— Посмотрим, — сказал Тайо, не сводя глаз с Робин, которая сидела, пытаясь снять мокрые штаны спортивного костюма и натянуть сухие, чтобы никто не увидел, как просвечивают ее трусы. — Нам нужны все люди, которых мы сможем найти. Это борьба добра со злом, чистая и простая… мне лучше вернуться, — добавил Тайо, когда Робин, уже одетая, начала натягивать носки. — Я не могу в это поверить, — сказал запыхавшийся Амандип, когда за Тайо закрылась дверь. — Я пришел сюда и подумал: “Это сумасшедшее место. Это секта”. Я собирался написать статью для своей студенческой газеты. А теперь… я вступил в этот чертов культ. Он начал безудержно смеяться, и Кайл с Робин тоже. В течение следующего получаса в комнату входило все больше и больше людей в таком же состоянии почти истерического смеха. Вошел Уолтер Фернсби, слегка пошатываясь, за ним сразу же последовала Пенни Браун, зеленые волосы которой облепили ее лицо, как водоросли. Появилась Мэрион Хаксли, дрожащая, явно дезориентированная, но тоже склонная к хихиканью. Вскоре раздевалка была заполнена людьми, возбужденно обсуждавшими материализацию Дайю в подвале и свою собственную гордость от того, что они присоединились к церкви. Затем прошло десять минут, в течение которых никто не появлялся. Проведя быстрый, молчаливый подсчет, Робин прикинула, что в зале осталось полдюжины человек, включая девушку с лицом в форме сердца, которая отказалась критиковать свою семью в группе Огня, и светловолосую подругу Пенни. Действительно, Пенни с тревогой оглядывалась по сторонам и уже не смеялась. Прошло еще десять минут, после чего дверь наружу открыл Уилл Эденсор. — Сюда, — сказал он и повел новых прихожан из храма в сторону столовой. Уже стемнело, и мурашки поползли по телу Робин и под ее все еще мокрыми волосами. Пенни Браун все еще с тревогой оглядывалась по сторонам в поисках подруги, которая приехала с ней на ферму Чепмена. Вновь присоединившиеся члены церкви вошли в столовую под бурные овации прихожан, которые покинули храм раньше них. Очевидно, в те часы, когда новобранцы были заперты в подвале под фермерским домом, там кипела бурная деятельность, потому что со стропил свисали алые и золотые бумажные фонарики вроде тех, что раскачивались на ветру на Уордор-стрит, и воздух наполнял аппетитный запах жареного мяса. Кухонные работники уже сновали между столами, катая свои огромные металлические чаны. Робин опустилась на ближайшее свободное сиденье и отпила немного воды из-под крана, уже налитой в стоящий перед ней пластиковый стаканчик. — Поздравляю, — раздался тихий голос за спиной, и она увидела бритоголовую Луизу, которая несла в руках чан с пахнущим курицей карри, которое она вылила на жестяную тарелку Робин, добавив пару ложек риса. — Спасибо, — с благодарностью сказала Робин. Луиза слабо улыбнулась и отошла в сторону. Хотя это было не самое лучшее карри в мире, но, безусловно, самое аппетитное и сытное блюдо, которое Робин ела с момента прибытия на ферму Чепмена, и в нем было больше всего белка. Она ела быстро, так отчаянно нуждаясь в калориях, что не могла себя контролировать. После того как карри было доедено, ей дали миску йогурта с медом — это было лучшее, что она пробовала за всю неделю. В зале царила атмосфера праздника. Смеха было гораздо больше, чем обычно, и Робин догадалась, что причиной было это пиршество, которое было не сравнить с обычной местной едой. Робин заметила, что к верхнему столу присоединилась Ноли Сеймур, одетая в оранжевую мантию, и впервые поняла, что актриса, должно быть, является настоятельницей церкви. Рядом с Ноли сидели двое мужчин средних лет, тоже в оранжевых одеждах. На вопрос Робин молодой человек, сидевший рядом с ней, ответил, что один из них — мультимиллионер, сделавший состояние на упаковке, а другой — член парламента. Робин запомнила имена обоих мужчин для своего письма Страйку. Джонатан и Мазу Уэйс вошли в столовую под одобрительные возгласы после того, как большинство людей закончили есть. Ни девушки с лицом в форме сердца, ни других новобранцев, не попадавших в бассейн, не было видно, и Робин задалась вопросом, куда они делись, не держат ли их где-то без еды и не было ли длительное отсутствие Уэйсов последней попыткой убедить их. Она с ужасом ожидала очередной речи Уэйса, но вместо этого из колонок снова зазвучала музыка, когда Уэйсы заняли свои места, и взмахом руки Уэйс как бы дал понять, что теперь разрешена неформальная обстановка, что вечеринка должна начаться. По залу разнеслась старая песня REM, и некоторые члены церкви, впервые за долгое время наевшиеся мяса, встали, чтобы потанцевать. Это конец света, каким мы его знаем. И я чувствую себя хорошо… Глава 36 Девять на третьем месте означает: Остановленное поступление Это нервно и опасно. И-Цзин или Книга Перемен Вечеринка продолжалась уже не менее двух часов. Джонатан Уэйс спустился с верхнего стола под крики восторга и начал танцевать с несколькими девочками-подростками. Упаковочный миллионер тоже встал, чтобы потанцевать, двигаясь как человек, чьи суставы нуждаются в смазке, и влился в группу вокруг Уэйса. Робин так и осталась сидеть на своей деревянной скамейке, улыбаясь, но не желая больше ничего, кроме как вернуться в общежитие. Прием полноценной еды после голодания, громкая музыка, боль в мышцах после долгого дня сидения на жестком полу — все это усугубляло ее усталость. Наконец она услышала первые такты песни “Герои” и поняла, что вечер скоро закончится, так же уверенно, как если бы она услышала начало песни “Auld Lang Syne”(песня, которую включают на новый год после полуночи — прим.пер). Она старалась подпевать и выглядеть счастливой, и была вознаграждена, когда, наконец, все стали расходиться по общежитиям под дождем, который начал накрапывать, пока они ели, за исключением таких работяг, как Луиза, оставшихся убирать со столов. Несмотря на глубокую усталость, та часть сознания Робин, которая постоянно напоминала ей, зачем она здесь, говорила ей, что сегодня вечером у нее будет наилучшая возможность найти пластиковый камень. Все на ферме только что насладились необычайно сытным ужином и, скорее всего, быстро уснут. И действительно, женщины вокруг нее быстро разделись, натянули пижамы, что-то быстро написали в своих дневниках, а затем упали в постель. Робин сделала короткую запись в своем дневнике, затем тоже надела пижаму, оставив на себе еще слегка влажное нижнее белье. Оглянувшись по сторонам, она убедилась, что никто не видит, что она легла в постель в носках и кроссовках, спрятав спортивный костюм под одеялом. Через десять минут свет, которым управлял где-то главный выключатель, наконец-то погас. Робин лежала в темноте, слушая дождь и заставляя себя не спать, хотя веки ее все время опускались. Вскоре за стуком в окно послышался храп и медленное, тяжелое дыхание. Она не решилась ждать долго, как и пытаться достать из-под кровати свою непромокаемую куртку. Стараясь не шуршать простынями, ей удалось натянуть спортивный костюм поверх пижамы. Медленно и осторожно она сползла с кровати и поползла к двери общежития, готовая сообщить всем, кто проснется, что она идет в туалет. Она осторожно открыла дверь. В пустынном дворе не было ни одного электрического фонаря, хотя бассейн и фонтан Дайю сверкали в лунном свете, а на верхнем этаже фермерского дома светилось единственное окно. Робин нащупала путь в обход здания по полосе земли между женским и мужским общежитиями, ее волосы быстро намокли под дождем. К тому времени, когда она добралась до конца прохода, ее глаза уже немного привыкли к темноте. Ее целью был участок густого леса, видневшийся из окна общежития, за которым находилось небольшое поле, на которое никто из новобранцев еще не заходил. В конце прохода между общежитиями были посажены деревья и кустарники, которые закрывали поле от посторонних глаз. Осторожно пробираясь сквозь эти заросли, стараясь не споткнуться о корни, она увидела свет и остановилась между кустами. Она обнаружила больше Комнат Уединения, таких, как та, которую она видела из кабинета доктора Чжоу, отгороженных от общежитий аккуратной растительностью. Сквозь кусты она видела свет, пробивающийся из-за шторы, которой были задернуты раздвижные стеклянные двери одной из них. Робин опасалась, что кто-то сейчас выйдет из нее или выглянет наружу. Она подождала минуту, обдумывая варианты, и решила рискнуть. Выйдя из-под прикрытия деревьев, она поползла дальше, продвигаясь в десяти метрах от домика. В этот момент она поняла, что никому не грозит опасность немедленно покинуть комнату уединения. Из нее доносились ритмичные удары и ворчание, а также тоненькие визги, которые могли означать как удовольствие, так и боль. Робин поспешила дальше. Пятистворчатые ворота отделяли поле от засаженной территории, на которой располагались Комнаты Уединения. Робин решила не открывать ворота, а перелезть через них. Перебравшись на другую сторону, она пустилась бежать трусцой, под ногами хлюпала мокрая земля, ее охватила едва сдерживаемая паника. Если на ферме установлены камеры ночного видения, то ее могут обнаружить в любой момент; Агентство, возможно, тщательно обследовало периметр, но оно не могло знать, какая технология наблюдения используется внутри. Разумное я твердило ей, что она нигде не видела никаких признаков камер, но страх не отпускал ее, и она поспешила в глубь леса. Достигнув укрытия деревьев, она почувствовала облегчение, но теперь ее охватил страх иного рода. Ей показалось, что она снова видит улыбающуюся прозрачную фигуру Дайю в том виде, в каком она появилась в подвале несколько часов назад. Это был трюк, сказала она себе. Ты знаешь, что это был трюк. Но она не понимала, как это было сделано, а поверить в призраков, пробираясь вслепую через заросли, крапиву и перекрученные корни, когда треск веток под ногами звучал в ночной тишине не хуже выстрелов, а дождь бил по навесу над деревьями, было слишком легко. Робин не могла понять, в правильном ли направлении она движется, так как из-за отсутствия проезжающих машин не была уверена, где находится дорога. Она блуждала минут десять, пока справа от нее не проехала машина, и она поняла, что находится в двадцати метрах от периметра. Прошло почти полчаса, прежде чем она нашла небольшую полянку, вырубленную Барклаем внутри периметра стены с тяжелой колючей проволокой. Приседая, она ощупывала землю, и наконец ее пальцы нащупали что-то неестественно теплое и гладкое. Она подняла пластиковый камень из зарослей сорняков, где он лежал, и дрожащими руками раздвинула две половинки. Включив фонарик, она увидела ручку, бумагу и записку, написанную знакомым почерком Страйка, и сердце ее забилось, как будто она увидела его лично. Она только успела убрать послание, как услышала голоса в лесу позади себя. В ужасе Робин выключила фонарик и бросилась на землю в ближайшиие заросли крапивы, закрыв лицо руками, уверенная, что стук ее сердца будет слышен тому, кто ее преследовал. Ожидая окрика или требования показаться, она не услышала ничего, кроме шагов. Потом девушка заговорила. — Мне п-п-показалось, что я увидела свет. Робин лежала очень тихо, закрыв глаза, как будто это могло сделать ее менее заметной. — Лунный свет на проводах, наверное, — сказал мужской голос. — Продолжай. Что ты хотела? — Я н-н-нуждаюсь в том, чтобы ты м-м-м-меня снова увеличил. — Лин… Я не могу. — Ты д-должен, — сказала девушка, в голосе которой слышались слезы. — Или мне придется опять с ним ид-д-дти. Я не могу, Уилл. Я… я… я… Она начала плакать. — Шшш! — судорожно произнес Уилл. Робин услышала шорох ткани и бормотание. Она догадалась, что Уилл обнял Лин, чьи рыдания теперь звучали приглушенно. — Почему н-н-н… — Ты знаешь, почему, — прошептал он. — Меня от-т-тправят в Бирмингем, если я не пойду с ним, а я не м-м-могу оставить Цин, я н-не могу… — Кто сказал, что ты поедешь в Бирмингем? — спросил Уилл. — М-м-м-м-мазу, если я не пойду с н-н-н-н… — Когда она тебе это сказала? — В-в-вчера, но если я буду расти, то, может быть, она не будет м-м-м… — О Боже, — сказал Уилл, и Робин никогда не слышала, чтобы эти два слога были более наполнены отчаянием. Наступила тишина и слабые звуки движения. Пожалуйста, не занимайтесь сексом, думала Робин, плотно закрыв глаза, лежа среди крапивы. Пожалуйста, не надо. — Или т-т-ты мог бы с-с-сделать то, что с-с-сделал Кевин, — сказала Лин, ее голос был хриплым от слез. — Ты с ума сошла? — резко сказал Уилл. — Быть проклятым навеки, уничтожить наш дух? — Я н-н-не оставлю Цин! — завопила Лин. Уилл снова отчаянно зашикал на нее. Наступило очередное затишье, во время которого Робин показалось, что она слышит поцелуи, скорее утешительные, чем страстные. Она должна была предвидеть, что кто-то, кроме сотрудников детективного агентства “Страйк и Эллакотт”, может знать о слепой зоне камер и полезном прикрытии леса. Теперь ее безопасное возвращение в общежитие зависело от того, что эта парочка решит делать дальше. В ужасе от того, что кто-то из них может приблизиться к тому месту, где она лежала, потому что другая проезжающая машина, несомненно, обнаружит ее ярко-оранжевый спортивный костюм, ей ничего не оставалось, как свернуться калачиком среди крапивы. Как она объяснит, что на ее чистом костюме остались пятна грязи и травы — об этом она будет думать, когда благополучно выберется из леса. — А ты не можешь сказать Мазу, что у тебя что-то есть — что это за штука у тебя была? — Цистит, — всхлипывала Лин. — Она н-н-не поверит м-м-мне. — Хорошо, — сказал Уилл, — тогда притворись, что ты больна чем-то другим. Попроси показать тебя доктору Чжоу.