено и дико заорал. Он дернулся вперед, кинулся на Галли, выпуская пальцы как когти. Он нашел горло мальчика, сжал его, оба повалились наземь. Он оседлал тело мальчика, обхватив его ногами, чтобы тот не мог сбежать. Томас начал его избивать. Левой рукой он прижимал шею Галли к полу, а правой бил по лицу, удар за ударом. Снова и снова, и снова, впечатывая свои смятые суставы в лицо мальчика. Был хруст, кровь, ужасные крики. Он не знал, чей крик был громче – его или Галли. Он бил его – выплескивая каждый грамм ярости, который им владел. А затем его оттащили Минхо и Ньют, его руки стали колотить воздух. Они потащили его по полу. Он боролся с ними, извивался, кричал, чтобы его отпустили. Глаза были прикованы к Галли, который лежал неподвижно. Томас чувствовал, как ненависть рвется наружу, словно их связывала видимая огненная линия. А потом внезапно все исчезло. Остались только мысли о Чаке. Он вырвался из захватов Минхо и Ньюта и кинулся к безжизненному телу мальчика. Он схватил его на руки, игнорируя кровь, пустой замерший взгляд смерти на его лице. «Нет!» - орал Томас, его охватывало горе. – «Нет!» Тереза оказалась рядом, положила руку ему на плечо. Он стряхнул ее. - Я обещал ему! – кричал он, даже сейчас понимая, что его голос звучал как-то не обычно. Почти безумно. – Я обещал спасти его, увести домой! Обещал! – Тереза не ответила, только кивала, его взгляд был направлен в пол. Томас обнял Чака, сжав его так крепко, как мог, словно это могло вернуть его к жизни или показать, насколько он был благодарен за спасение жизни, за то, что тот был другом, когда никто другой к этому не стремился. Томас плакал, рыдал как никогда раньше. Его мучительные рыдания эхом разносились по комнате как звуки агонии. 60 Наконец он успокоился, полностью погрузившись в усталость от боли. В Глэйде Чак стал для него символом – маяком, который каким-то образом все расставлял на свои места. Спать в кровати. Поцелуй на ночь. Есть бекон и яйца на завтрак, ходить в настоящую школу. Быть счастливым. Но теперь Чака нет. И его мягкое тело, которое Томас все еще сжимал, казалось холодным талисманом – того, что все эти мечты и надежды на будущее никогда не сбудутся, что жизнь никогда и не была такой на самом деле. Что даже сейчас, когда они сбежали, впереди ждут мрачные дни. Жизнь, полная сожалений. Его вернувшиеся воспоминания были отрывочны. И в них было не так уж много хорошего. Томас перестал тонуть в боли, запертой где-то внутри него. Он сделал это ради Терезы. Ради Ньюта и Минхо. Какие бы кошмары не ждали их, они пройдут через это вместе, и сейчас только это и имеет значение. Он отпустил Чака, отполз назад, стараясь не смотреть на футболку мальчика, черную от крови. Он стер слезы, протер глаза, думая о том, что мог бы постесняться всего этого, но он не стеснялся. Наконец, он поднял глаза. Посмотрел на Терезу и ее огромные голубые глаза, наполненные печалью – как к нему, так и к Чаку, он был уверен. Она потянулась и взяла его за руку, помогая встать. Когда он поднялся, она не отпустила, и он тоже. Он был выжат, пытаясь сказать, что чувствует. Никто не сказал ни слова, большинство из них смотрели на Чака без какого-либо выражения, словно они смогли двигаться дальше, избегая чувств. Никто не смотрел на Галли, который дышал, но лежал неподвижно. Женщина из ПОРОКа нарушила тишину. - Все происходит по какой-то причине. – Сказала она, все признаки злобы испарились из ее голоса. – Вы должны понимать это. Томас посмотрел на нее, выражая взглядом всю свою ненависть. Но ничего не сделал. Тереза положила вторую руку ему на плечо и сжала его. «Что теперь?» - спросила она. «Я не знаю», - ответил он. – «Я не могу…» Он не успел договорить, потому что послышались крики и беспорядки снаружи от входа, через который пришла женщина. Она, очевидно, запаниковала, кровь отхлынула от ее лица, когда она обернулась к двери. Томас проследил за ее взглядом. Несколько мужчин и женщин, одетых в запачканные джинсы и промокшие свитера ворвались через вход с поднятыми пистолетами, перекрикивая друг друга. Невозможно было понять, что они говорят. Их пистолеты – у некоторых были винтовки – выглядели… древними или деревенскими. Практически как игрушки, на несколько лет брошенные в лесу и недавно найденные детьми, решившими поиграть в войну. Томас в шоке смотрел на двоих новоприбывших, поваливших женщину из ПОРОКа на пол. Затем один отошел и поднял пистолет, прицеливаясь. «Не может быть», - подумал Томас. – «Нет...» Раздалось несколько выстрелов. Она была убита. Томас отступил назад на несколько шагов, чуть не споткнувшись. Мужчина подошел к Глэйдерам, пока остальные расходились вокруг них и стреляли по окнам наблюдателей, разбивая их. Томас слышал крики, видел кровь, отвернулся, сфокусировавшись на мужчине, который подошел к ним. У него были темные волосы, лицо молодое, но с морщинами вокруг глаз, словно он каждый день в своей жизни волновался о том, как дожить до следующего. - Нет времени объяснять, - сказал мужчина, его голос был таким же напряженным, как и его лицо. – Следуйте за мной и бегите так, словно от этого зависит ваша жизнь. Потому что так и есть. Потом этот мужчина подал несколько знаков своим товарищам, развернулся и побежал через большие стеклянные двери, держа пистолет перед собой. Стрельба и крики агонии все еще раздавались в комнате, но Томас изо всех сил игнорировал их и следовал указаниям. «Вперед!» - крикнул сзади один из спасателей – это было единственное определение, которое Томас смог им придумать. После короткого колебания Глэйдеры последовали, практически расталкивая друг друга в своей спешке выбраться из комнаты, настолько далеко от Гриверов и Лабиринта, насколько возможно. Томас, все еще держащий Терезу за руку, побежал вместе со всеми в хвосте группы. У них не было выбора, пришлось оставить тело Чака. Томас ничего не чувствовал – словно окаменел. Он бежал по длинному коридору, тускло освещенному тоннелю. Вверх по извилистой лестнице. Много коридоров. Томас хотел испытать боль по Чаку, радоваться их побегу, праздновать, что Тереза была с ним. Но он видел слишком много. Сейчас осталась лишь пустота. Вакуум. Он просто продолжал бежать. Пока они бежали, некоторые мужчины и женщины направляли их впереди, другие кричали ободряющие вещи позади. Они достигли других стеклянных дверей и прошли сквозь них под проливной дождь, падающий с черного неба. Ничего нельзя было рассмотреть, только отблески капель воды.