— Да, — сказал Генри. — Не знаю… Может быть, он пил безалкогольный напиток? — Хорошо… А много ли было детей на ферме? — Довольно много, да. Там жили несколько семей. — Можете ли вы вспомнить человека по имени Гарольд Коутс? Он был врачом. — Э… может быть, — сказал Генри. — Вроде как старый парень? — Да, он был уже довольно стар. Вы когда-нибудь видели его с детьми? — Нет, я так не думаю. — Ладно, думаю, это все, — сказал Страйк, доставая из бумажника визитную карточку. — Если вспомните что-нибудь еще, если захотите мне что-то рассказать, позвоните. — Обязательно, — сказал Генри, беря карточку и допивая остатки второго джин-тоника. — Я благодарен за встречу со мной, Генри, правда, — сказал Страйк, поднимаясь на ноги и пожимая руку. — Нет проблем, — сказал Генри, тоже вставая. — Надеюсь, я был полезен. Я всегда чувствовал себя так погано из-за того, что вообще взял туда Флору, так что… да… вот почему я согласился поговорить с вами. Ну, тогда пока. Приятно было познакомиться. Когда Генри направился к двери, в паб вошла темноволосая женщина, и Страйк со злостью и чувством абсолютной неизбежности узнал Шарлотту Росс. Глава 18 Гром и ветер: образ ДУРАКА. Таким образом, высший человек стоит твердо И не меняет своего направления. И-Цзин или Книга Перемен Страйк подозревал, что Шарлотта уже в пути, с того самого момента, как Генри упомянул об их взаимной связи. Головы поворачивались; Страйк наблюдал за этим в течение многих лет; она обладала такой красотой, от которой по комнате пробегал ледяной ветерок. Пока они с Генри издавали возгласы удивления (со стороны Генри, вероятно, искренние) и обменивались любезностями у дверей, Страйк собирал свои вещи. — Корм, — раздался голос позади него. — Привет, Шарлотта, — сказал он, стоя к ней спиной. — Я как раз ухожу. — Мне нужно поговорить с тобой. Пожалуйста. Пять минут. — Боюсь, что мне надо кое-куда идти. — Корм, пожалуйста. Я бы не просила, если бы это было не так… Пожалуйста, — повторила она, уже громче. Он знал, что она способна устроить скандал, если не получит желаемого. Она была женщиной, о которой писали, и он тоже теперь представлял интерес для газет, и он боялся, что, если такая сцена произойдет, пойдут сплетни, а может быть, и утечка информации журналистам. — Хорошо, даю тебе пять минут, — холодно сказал он, отпивая последний дюйм безалкогольного пива. — Спасибо, — задыхаясь, сказала она и тут же отошла к бару, чтобы купить себе бокал вина. Она вернулась через пару минут, сбросила свое черное пальто, обнажив темно-зеленое шелковое платье, перетянутое на талии тяжелым черным поясом, и села на место, которое только что освободил Генри. Она была худее, чем он когда-либо видел ее, но как всегда красива, даже в возрасте сорока одного года. Длинные темные волосы ниспадали до плеч, ее зеленые глаза в золотистую крапинку были окаймлены густыми натуральными ресницами, а если она и пользовалась косметикой, то слишком легкой, чтобы ее можно было заметить. — Я знала, что ты здесь будешь, как ты, наверное, уже догадался, — сказала она, улыбаясь, желая, чтобы он улыбнулся в ответ, посмеялся над ее хитростью. — Я посоветовала этот паб Хену. Он милый, не так ли? — Что тебе надо? — Ты потерял тонну веса. Выглядишь отлично. — Что, — повторил Страйк, — тебе надо? — Поговорить. — О… — Это трудно, — сказала Шарлотта, делая глоток вина. — ХОРОШО? Мне нужна минутка. Страйк проверил часы. Шарлотта смотрела на него поверх бокала с вином. — Ладно, хорошо. Я только что узнала, что у меня рак. Что бы Страйк ни ожидал, это было не то. Как бы неприятны и, возможно, необоснованны ни были эти подозрения, он подумал, не лжет ли она. Он знал, что она была не только крайне манипулятивной, но и безрассудной — иногда до саморазрушения — в погоне за желаемым. — Мне очень жаль это слышать, — сказал он формально. Она смотрела на него, медленно краснея. — Ты думаешь, что я лгу, не так ли? — Нет, — сказал Страйк. — Это было бы чертовски подло — врать. — Да, — сказал Шарлотта, — это было бы так. Ты собираешься спросить меня, какой именно, или как…? — Я думал, ты собираешься мне рассказать, — сказал Страйк. — Грудь, — сказала она. — Понятно, — сказал Страйк. — Ну… Надеюсь, ты в порядке. Слезы наполнили ее глаза. Он сотни раз видел, как она плачет — от горя, конечно, но и от ярости, и от того, что ей мешают, — и его это не трогало. — Это все, что ты можешь сказать? — Что еще я могу сказать? — сказал он. — Я надеюсь, что с тобой все в порядке. Не только ради детей, но и ради всего остального. — И это… это все? — прошептала Шарлотта. Когда-то она могла бы начать кричать, не обращая внимания на присутствие свидетелей, но теперь, когда он не был связан с ней, она понимала, что такая тактика неразумна. — Шарлотта, — сказал он тихим голосом, наклонившись к ней, чтобы убедиться, что его не подслушивают, — я не знаю, каким образом я могу тебе это объяснить. Между нами все кончено. Я желаю тебе добра, но мы закончили. Если у тебя рак… — Значит, ты считаешь, что я лгу? — Позволь мне закончить. Если у тебя рак, ты должна сосредоточиться на своем здоровье и своих близких. — Моих близких, — повторила она. — Понятно. Она откинулась на спинку кожаной скамьи и вытерла глаза тыльной стороной ладони. За ней наблюдали несколько мужчин у бара. Возможно, Шарлотта тоже почувствовала, что у нее есть зрители, потому что теперь она закрыла лицо руками и начала всхлипывать. Ради всего святого. — Когда тебе поставили диагноз? — спросил он, чтобы она перестала плакать. Она сразу же подняла голову, вытирая свои сверкающие глаза. — На прошлой неделе. В пятницу. — Как? — Во вторник я пошла на плановый осмотр, и… да, в пятницу мне позвонили и сказали, что что-то нашли. — И они уже знают, что это рак? — Да, — сказала она слишком быстро. — Ну, как сказать… Надеюсь, с тобой все в порядке. Он попытался встать, но она протянула руку через стол и крепко схватила его за запястье.