– По-твоему, лучше жить грязным ублюдком, чем умереть джентльменом? – усмехнулся Каролла, переворачивая труп Робелло лицом вверх. Он достал из кармана смокинга Робелло носовой платок с монограммой, после чего отрезал безымянный палец с его правой руки, на котором было кольцо, и вытер лезвие ножа о труп. Отрезанный палец он аккуратно завернул в платок. Тела Энтони Робелло так и не нашли. Когда экономка вызвала полицию, обнаружив пятна крови на ковре в гостиной, предположили, что здесь произошло убийство и что жертвой, по всей видимости, был сам Робелло. Дом обыскали, но нашли лишь детали для изготовления взрывных устройств, в том числе детонаторы, полностью идентичные тому, который Лучано извлек из бомбы, подложенной в его машину. Шеф полиции официально заявил, что сомнений в связи Робелло с «бойней на „Ривере“» больше не существует. Двое арестованных возле дома Лучано не дожили до суда: одного нашли в ванной с перерезанным горлом, второй повесился в камере. Война, как казалось, закончилась. Грациелла Лучано взяла у охранника пакет и постучалась в кабинет к мужу, чтобы передать его. Он вздохнул, отрываясь от бумаг, и снял с уставших, воспаленных глаз очки, которые стал носить совсем недавно. – Что там? – Не знаю. Охранник сказал, что это личное послание от Пола Кароллы. Лучано пригладил волосы и подождал, пока жена выйдет. Только потом он вскрыл конверт, в котором оказалась записка. Я посылаю тебе второе кольцо с глубоким сожалением о том, что мы так давно перестали быть братьями. Прошу принять от меня этот скромный подарок в надежде на то, что мы когда-нибудь снова будем друзьями. Внизу стояла витиеватая подпись Кароллы. Лучано отложил записку и с отвращением вытащил из пакета бурый от крови носовой платок. То, что лежало внутри, напоминало скорее коготь, чем человеческий палец. Орел, без сомнения, нашел свою смерть. Лучано все еще был волком, правда, старым и уставшим от жизни, но с достаточно крепкими зубами, чтобы вцепиться в добычу мертвой хваткой. Однако эта победа не принесла ему удовлетворения, разве что немного потешила самолюбие. Теперь Каролла предлагал ему перемирие, и Лучано решил для видимости принять его. Они оба отвернулись от Организации, стали одиночками, но наступит день, когда он заставит Кароллу заплатить за все. И плата эта будет высока. Глава 10 Никто так и не узнал, что случилось с внебрачным ребенком Майкла и Софии, которого отдали на воспитание спустя шесть месяцев после того, как мать его бросила. Первые годы его жизни остались тайной для всех. Пять или шесть лет спустя полиция во время облавы поймала в доках Палермо шайку беспризорников. Самый младший из них был истощен, в его грязных и нечесаных волосах кишели вши. Он плохо говорил и не мог назвать свое имя, однако давно был профессиональным вором. Больше всего он напоминал звереныша: он покусал и исцарапал полицейских, когда те сажали его в машину. Полицейский решил, что золотой медальон, который тот носил на шее, украден, и хотел отобрать его. Мальчишка изловчился и засунул медальон в рот, а когда к нему попытались применить силу, проглотил его. Его отвезли в ближайший лазарет, где сдали с рук на руки медсестрам. Тело мальчика было покрыто шрамами, глубокими царапинами, а на локтях и коленях зияли открытые гноящиеся раны. Проглоченный медальон мог вызвать непроходимость, поэтому ему сделали рентген. На снимках высветилось не только сердечко на золотой цепочке. Оказалось, что у мальчика сломаны три ребра, неправильно срослась рука после застарелого перелома, а также есть трещина в черепной коробке. Кроме того, в результате жестоких избиений у него была разорвана селезенка. Более серьезное обследование показало также, что он неоднократно подвергался сексуальному насилию. Отец Анджело не сразу согласился взять мальчика, но из сострадания к его плачевному состоянию решил установить для него испытательный срок. Таким образом, безымянный мальчик с обритой наголо головой и испуганными глазами оказался в приюте для сирот при монастыре Святого Сердца. Он сам забрал мальчика из госпиталя вместе с узелком одежды, купленной за счет благотворительной организации: пара ботинок, запасная рубашка и брюки из грубой холстины. Ребенок не захотел, чтобы священник в черной сутане нес его вещи, и сам тащил узелок, держась чуть поодаль от чужого человека. Одна рука у него все еще была в гипсе, колени перевязаны, но волосы на голове уже стали понемногу отрастать. Он с трудом передвигал ноги в ботинках, которые были ему велики на два размера. Они сели на поезд, направляющийся на северо-запад Сицилии. Приют находился в шестидесяти милях от Палермо. Мальчик всю дорогу молчал, уставившись в окно. Когда отец Анджело предложил ему перекусить и протянул кусок курицы и хлеб, он схватил еду и, забившись в угол, стал, давясь, запихивать ее в рот в страхе, что отнимут. Городок Эриче был некогда хорошо известен, особенно среди моряков, бороздивших Средиземное море. Когда-то люди стекались в это место поклонения вселенской богине любви со всей Сицилии. Обнесенный каменной стеной город находился всего в миле от побережья и напоминал настоящую цитадель, сохранившую атмосферу Средневековья. Поездка на такси доставила мальчику массу острых ощущений, поскольку дорога была крутой, со множеством виражей по краю обрыва. Когда он увидел городские стены, его обуял страх, и он прижался к отцу Анджело, решив, что его везут в тюрьму. Это искреннее проявление детской беспомощности тронуло отца Анджело. Их встретил толстый монах с повозкой, в которую был запряжен осел. На ней они и проделали последнюю часть пути. Мальчик крепко держался за руку отца Анджело до тех пор, пока они не прибыли в монастырь. Мальчик оказался в спальне с рядами аккуратно застеленных кроватей. Ближайшую к двери отвели ему. – Теперь ты будешь спать здесь. А вот твоя тумбочка для личных вещей… Ребенок не двигался, словно ноги его приросли к полу. Отец Анджело похлопал по кровати, приглашая его присесть. Но мальчик в страхе попятился. – Ты будешь здесь спать, – терпеливо повторил священник. – У тебя будет много друзей. Я тебя скоро с ними познакомлю. А сейчас мы пройдем по монастырю, и я покажу, где ты будешь обедать и заниматься. Ты умеешь играть в футбол? Мальчик ничего не ответил, его лицо оставалось абсолютно бесстрастным. Панический ужас отразился на его лице, когда они вошли под гулкие своды классной комнаты, где было полно мальчишек, которые зашумели, но тут же притихли при появлении отца Анджело. Он сообщил, что их новый товарищ приступит к занятиям со следующего дня. Мальчик при этом прижался спиной к двери и затравленно озирался. Затем они зашли в трапезную, где столы были накрыты для чая. Брат Томас, добродушный толстый монах, ласково улыбнулся новичку, но получил в ответ лишь надменный взгляд, чему невероятно удивился. – Ну-с, кто у нас тут? Ты еще совсем крошка! Так как же тебя звать? Отец Анджело погладил его по голове и сообщил, что имени у малыша, судя по всему, нет, так что им придется самим как-нибудь назвать его. Брат Томас понимающе кивнул и сказал: – Надо подумать. Какое бы имя выбрать для такого симпатичного мальчугана? Как насчет Артура? У нас ведь еще нет Артура, правда, святой отец? Ты хочешь быть Артуром? Мальчик попятился, и отец Анджело повел его в маленькую часовню. Тут было темно и холодно. Перед рядами деревянных скамеек возвышался алтарь, покрытый красным шелком; две свечи в золотых подсвечниках освещали распятие. Высоко над алтарем висела икона Богоматери с Младенцем. Отец Анджело перекрестился и собирался опуститься на колени, когда мальчик вдруг закричал. Его лицо исказилось от ужаса, и он бросился бежать прочь от темных ликов на стенах, не разбирая дороги. Он не понимал, где находится выход, и стал биться о стены, не обращая внимания на боль, которую причинял себе, ударяя загипсованную руку. Когда отец Анджело наконец поймал его, он тяжело дышал и скрежетал зубами. Опустившись перед ним на колени, священник протянул руку и погладил его по голове. От первого прикосновения мальчик вздрогнул и по-звериному огрызнулся, но быстро успокоился и затих. Отец Анджело взял его на руки и отнес в свой кабинет, где усадил в кресло – единственное комфортабельное место для сидения во всем монастыре. Сам он сел за письменный стол и, подперев щеку кулаком, стал разглядывать мальчика. Возможно, на этот раз он взял на себя слишком много, но, видимо, богу угодно, чтобы здесь это неприкаянное создание обрело дом. С другой стороны, было очевидно, что этот ребенок потребует особой заботы, а также много сил и времени, которыми отец Анджело не располагал. Монастырю приходилось самостоятельно обеспечивать себя и пятнадцать сирот, находящихся на его попечении. Причем детей надо было не только прокормить, одеть и обуть, но и дать им образование. При монастыре имелись сыроварня и пекарня, кроме того, два клочка земли, которые надо было засевать зерновыми и вовремя убирать урожай. В остальном монастырская братия и их питомцы зависели от частной благотворительности. Десять монахов работали по пятнадцать часов в день только для того, чтобы прокормить себя. Денег катастрофически не хватало, а крыша в часовне протекала уже не первый год. Сейчас лето, но к зиме необходимо найти средства для ремонта отопительной системы: старые котлы вряд ли выдержат еще один сезон. В глубокой задумчивости отец Анджело стал перебирать бумаги на столе. Он наткнулся на интересное письмо с просьбой принять на содержание неизлечимо больного мальчика, которому осталось совсем недолго жить. Он стал читать дальше: в случае согласия взять на попечение Джорджио Кароллу монастырь получит крупную сумму, которая будет лишь первым взносом. Указанная в письме сумма потрясла его: на эти деньги можно было провести ремонтные работы во всем монастыре. В тот момент, когда финансовые проблемы казались абсолютно неразрешимыми, им послано избавление, как дар самого господа. Отец Анджело закрыл глаза и вознес небу молитву благодарности. Он не слышал, как мальчик зашевелился в кресле, а когда открыл глаза, то встретился с ним взглядом. Малыш подошел к столу, но он был такого маленького роста, что его макушка едва виднелась из-за края стола. – Меня зовут Лука, – необычно глухим, грудным голосом вымолвил малыш, чем привел отца Анджело в шоковое состояние. Он с трудом произносил звуки, выговаривая каждый слог медленно и неуверенно. – Хорошо, значит, мы станем называть тебя Лука, – подавив волнение, ответил отец Анджело. Лука требовал больше внимания и времени, чем любой другой воспитанник в приюте. Несколько недель упорного труда ушло на то, чтобы научить его есть по-человечески. Он норовил набить едой карманы или спрятать что-нибудь в матрасе на своей кровати, а иногда объедался впрок до полуобморочного состояния. Время шло, и некоторые монахи стали терять терпение, считая, что его выходки нельзя оставлять безнаказанными. Лука не только воровал еду, но и копался в тумбочках других мальчиков, ломал их пеналы и крал личные вещи. Если его ловили с поличным, он лишь равнодушно пожимал плечами. Лука категорически отказывался пойти в церковь, сколько его ни уговаривали. Отец Анджело приложил все силы убеждения, какими обладал, и даже попытался применить физическую, чтобы ввести мальчика в дверь часовни, однако тот впал в настоящее исступление, кричал и кусался. В тех редких случаях, когда он заговаривал о чем-нибудь, окружающим хотелось провалиться сквозь землю от стыда, поскольку его речь представляла собой поток ругательств и непристойностей. То, какое впечатление это производило на всех, лишь воодушевляло Луку. Ему было не больше шести лет, но отец Анджело уже начал сомневаться, что им удастся продержать этого ребенка у себя в течение испытательного периода. Волосы у Луки давно отросли; их мыли каждую неделю и ежедневно расчесывали – это входило в обязанности дежурного монаха. Гипс с его руки сняли; он быстро набрал вес, хотя и остался таким же щуплым. Никто не мог понять, почему он не поправляется, если ест за троих. На уроках он занимался хуже самых маленьких. Ему быстро наскучило учиться, и он стал мешать на занятиях другим. Лука не ведал страха и готов был броситься в драку по любому поводу вне зависимости от возраста или размера противника. За шесть месяцев жизни в монастыре Лука приобрел огромное влияние среди сверстников, и отец Анджело решил предпринять последнюю попытку договориться с мальчиком. И вот теперь Лука сидел на стуле в его кабинете, болтая ногами и притворяясь, что слушает. Он был еще слишком мал и не доставал ногами до пола. – Ты по-прежнему крадешь у своих братьев, а это грех. Ты все еще ешь как животное, хотя тебе не один раз объясняли, как пользоваться столовыми приборами. И я отказываюсь оправдывать тебя только потому, что ты еще маленький. Мы и без того всегда помним об этом и принимаем в расчет твой возраст… Лука тяжело вздохнул и уставился в окно. На его ангельски невинном лице блуждала лукавая улыбка. – Ты слушаешь меня, Лука? – Мальчик равнодушно кивнул, и отец Анджело продолжил: – Смотри, пожалуйста, на меня, когда я с тобой разговариваю. Лука обратил на него свои голубые сияющие глаза и улыбнулся, отец Анджело встал из-за стола и стал прохаживаться по комнате. – Ты отказался пойти в часовню к заутрене. Бог знает, сколько мучился с тобой брат Томас, а ты набросился на него и покусал. И он не единственный, кто терпел от тебя побои и надругательства… Ты находишь это смешным, малыш? Почему ты улыбаешься? – Я непослушный мальчик, непослушный мальчик… Лука плохой мальчик, ты можешь наказать Луку за то, что он плохой. Отец Анджело в ужасе наблюдал за тем, как Лука поднялся, спустил штаны и, перегнувшись через спинку стула, подставил ему голый зад. После чего он обеими руками раздвинул ягодицы… Анджело затошнило, он схватил шаль, висевшую на спинке стула, и накрыл ею мальчика. Лука обернулся к нему, в его глазах застыл ужас. Ангельские черты исказила дьявольская злоба. – О господи… – Отец Анджело взял его на руки и прижал к груди. Ему хотелось плакать. – Благословенная Матерь Божья… – Он укачивал малыша, как младенца, и ласково гладил по голове. Все увещевания и сетования, с которыми он обращался к Луке, были позабыты. Он поднес мальчика на руках к окну и стал смотреть вдаль, на заливные луга. – Лука, никто больше не будет наказывать тебя так. Это все в прошлом и не повторится. Об этом надо забыть. Тот, кто поступал так с тобой, плохой человек, дьявол. Мы не обидим тебя, будем о тебе заботиться. Мы хотим, чтобы ты остался с нами, но тебе надо стать хорошим мальчиком. Слезы хлынули из глаз Луки, и он уткнулся в плечо отца Анджело. – Лука будет хорошим мальчиком, не отсылайте Луку обратно, – прошептал он, всхлипывая. После вечерней молитвы отец Анджело поднялся в спальню мальчиков. Он остановился возле кровати Луки; мальчик лежал неподвижно с закрытыми глазами. Тень от его ресниц бархатистым полумесяцем падала на щеки. Белокурые кудрявые волосы, разметавшиеся по подушке, придавали ему еще большее сходство с ангелом. Отец Анджело склонился над ним и прошептал: – Я знаю, что ты не спишь, открой глаза. У меня есть кое-что для тебя… из больницы в Палермо. Он покачал перед лицом мальчика медальоном на цепочке. В центре золотого сердечка виднелись следы от чьих-то зубов. Лука просиял от счастья, когда открыл глаза и увидел медальон. – Мое сердечко… – вырвался из его груди вздох умиления.