– Что случилось? – Левинсон осоловело покачал головой, понимая, что головокружение опять его настигает. – Самолет идет на снижение. Пристегнитесь и готовьтесь к посадке, – вежливо попросила стюардесса, указав на ремень. – Хорошо… я только сейчас… одну минуту. Мне опять нужно в туалет, – Юджин попробовал встать и тут же рухнул на пол между рядами. Кто-то из пассажиров позади вскрикнул, люди забеспокоились, половина салона начала выглядывать со своих мест в проход. Стюардесса позвала коллегу, мужчину-стюарда, они подняли Левинсона и усадили его назад в кресло. Юджин на миг потерял сознание, и приходить в себя стал только когда оказался в кресле. Стюард светил ему в глаза тонким фонариком, придерживая рукой за правое плечо. Левинсон, не понимая, что он делает в этот момент, укусил стюарда за руку. Укусил больно, до крови. Осознание пришло спустя секунду, но в голове все смешалось и гудело, и Юджин тотчас же забыл об этом. Стюард одёрнул руку, шумно вдохнув в себя воздух, и отошёл на полшага назад. – Лэся, он меня укусил! – Обратился пострадавший к коллеге, – на сумасшедшего вроде не похож, на пьяного тоже… больной, что ли? – Что с вами? Вам плохо? – спросила стюардесса. – Я… приболел, сейчас буду в порядке, – Юджин тяжело дышал и пытался прийти в чувство. Кристиан протянул ему стакан воды. – Вот, выпейте, обычно помогает. Левинсон отхлебнул немного и вернул стаканчик. Его попутчик тоже был изрядно взволнован. Кристиан тоже выпил воды из стаканчика Юджина и отдал пустую тару стюардессе. Он ещё не знал, что в воде была заражённая вирусом слюна Левинсона, и что учёный был инфицирован глубоко мутировавшим и крайне вирулентным штаммом с очень коротким стационарным периодом, изучить который и принять соответствующие меры пока не представлялось возможным – прошло слишком мало времени. Левинсон потерял сознание во Франкфурте, когда самолет катился по рулёжной дорожке. Бортовая команда заранее вызвала медиков, и врачи с больничной каталкой уже ждали на выходе из рукава. Учёного срочно отвезли в больницу, а в пути Юджин пришёл в себя, у него случилась вспышка неконтролируемой агрессии, и он перекусал двоих медиков из реанимационной бригады. В больнице он также попытался укусить несколько человек из медперсонала, однако его быстро спеленали. В процессе борьбы, однако, его слюна попала в рот одному из санитаров и в глаза медсестре. Таким образом, Левинсон успел заразить четверых медиков, которые чуть позже заразят членов своих семей, и так по цепочке вспышка эпидемии начнёт распространяться по Германии. В немецкой клинике, уже через час после поступления пациента, медики официально констатировали его смерть – остановилось сердце и умер мозг. Тело учёного было отправлено в морг. Тем временем, укушенный стюард «Украинских авиалиний» после Франкфурта отправился тем же самолетом в Лондон, спустя полтора часа. В это время Кристиан Перез летел в Нью-Йорк на пересадку. По прилёту ему стало хуже, картина повторилась уже перед посадкой, он успел точно так же как и его попутчик укусить стюардессу и одного из пассажиров в процессе оказания медицинской помощи, а затем – несколько человек в Нью-Йоркском аэропорту. Кристиана также отвезли в больницу. Укушенный Перезом пассажир после оказания медицинской помощи сделал пересадку и следующим рейсом вылетел в Тихуану, а экипаж, в составе которого была уже заражённая стюардесса, после отдыха повёл самолёт в Каракас… 24 апреля. Франкфурт. Больница «Нордвест». Раннее утро. В морге третьего корпуса больницы «Нордвест» дежурили два патологоанатома в ночную смену. «Нордвест» был самой большой клиникой во Франкфурте, принимавшей свыше двадцати тысяч пациентов в год, и чаще всего всех пострадавших на транспорте или в окрестностях города, включая аэропорт, свозили сюда. Всего в больнице было одиннадцать корпусов и четыре научных института, и моргов было также несколько – все они располагались под землей, на минус втором этаже огромной подземной системы переходов и технических помещений, разбросанных на территории всего комплекса. На смене, помимо двоих патанатомов, присутствовали охранник – немолодой мужчина-немец, в прошлом году потерявший работу на стройке из-за тяжелого перелома ноги и ныне досиживавший свой предпенсионный год возле входа со стороны улицы ради стажа и отчислений, а также санитар на приёмке, в том числе ведущий картотечный учёт поступлений. Из реанимации привезли пациента – опрятного мужчину около пятидесяти лет на вид, который час назад скончался по непонятным причинам, и санитар, проведя опись документов, имущества и внеся все необходимые записи в реестровую книгу, принял больничную каталку из рук медсестры и повёз тело в зал, где проводились препарирования трупов. – Встречайте, господа. У нас новый посетитель, – бодро отрапортовал санитар, прокатив каталку через дверной проем, закрытый полосами резины, свисавшими сверху вниз от потолка до пола. – Михаэль, ты у меня ассоциируешься с неприятными сюрпризами уже. Только я собрался поесть и отдохнуть в конце смены, как ты мне пассажира тащишь, – недовольно пробурчал патологоанатом, весьма странного вида мужчина лет тридцати пяти, сухой, высокий и в очках. Мужчина отложил двойной бутерброд на металлический поднос для инструментов и поставил рядом железную кружку с кофе. Любому неподготовленному человеку зрелище трапезы в подобном месте показалось бы отвратительным, но патологоанатомы – народ своеобразный, циничный, и ко всему привыкший. Поесть в двух метрах от лежащего исполосованного скальпелем тела или просто среди трупной вони было делом привычным и обыденным, и никто из местного персонала никаких сантиментов по этому поводу не испытывал. – Ну извини, Ульрих, потом поешь. На, принимай, – санитар подкатил тележку к столу, в четыре руки перегрузили тело, после чего Михаэль удалился чтобы вернуть каталку сестре, ожидавшей возле лифта. Ульрих занимался подготовкой к описи. Первичный результат пришёл из реанимационного отделения на компьютер достаточно быстро – смерть некоего Юджина Левинсона, гражданина США, наступила, по предварительным причинам, от сердечной недостаточности. Учитывая, что человек умер не из-за криминальных обстоятельств, не насильственно, судебно-медицинский эксперт не требовался, и можно было приступать к работе. Оставалось дополнить описанием историю болезни и начать процедуру сохранения тела, внося необходимые наблюдения по мере работы. Патологоанатомам в морге клиники «Нордвест» в ночные смены выдавали диктофоны, на которые сначала надиктовывались наблюдения, по причине отсутствия ассистентов в это время суток, а затем, после окончания процедуры и перед уборкой тела в холодильник, данные с диктофона переписывались вручную на компьютере в историю болезни и бланк заключения. Вскрывать поступившего пациента пока не планировалось. Гражданин иностранного государства либо должен был отправиться на Родину, а для этого тело необходимо было подготовить к перевозке, либо получить принципиальное письменное разрешение от ближайших родственников. А его пока не было, т.к. специальные службы в данный момент устанавливали контакты супруги. Тем временем, санитар Михаэль игнорировал уже седьмой по счету звонок на телефон умершего, лежавший в ячейке специального пронумерованного шкафчика с личными вещами пациентов. Ему совершенно неинтересно было разговаривать с родственниками или отвечать на вопросы незнакомых людей. Однако когда телефон зазвонил в восьмой раз, стало окончательно ясно, что кто-то очень настойчивый звонит по срочному вопросу и точно не отстанет. Михаэль выругался, со вздохом встал со стула, отложив в сторону мобильный с включённой аркадной игрой, и открыл шкафчик. Трубку взять не успел, однако увидел на экране восемь пропущенных звонков от некой Оливии Тэйлор. «Да что тебе нужно, неугомонная? Жена, что ли?» – только подумал Михаэль, и мобильный телефон вновь ожил в руках. Оливия звонила в девятый раз. – Алло? – Юджин, я до Вас дозвониться не могу! Я получила Ваше сообщение, с вами все нормально? – Мадам, я не Юджин. Меня зовут Михаэль Бок, я медицинский работник клиники «Нордвест» города Франкфурт, Германия. Вы его жена? – Нет, не жена. Я его коллега по научной работе. Скажите, с ним всё в порядке? – Голос у женщины был крайне взволнованным. – Сожалею, но господин Левинсон скончался в реанимации нашей клиники. Его привезли сюда в состоянии нервного расстройства, и врачи предполагают, что на фоне перевозбуждения случился инфаркт. Это то, что мне сообщили. Оливия выругалась, шумно выдохнула и замолчала. Молчала долго. – Вы меня слышите, мадам? Вы будете забирать тело? – Да, я вас слышу. Не вешайте трубку. Тело будет забирать жена, её номер либо я Вам продиктую, либо в телефоне посмотрите, если нет пин-кода. Я вам свой тогда тоже продиктую. Запишите. – Записываю. Оливия продиктовала свой номер телефона, а также номер телефона жены своего руководителя и старого коллеги. Потом попросила подождать минуту на линии. Левинсон был старым другом, очень помогал ей по работе, и такая утрата была не только тяжелой для самой Оливии, но и для её подразделения и науки в целом. Однако Оливия была женщиной умной и видавшей виды, поэтому раскисать и заламывать руки в слезах и причитаниях не стала, потому как дело было крайне важным и в голову стали приходить очень и очень дурные и мрачные мысли относительно ситуации вообще. Пока она лихорадочно соображала, что делать, Михаэль терпеливо ждал на линии. Он никуда не спешил, да и был достаточно воспитанным человеком, чтобы в такую минуту уделить внимание собеседнице по столь важному поводу, как смерть знакомого человека. – Вы меня слушаете? – спросила, наконец, Оливия. – Да, мадам, слушаю вас. – Тогда слушайте внимательно: я – учёный-вирусолог. Господин Левинсон был им тоже. И я предполагаю, что причиной его смерти стал не сердечный приступ. Сейчас, – тон стал железным и холодным, будто судья читал приговор подсудимому о повешении, – вы должны… подчеркиваю – должны сообщить мне всё, что вам известно. Когда привезли, что говорят, что видели, что слышали. Чтобы вы понимали: это дело государственной важности. Михаэль сначала испугался – не ввязался ли он в какое-то серое дельце с бандитами или спецслужбами – причем непонятно было, что хуже. А через мгновение, ухватившись за слово «вирусолог», стал максимально собран и ответственен. – Мадам, кто его доставлял – я не знаю. Его привезли из аэропорта еще ночью, ближе к утру. Сказали, что поступил с непонятной проблемой, похожей на сердечный приступ на фоне нервного перевозбуждения. Сначала привезли в полуобморочном состоянии, очень бледного. Затем он очнулся, начал что-то кричать, вести себя очень буйно, пытался бросаться на медсестёр, его скрутили, он резко обмяк, подумали что опять сердце схватило, повезли его срочно в реанимацию, но даже не успели довезти – считай, только доставили, он и умер. Анализы пока не пришли, вскрытие не делалось – так как по законам Германии, для этого требуется разрешение родственников. Это пока все что я знаю. – Сейчас он у Вас в морге? – Совершенно верно. Даже более того, я сам являюсь санитаром морга, тело передали буквально час назад. – Господин Бок, напрягите память, что ещё слышали? Какие детали? Михаэль вспомнил, что ему сказала медсестра возле лифта: – Да, есть детали. Он пробовал кусаться. И как говорят реаниматологи, которые его привезли, в машине он укусил двоих медиков, и еще кого-то то ли в аэропорту, то ли в самолёте, которым прилетел. Оливия молчала. – Вы расстроены, мадам? – Расстроена? Нет, это не то слово. Я в ужасе. То, что происходит на наших с вами глазах, может в конечном счёте привести к абсолютно непредвиденным последствиям. Теперь слушайте меня максимально внимательно. – Да, мадам, слушаю и готов записывать. Что стряслось? – Михаэль по тону собеседницы понял, что дело очень серьёзное, и, видимо, простирается несколько дальше смерти отдельно взятого гражданина. – Я сейчас Вам расскажу картину в целом, и мне потребуется Ваша помощь. Речь идет о глобальном распространении смертельно опасного вируса, высоковирулентного и с крайне коротким стационарным периодом. У Вас есть контакты местного министерства чрезвычайных ситуаций, полиции, министерства обороны, правительства? – Контактов у меня, конечно же, нет. Но я найду через интернет, с кем связаться. – Очень хорошо. Персонал клиники также предупредите через главного врача. Боюсь, не пройдёт и нескольких часов, как всем Вашим сотрудникам придётся в это дело включаться. Нужно быть наготове прямо сейчас, и предупреждёнными. – Продолжайте, я готов обзвонить всех кого вы скажете. – Отлично. Пожалуйста, не контактируйте с телом и старайтесь никого в морг не пускать раньше времени. Сделайте что угодно, придумайте что-то… – Может, следует связаться с санитарно-эпидемиологической службой города? – Да, несомненно, но в первую очередь с правительством, полицией, спасателями и военными. Сейчас речь идёт об изоляции населения на карантин. – Принято. Что мне сказать? – Скажите… чёрт, это мне будет стоить как минимум работы и карьеры… а как максимум – длительного тюремного срока. Но если я не скажу… – казалось, Оливия Тэйлор рассуждала вслух, пытаясь просчитать возможные последствия на ходу, – …если я не скажу, последствия могут быть самыми катастрофическими. В общем, так, – собралась она с мыслями, – господин Юджин Левинсон, я и ещё ряд моих коллег работали на Украине над изучением вируса бешенства… мы проводили ряд экспериментов, пытаясь найти универсальное лекарство от болезни, – соврала она, – и в итоге из-за глупого недоразумения Левинсон был инфицирован прямо в лаборатории. Мы не успели до конца изучить воздействие вируса на подопытных животных – в данном случае речь идет о лабораторных крысах – и отрабатывали несколько тестовых групп на те или иные препараты, возбудители и тому подобное. Проведя ряд исследований и экспериментов, мы получили очень опасный штамм бешенства, высокорезистентный к медицинским препаратам, включая антибиотики и антирабики. – Мадам, я предполагаю, что несколько человек уже заражены. Тело мы не трогали, однако когда Левинсон был жив, он покусал людей до крови. Не думаю, что они за эти несколько часов успели сделать прививку, да ещё и посреди ночи. – Прививки – те, которые укушенные могут сделать, чисто теоретически – не работают. Более того, мы даже не знаем пока, что конкретно работает. Провести эксперименты на крысах по медикаментозному лечению мы не успели, впрочем, и по химическому воздействию на заражённых тоже. – Так, я тогда могу попробовать сейчас отозвать инфицированных в больницу и мы положим их на карантин по приказу руководства министерства здравоохранения, это вопрос решаемый, я тогда свяжусь с главврачом нашей больницы – это если говорить о персонале нашего учреждения, конечно. Если ещё кто-то в аэропорту был инфицирован – а говорят, что так оно и было, то придётся подключать полицию и спецслужбы. Если вы нигде не ошиблись в том, что говорите, то предполагаю, что они умрут? – К сожалению, да. И я не ошиблась. Я понимаю ваше недоверие, мы с вами даже не знакомы, и у вас есть все основания сомневаться в моей компетентности и даже психическом здоровье – но поверьте, с головой у меня всё в порядке. У Юджина должен был быть с собой ноутбук. Вам привозили? – Нет, откуда? Его привезли налегке, из электроники только телефон. – Значит, когда мы с вами закончим, позвоните в аэропорт – видимо, ноутбук сдан в багаж, и чемодан должен уже быть на складе хранения невостребованных вещей. Уточните в аэропорту, как можно забрать груз, и на месте ли он. А потом передайте информацию спецслужбам. – Что я им скажу? Оливия замолчала. Она колебалась. Данные на ноутбуке станут подтверждением её слов и могут дать специальным службам Германии – а, соответственно, и Евросоюза – понимание, с чем они имеют дело. С другой стороны, в руки европейцам попадет информация о проводимых американцами исследованиях в Восточной Европе, и это будет пахнуть очень серьёзным международным скандалом. В то же время Оливия понимала, что сейчас она как никто другой владеет информацией о том, с чем в считанные часы придется столкнуться человечеству, и грандиозный скандал даже в Совбезе ООН будет цветочками по сравнению с надвигающейся проблемой, которую пока есть возможность, пусть и небольшая, если и не решить то хотя бы локализовать. Механизмы отработаны, если действовать быстро. В противном случае, если тянуть время – то рост заболеваемости пойдёт в геометрической прогрессии. Сама передать данные Оливия не могла, потому как сеть компьютеров в лаборатории не имела доступа в интернет во избежание утечки данных. Только у одного человека – руководителя проекта – был доступ к передаче данных по защищенному каналу, но сейчас он лежит на столе в морге, и навряд ли сможет что-то сделать. Ноутбук, правда, тоже был защищён паролями, поэтому на взлом потребуется какое-то время. Но это в плохом случае, если службы Германии будут колебаться в части принятия решений по полученным и непроверенным данным, а не начнут действовать сразу. Здесь всё очень зависит от поворотливости системы быстрого реагирования на чрезвычайные ситуации. Через минуту Оливия решилась: – Скажете всё то, что скажу вам я. И что на ноутбуке есть крайне важная информация о ходе исследования нового вируса. Он защищен паролем, но разберутся. Дайте им мой телефон, пусть звонят и делают это быстро. У меня есть такое ощущение, что скоро мне обрубят канал связи. Наши переговоры записываются, все сотрудники исследовательского центра имеют служебные сим-карты и находятся под контролем Центра. Когда ответственные лица доберутся до прослушивания звонков – я не знаю, но делают они это регулярно. К счастью, у нас есть фора, так как в США сейчас ночь, и возможно координационный центр даст нам несколько часов времени, потому что в ночную смену там работает малое количество сотрудников. Поэтому постарайтесь тоже сильно не затягивать, я смогу хоть какие-то комментарии дать в случае необходимости. Начните с вашего правительства. В США я позвоню сама и сообщу про текущую ситуацию. – Я вас понял, – Михаэль почему-то верил в то, что слышит. На интуитивном уровне и по манере подачи информации он явно осознавал, что ситуация серьёзная, а его собеседник не страдает шизофренией или ещё какими-то «весёлыми» заболеваниями. – Опишите, что по действию вируса, и что нужно делать дальше. – Расскажете им, помимо того, что я уже вам сказала, вот что: вирус очень быстро поражает центральную нервную систему и захватывает мозг, и он в терминальной стадии болезни практически перестает что-либо соображать… или вовсе перестает. Крысы перед тем, как мы фиксировали их биологическую смерть, начинали себя вести неадекватно и очень буйно, бросаться друг на друга, кусаться. И судя по тому, что вы описали относительно Левинсона, он вёл себя примерно так же как наши объекты, что для человека нетипично, в целом.