- Че не спишь? – для проформы осведомляется Рик. - Засыпаю, - вру я. - Ты забыла кое-что у меня. Он не уточняет, что «кое-что» — это трусики, но – по его голосу слышу – сам от этого подогревается. Потом отдашь. В следующий раз. Я сама заберу – ничего из этого не хочется произносить вслух. - Давай завезу. - Когда?.. – (на фиг спросила?..) - Сейчас. Похоже, его излияния про мою сексуальность завели не только меня. Его тон решителен и не терпит возражений. Меня спасает только то, что он не знает, где я живу. — Это не срочно. Заберу потом. - Как это, б л я т ь, не срочно?! Ого, видать, ему срочно. Но несмотря на мат, которого он со мной не стесняется, вопрос этот задан не агрессивным тоном, а, скорее, с любопытством. - У меня есть еще, - говорю. - Так мне тогда в отсутствие тебя подрочить на твои трусики? - Слушай, ты охренел совсем? – спрашиваю я с деланно зловещим спокойствием, хоть все это меня вообще-то веселит и возбуждает немножко. – Тебе похер? - Что – похер? - То, на что это похоже. - Что конкретно? - Базар твой безобразный? Грубости? - Давай, детка. Наконец-то раскрутил тебя на эмоции. Реальные, - слышу, как он улыбается, «вижу» эту улыбку, как сегодня в дверях, когда сбежала от него. – Давай еще. Эх-х... - Че вздыхаешь? – наезжаю больше для проформы. - Жа-алко, что тебя нет рядом. Признаться, мне тоже жалко. Поэтому как можно резче и «рассерженнее» обрываю разговор. При этом чувствую, что от моих, как он их назвал, эмоций, ему теперь тепло. Тепло это бесконтактно, но четко вливается в меня. С этим теплом я засыпаю. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Сюрприз. Физмех На следующий день меня ждет сюрприз. Когда, спотыкаясь, бреду открывать трезвонящую, как зараза, дверь, мне его так и объявляют: - Сюрпри-и-из!!! В дверях стоит папа. Он приехал, чтобы поменять у меня аккумулятор и ради такого случая привез с собой Эрни – брата, из-за которого, как-никак, все и случилось. Правда, сегодня отец скажет мне: «Катика, да «свет» тут ни при чем, просто время ему пришло». Сейчас я выразительно смотрю на обоих – мол, я ценю и все такое, но еще офигительно рано, я – в пижаме, потому что сегодня праздник-день-Воссоединения, посему и выходной. Но, конечно, придется их впустить и напоить чаем, накормить завтраком, которого у меня нет, потому что минуту назад я крепко спала, привести себя в порядок, пока они будут его есть. Ненавижу сюрпризы. Впрочем, они привезли булочки, а Эрни обнаруживает умение обращаться с электрочайником. «Отхожу» позднее, когда, шурша октябрьской листвой, неспешно идем в гараж. - Ну-с, чего новенького? – спрашивает папа, подразумевая работу. Эрни плетется рядом, тыкаясь в сотку – на мою работу ему наплевать. Новенького хоть отбавляй, но вот «интересненького» ... Папа у меня – завкафедрой в ТУ по «физмеху» - физике трения и механике. Мои «дома» его не очень интересуют, ну, максимум, если начинаю рассказывать про сейсмоизоляцию. Поэтому я отфильтровываю, сокращаю количество «новеньких» до одного, да и то – нулевого и, по сути, «старенького» и в итоге рапортую в крайне сжатой форме: - Вокзал в Бланкенбурге все стоит и с места не cдвигается. - Мгм... – сочувственно покачивает головой папа. Соображаю, что могла бы еще рассказать ему про намечающуюся командировку не куда-нибудь, а на Йеноптик – все-таки «микроскопы-лазеры» и легендарный «Карл Цейс». Хотя зачем – там ведь тоже «купи – продай», вернее «купи – перестрой». - Пап, ты, случайно, не в курсе, у вас в уни какая компания у химиков лабораторный комплекс перестраивала? - У химиков? – удивляется папа. – Ах, да, я, кажется, видел, что им ремонтировали там что-то... Ясно. Тогда не стоит утомлять папу Йеноптиком. – Значица, тэкс... – папа вытащил новый акку из багажника своего «хайлендера», припаркованного на соседнем месте от моего. – Сын, помогай... «Сын» ушел в себя и от этих слов только вздрагивает. Пока Эрни пытается определиться, к нему обращались, не к нему, его-наш отец сам находит ключ и отсоединяет старый аккумулятор. Наверно, рад, что Эрни вообще смотрит. Не спрашиваю, требуется ли, может быть, моя помощь – привыкла, что хронически «не требуется». Там и помогать-то нечего – у папы, хоть он и профессор, все выглядит так просто. Как бы там ни было, в этот момент звонит Рик. - А?.. Чего?.. В гараже у меня плохо ловит, но я все же разбираю, что Рик с места в карьер настойчиво и недвусмысленно предлагает встретиться сегодня, сейчас, скажем, у него, чтобы много позже, скажем, завезти меня ко мне и таким образом встретиться и у меня. Заодно и узнать, где я живу. – Нет, - отказываюсь вполголоса, - сегодня не могу. - Почему – работаешь? – Нет, по праздникам я не работаю, - отрезаю я – и пугаюсь: отец, неодобрительно покачивая головой, ворчит: - Вы-ход-ной потому что. Вы-ход-ной – какая, к чертовой матери, работа?.. Я начинаю размышлять: либо он, Рик, настолько занятой, что даже сегодня работает, но это – вряд ли, либо ему до такой степени нечем заняться, что он потерял счет дням и даже про праздник забыл. - Правильно, не хер, - говорит он, спокойненько этак. Недоумеваю: это у него такая ледяная ярость от того, что ему сегодня не дадут и не покажут хату, в которой обитают, или ему положить – просто звякнул по пятому или десятому номеру в списке, не прокатило тут – пошли обзванивать дальше? Кто ж его знает. Конечно, может, он просто сказал то, что хотел сказать – одобряет, что я отдыхаю по выходным. Не больше и не меньше. Не успеваю определиться, к какой версии склоняюсь. - Сис, эт кто?.. – бездумно спрашивает заскучавший Эрни, чья заинтересованность аккумулятором не выросла ни на йоту. - Какой еще «сис»? – не оборачиваясь, переспрашивает папа. – Сисадмин?.. Чего ему неймется... Рик ъсухо прощается. У меня екает сердце, и все внутри обваливается, как при землетрясениях из папиных лекций. Чувствую себя по-настоящему застуканной. Эрни говорит, преувеличенно подмигивая, что из-за «меня» и «моих» авто-болячек им с папой придется с опозданием присоединиться к грилю, устраиваемому сегодня по случаю дня рожденья – не Эрни, он у нас апрельский. Наверно, у младшей Леи отмечают, моей единокровной сестры, той, что Пина родила отцу «после Эрни». Хотя, может, и у старшей Паулы, той, что папе не родная, но тоже дочь, также любимая, воспитуемая и опекаемая. У нее тоже в октябре, кажется. В любом случае Эрни не только не парится, а рад будет, если они сильно опоздают – все равно свалил бы оттуда поскорее. Папа все сделал и просит завести. Он еще немножко расспрашивает меня о «торможении» бланкенбургского вокзала. Увы, торможение это никак не связано с трением, и лишь чуть-чуть – с износом. Мне и рассказывать неловко про то, что просто «гребаные поставщики не поставляют, потому как из-за короны попали сами». Мне так хотелось бы хоть раз порассказать ему о чем-нибудь более возвышенном и хотя бы в теории представляющем хоть какой-то интерес для его сложных теоретических задач. Впрочем, папа принимает к сведению мою «прозу жизни» так же, как некогда принял к сведению мой выбор профессии: рассеянно кивает.