— Мы используем эвфемизм ВГЦ, не так ли? — сказала Робин, подняв брови. — Хорошо, если хочешь: ты читала о том, что женщин принуждают спать с теми, с кем, по мнению церкви, они должны спать? — Да, читала, — сказала Робин. — И? — А я все еще хочу войти. Страйк ничего не сказал, только погладил свой подбородок, глядя на нее. — Они используют эмоциональное принуждение, а не физическую силу, — сказала Робин. — Я не буду подвергаться индоктринации, не так ли? Так что на меня это не подействует. — Но если тебя там закроют, и это будет условием сохранения твоего прикрытия… — Если дело дойдет до реальной попытки изнасилования, я уйду и сразу обращусь в полицию, — спокойно сказала Робин. — Миссия выполнена: у нас есть кое-что на церковь. Страйку, ожидавшему такого отношения, оно все равно не понравилось. — Каково мнение Мерфи по этому поводу? — Какое отношение это имеет к Райану? — сказала Робин с укором в голосе. Осознав свою стратегическую ошибку, Страйк ответил: — Никакого. Наступило короткое молчание, в котором дождь стучал в окно, а ветер свистел в водосточных трубах. — Хорошо, я подумал, что нам следует разделить этих бывших членов на группы, чтобы мы могли поработать с ними, посмотреть, не заговорит ли кто-нибудь из них, — сказал Страйк, прервав зрительный контакт, чтобы открыть файл на своем компьютере. — Я уже отправил тебе имена для переписи. Робертсон прислал мне свой список вчера вечером. Там было только одно имя, которого у меня еще не было: Шери Гиттинс. Ему так и не удалось ее разыскать, но я кое-что узнал о ней в Интернете. Она была девушкой, которая водила Дайю Уэйс купаться в тот день, когда она утонула, но я не могу найти никаких следов ее деятельности после 1995 года. — Хочешь, я посмотрю? — сказала Робин, открывая свой блокнот. — Не помешает. Если говорить о более приятных новостях, то я нашел семью Доэрти — отца, который ушел с тремя детьми, и мать, которую потом выгнали. — Правда? — Да, но я получил жесткое “нет” на интервью от отца и двух детей. Отец был чертовски агрессивен. Другой ребенок — я говорю “ребенок”, они все уже взрослые — пока не ответил мне. Это Нив, старшая. Я не могу найти никаких следов матери, Дейрдре, и думаю, не сменила ли она имя или не уехала ли за границу. Свидетельства о смерти я не нашел. Мне не повезло и с Джорданом — это тот парень, которого, по словам Кевина Пирбрайта, били по лицу кожаной плеткой. Его нет ни в одном из переписных листов, так что он, должно быть, появился и исчез между переписями. Но я, возможно, нашел старшую дочь Джонатана Уэйса, Эбигейл. Если я не ошибаюсь, она взяла девичью фамилию матери, Гловер, после того, как покинула церковь, и она пожарный. — Буквально? — Шланг, сирена, все, что нужно, если я нашел правильную женщину. Незамужняя, без детей, насколько я знаю, и живет в Илинге. Я также думаю, что вычислил девушку-лесбиянку, которая присоединилась к группе в подростковом возрасте, ту, с которой Робертсон беседовал для своей статьи. — Уже? — Да. Она есть в переписи 2001 года, и ее зовут Флора Брюстер. Возраст и дата совпадают. На ее странице в Facebook полно фотографий Новой Зеландии, и она из очень богатой семьи. Ее дед основал огромную строительную компанию: Хаусон Хоумс. — Вы будете так счастливы в доме Хаусона? — сказала Робин, когда в памяти всплыл джингл из рекламы девяностых, про память о котором она и не подозревала. — Пока не рухнут перегородки, да. Хаусон Хоумс не славится тем, что хорошо строит. — Ты с ней связывался? — Нет, потому что ее аккаунт в Facebook неактивен; она ничего не писала там уже больше года, но я нашел парня по имени Генри Уортингтон-Филдс, который является ее другом в Facebook и живет в Лондоне. Я думаю, что, возможно, именно он втянул ее в это дело и пробыл там всего неделю. Он рассказывает о том, что у него есть старый друг, которого церковь чуть не уничтожила. Очень злые, очень горькие, мрачные намеки на преступность. Я послал ему сообщение, но пока ничего не получил в ответ. Если он захочет поговорить, я смогу выяснить, что скрывается за замечанием Флоры Фергюсу Робертсону: “Есть кое-что, что вы не знаете”. — Я думала о той девушке — Флоре — после того, как прочитала твое письмо, — сказала Робин. — Получается, уже два человека, которые покончили с собой или пытались это сделать сразу после выхода из церкви. Такое впечатление, что они уходят, надев на себя невидимые жилеты смертников. Затем появляется Утонувший Пророк и заставляет их взорвать их. — Причудливый способ выражения, — сказал Страйк, — но да, я понимаю, что ты имеешь в виду. — Я говорила, что на потолке храма нарисован Александр Грейвс с петлей на шее? — Нет, не говорила. — Это нездорово, не так ли? Они близки к тому, чтобы прославить самоубийство, повесив это на потолок. Приравнивают его к мученичеству для церкви. — Я полагаю, что ВГЦ вполне устраивает, когда бросающие доводят себя до конца. Проблема решается сама собой. — Но это придает вес тому, что сказала Пруденс, не так ли? О том, что нельзя слишком быстро вытаскивать Уилла Эденсора, не ожидая, что он вот-вот сорвется обратно… В этот момент на лестничной площадке послышалось звяканье, и дверь во внешний офис открылась. Страйк и Робин удивленно переглянулись: никого не должно было быть, учитывая, что Мидж была в отпуске, а все остальные субподрядчики на работе. В дверном проеме стоял Клайв Литтлджон, коренастый и крепкий, в плаще, заляпанном дождем, со стрижкой, не изменившейся от сильного ветра. Его глаза с тяжелыми веками моргали, глядя на партнеров, видневшихся через открытую внутреннюю дверь. В остальном он оставался невыразительным и неподвижным. — Доброе утро, — сказал Страйк. — Думал, ты на муже новой клиентки? — Он болен, — сказал Литтлджон. — Болен? — Она написала сообщение. — Так… тебе что-то понадобилось?. — Квитанции, — сказал Литтлджон, засунув руку в карман пальто и вытащив небольшую пачку бумаги, которую он положил на стол Пат. — Хорошо, — сказал Страйк. Литтлджон постоял еще секунду-другую, затем повернулся и вышел из кабинета, закрыв за собой стеклянную дверь. — Как будто его облагают налогом за каждый слог, — тихо сказала Робин. Страйк ничего не ответил. Он по-прежнему хмуро смотрел на стеклянную дверь. — В чем дело? — спросила Робин. — Ни в чем. — Нет, что-то не так. Почему ты так смотришь? — Как он собирался попасть внутрь? Я изменил график вчера вечером, чтобы мы могли наверстать упущенное. Иначе я бы уже сидел на хвосте у Фрэнка-2, и у тебя не было бы причин быть здесь — особенно во время почти урагана, — добавил Страйк, когда дождь застучал по окну. — О, — сказала Робин, теперь тоже безучастно глядя вслед Литтлджону. — Ты слышал ключи до того, как открылась дверь? — У него нет ключей, — сказал Страйк. — Или не должно быть. Не успели они еще что-то сказать, как зазвонил мобильный Робин. — Извини, — сказала она Страйку, проверив его. — Это Райан. Страйк встал и направился во внешний офис. Его размышления о странном поведении Литтлджона были прерваны голосом Робин и ее взрывом смеха. Очевидно, планы на вечер менялись из-за погоды. Затем зазвонил его собственный мобильный телефон. — Страйк. — Привет, — сказал голос Илсы. — Как ты? — Отлично, — сказал Страйк, в то время как Робин понизила голос во внутреннем кабинете, и его раздражение усилилось. — В чем дело? — Слушай, надеюсь, ты не подумаешь, что я лезу не в свое дело. — Скажи мне, что ты хочешь сказать, и тогда я скажу, не вмешиваешься ли ты, — сказал Страйк, не стараясь показаться слишком дружелюбным. — Ну, сейчас тебе позвонит Бижу. — О чем ты знаешь, потому что…? — Потому что она только что сказала мне. Вообще-то, она сказала мне и еще трем людям, с которыми я разговаривала. — И? — Она говорит, что ты не отвечаешь на ее сообщения, так что… — Ты позвонила, чтобы отчитать меня за то, что я не отвечаю на сообщения? — Боже, нет, наоборот! Во внутреннем кабинете Робин опять смеялась над тем, что сказал Райан. Этот человек просто не мог быть настолько смешным. — Ну давай, — сказал Страйк Илсе, направляясь к внутренней двери и закрывая ее сильнее, чем это было необходимо. — Скажи свое слово.