– Парикмахерша перестаралась, но в дороге так будет удобней. – Будешь еще кофе? – Да, спасибо. – Когда вернешься? – Пока не знаю. Бертран встал и подошел к окну. Тучи как будто приклеились к небу, время замерло. Он положил в рот сразу три дольки апельсина. – Сделать тосты? – … – Алло, Бертран! – Что? – Тосты или хлеб? – Все равно. – Прекрати наконец есть апельсины натощак! Желудок сработает прежде, чем… – Хочу тосты, мамочка! Он вернулся за стол, и Флоранс поставила перед ним банку домашнего клубничного варенья. – У тебя проблемы? – С чего ты взяла? – Дело в деньгах? – Нет, мама. – Ты озабочен. – Передай, пожалуйста, мед. Флоранс пустила банку по стойке, Бертран поймал ее и спросил: – Работаешь сегодня? – Ты вчера совсем меня не слушал? – Да меня и дома-то не было! – Еще как был! – Нет. – Утром. Мы разговаривали утром. – Ладно, ладно, не сердись. Бертрану повезло – его отец решил позавтракать. – Могу подкинуть тебя в Париж. – Не нужно, сам доберусь. У меня много времени. Спасибо, папа. – Этот каштановый мед оказался очень даже вкусным. Попробуй, Марк, – предложила мужу Флоранс. Бертран улыбнулся. Родители весьма приблизительно представляли себе маршрут его будущей поездки. Он ничего не планировал от и до, многое зависело от погоды и настроения, так о чем говорить? Бертран иногда звонил домой, слал короткие сообщения и открытки, «если дело того стоило». Вернувшись в Париж, он проявлял пленки, печатал фотографии, сортировал по экспедициям и датам, кое-что показывал. Этим утром он был расположен к общению. Возможно, из-за аромата жареного хлеба, будившего зверский аппетит… Или цвета чехла, в котором дожидалось выхода в свет таинственное платье? А может, мед провоцировал вожделение в стенах кухни, где царили мир и покой. Бертран допил кофе, сполоснул пиалу и поставил ее в посудомоечную машину. Флоранс спросила, нужны ли ему лекарства. – Нет. Брат собрал все необходимое. – Ты виделся с Ксавье? Когда? – Вчера, в полдень, – ответил Бертран и вышел из-за стола. – Уже собираешься? Не рано? – удивился Марк. – Нужно еще попасть в Arte, потом забрать оборудование в Nation. Бертран прихватил два апельсина, поцеловал родителей. – Спасибо. – Развлекись там хорошенько. – Господи, мама, я еду работать! – Я об этом и говорю. Сообщи, когда доберешься до места. – Обязательно. 16 Двенадцатого июня после полудня погода так и не прояснилась, температура была градусов на десять ниже вчерашней, но Лола не расстраивалась. Ее свадебное платье безупречно, сейчас она оденется и почувствует себя невестой. Она скомкала золотистый чехол, бросила его в мусорное ведро, он зашуршал, попробовал развернуться-распрямиться, но в конце концов застыл пухлым холмиком. «Откуда это кольцо?» – «Подарок старика индейца из Монтаны. Я снял его на вершине крутого холма, в дедовском головном уборе, и получил украшение в знак благодарности. Оно рассказывает историю». – «Какую?» Лола остановилась под фонарем, чтобы разглядеть чеканку. «Историю владельца». Молодая женщина как наяву услышала голос Бертрана и сделала медленный глубокий вдох. Я не совершаю ошибки. Я проживаю свою собственную историю. Замужество, дом, ребенок. Я люблю Франка, а он любит меня. Бертран… «Лола! Лола!»…уехал. «Иду!» Будущая новобрачная – интеллигентно накрашенная, причесанная с искусной естественностью – босиком взбежала по лестнице, влезла в платье, и мать застегнула двадцать одну пуговичку из матового перламутра. Жеральдина поправила непослушную прядку и сказала дрожащим от волнения и счастья голосом: – Пора. – Я готова. Где мой букет? – В холле. Давай сфотографируемся в саду. – Мы опоздаем, мама. – Два или три снимка, перед бамбуком, получится красиво. Жеральдина поцеловала Лолу и уточнила: – Ты, я, Франк и Эльза. О да, Эльза… она уже пять лет не впадает в панику при виде фотографа, но снимать себя разрешает только со спины.