— Мы составили список всех четырнадцати кандидатов, находившихся на расстоянии в пределах разумного в момент совершения преступления. Это осужденные за педофилию и другие, попавшие на наш радар. — Как вы знаете, у нас отдельная команда в Грёнланде, — перебила его Голи. — Они собирают все наблюдения и наводки от жителей. — Проделав кросс-проверку, — продолжил Грёнли, — у нас остался один весьма любопытный кандидат. Мунк открыл новый слайд. — Филип Петтерсен. На снимке оказался мужчина лет пятидесяти пяти с сединой в волосах и кустистыми бровями. Фотография плохого качества, словно ее сделали издалека. — Об этом Петтерсене нам сообщили из разных источников, — пояснила Анетте, заглянув в свои бумаги. — Раньше он работал охранником в школе Финстад — в эту школу ходили убитые мальчики, но несколько лет назад его отстранили после бесконечного количества жалоб на неприемлемое поведение. Всех подробностей нам не сообщили, но по словам местных жителей, речь шла, в числе прочего, о съемке детей в душе и попытках общения с ними вне школы. — Мы проверили Филипа Петтерсена по нашим базам и нашли несколько дел, — продолжил Грёнли. — Приговоров нет, но заявлений на него было подано четыре штуки. — По какому поводу? — спросила Катья. — Одни и те же действия. Приглашал детей к себе домой, приходил на детские площадки — и тому подобное, но до суда не доходило. — Находиться на детских площадках не запрещено же, — язвительно отозвался Уксен, скрестив руки на груди. — Именно, — кивнула Голи. — Поэтому он и не за решеткой, но опасения со стороны родителей явно были не на пустом месте, и, как я уже говорила, его уволили из школы. — Что ж, — сказал Мунк, снова нажав на кнопку. — Филип Петтерсен. Он оглядел собравшихся. — Наши патрульные следят за ним уже почти двадцать четыре часа. Сегодня мы хотим нанести ему визит. — Сорри, — перебила его Анетте Голи. — Забыла сказать, что восемь лет назад Петтерсен был зарегистирован по адресу в Гётеборге. Всего в часе езды от шведского места преступления. Потом он сменил адрес, секунду… Она снова заглянула в свои бумаги. — Да, он сообщил о возвращении в Норвегию, в Лёренскуг, в августе тысяча девятьсот девяносто третьего, всего через месяц после тех убийств в Швеции. Собравшиеся забормотали. — Итак, — Мунк опять взял слово. — Филип Петтерсен, пятьдесят один год, бывший охранник. После брифа поговорим о нашей стратегии работы с ним, я сообщу, кто будет участвовать. Все зашевелились и почувствовали небольшое облегчение. Фредрик Риис ощутил на своем усталом лице улыбку. Наконец у них есть зацепка. — Можно я?.. — начал Уксен, но его тут же прервал Мунк. — Повторюсь — я сообщу вам, как мы проведем разговор и кто будет этим заниматься, но надо сказать, что я относился бы к этому с осторожным оптимизмом. В свете проектора на лице Мунка появилось подобие улыбки. — А пока продолжим. Демография наших жертв. Семьи, друзья, учителя. У кого что есть? Фредрик с Катей одновременно подняли руки. — Катья, слушаем. — Томми Сивертсен жил один с матерью, Ханной Сивертсен. Как вы уже слышали, я должна была забрать ее в аэропорту, но ей стало плохо, и ее не пустили на борт. Сейчас она… Анетте бросила взгляд в тетрадку. — В госпитале «Витас» в Аликанте. Вчера вечером я говорила с ее лечащим врачом, он почти ничего мне не сообщил, но я связалась с представителем из Министерства иностранных дел, он сегодня заедет в больницу сюда и сообщит мне всю информацию. — Хорошо, — кивнул Мунк. — По другим родственникам я нарыла немногое. Отец, видимо, неизвестен, а у Ханны, матери, есть сестра в Финнмарке, но, судя по всему, они давно не общались. Она полистала свои записи. — Что по соседям. Те, кто, по словам матери, должны были присмотреть за мальчиком, изменили показания. Теперь они говорят так: Да, мы должны были, но не знали, что на этой неделе… Нидерландка покачала головой и поднесла к губам воображаемую бутылку. — Там каша в голове. Я с трудом зашла в их квартиру — все завалено пустыми бутылками. — Хорошо, спасибо, — сказал Мунк и хотел было идти дальше по списку, как вдруг у него зазвонил телефон. Он посмотрел на дисплей и неожиданно улыбнулся. — Перерыв пять минут, а потом я вас кое с кем познакомлю, хорошо? 13 Переполненная всем произошедшим за последний час, Миа Крюгер сидела в кабинете у Мунка. Накануне вечером она несколько часов ходила туда и обратно по Майорстуевейен, но чуда не случилось. Без сил она рухнула в постель — к счастью, в пустой квартире, соседская вечеринка кончилась — снова с грызущим чувством, что ее обманули. Полли. Наркоманка из Бергена. Миа так и осталась наивной дурочкой. Думала, что наркоманы с площади хотят ей помочь. Как-то один из них сказал ей: Нельзя доверять нарикам. За дозу мы сделаем все что угодно, скажем все что угодно — нас волнует только доза. Увы. Он косо ухмыльнулся, обнажив коричневые зубы, и протянул руку, в которую Миа положила несколько десятков крон. Одна из тех, кто путешествует. Что это значит? Наверное, бред какой-то. Миа уснула с мыслью о фотографиях гипса на руке мальчика. Все имена написаны полностью. И вдруг эта буква, стоит особняком, в самом низу, с точкой. «W». У нас общий бриф в девять. Ты придешь? Как ни странно, Миа проснулась отдохнувшей. Боже, Миа! О чем тут думать? Конечно говори «да». В трамвае полно людей — по их лицам видно, что они явно не в восторге от грядущего дня. А Миа улыбалась всю дорогу, ощущая, как колотится сердце под курткой. Чуть ли не с гордостью, остановившись перед колоннами, она посмотрела на здание кремового цвета. Немного опоздала, но он не будет сердиться. Его лицо со светло-рыжей бородой озарила улыбка, когда он вышел из лифта, готовый практически обнять Мию. Добро пожаловать, Миа. Как здорово. Я очень рад. Пойдем, познакомишься со всеми. Обходя большую комнату для брифингов, Миа вдруг неожиданно растерялась. На стенах новые фотографии. Картинок из порножурналов. Бутылок из-под лимонада. Она никак не могла сосредоточиться. Рукопожатия, кивки, улыбки. Катья. Высокая, как олимпийский атлет. Привет, привет. Фредрик. В костюме и с приветливой улыбкой. Привет! Карл Уксен. Громогласный и с татуировкой якоря на руке. Людвиг и Анья.