Несмотря на погоду и время года, мы в ДольчеФреддо не одни такие потерпевшие. - О-о-о, три-и ша-арика... – тянет Рози. – Катика, ты беременна? - Нет вроде, - отгоняю довольно живое воспоминание о его способе предохраняться. – А что, только беременным три шарика можно? Захотелось. - Хм-м. Тогда я себе тоже три возьму. Блин, худеть хотела. - Тебе нельзя худеть – размер усохнет. - Ра-аз-мер мой не у-усох-х-нет, - произносит Рози, растягивая слова. Она скидывает полушубок и поводит плечиками, потряхивая попеременно то пружинисто-фитоняшной попой, то внушительным бюстом, который еле-еле приструняет одна из ее вязаных кофточек в обтяг, цвета «мальва». Эти телодвижения до того заводят пацанчика, помогающего баристе-мороженщику с тарелками, что он роняет тарелки. Одна из ложечек падает прямо под ноги Рози, на что та медленно наклоняется, поднимает ее с пола и подает полумертвому пацанчику. - Полегче, мать, - давлюсь от смеха я. – Ему ж еще работать. - Так, ты какое берё-ошь? – вальяжно тянет она. - Рози, имидж – ничто. Я... мне, пожалуйста, апельсин с базиликом... двойное чоколато и... и... и... – уже хочу завершить чем-нибудь обязательно ягодно-фруктовым. В память впрыгивают колюче-жаркие, «взъерошенные» глаза опасно-серого цвета под угрожающе-янтарной лакировкой, стиснутые зубы и прерывистое дыхание. Чувствую, как между ног все сжимается, подрагивает, упрямо усмехаюсь и завершаю: - ...и малагу. Пьяный изюм. Дубак сегодня на улице и ветер – ну, берлинский, короче. Чтобы поесть за столиком, берем себе по чашечке кофе, который оживший пацанчик приносит и: - Prego, - бережно расставляет перед нами. Смотрит он при этом только на Рози, которая, чарующе потряхивает пышной копной водородно-блондинистых волос. Потом, решив в качестве чаевых добить его как следует, ослепительно улыбается: - Грацие. - Вот ты паразитка, - кусаю я от смеха губы, когда, уделанный в край, пацан, наконец, отпущен. – Грация. Веселюсь особенно, когда она начинает фальшиво трепетать ресничками, как истинная грация. Затем мы с Рози весело принимаемся уничтожать наш десерт. Рози не подозревает, что заедаю я его воспоминаниями о своих утренних похождениях, упиваясь щекочущей приватностью последних. Временный шок от собственных – что там снова было? ах, да – неосторожности, безбашенности и аморальности давно улетучился, если б я знала, куда. Не думаю его искать. Вместо этого веселюсь вдвойне – когда-то Рози раскусит меня, поймет, что со мной сегодня что-то нечисто?.. Веселюсь и сомневаюсь, стоит ли вообще рассказывать. Но тут лицо Рози принимает мечтательное выражение, без того уже большие карие глаза под стеклами больших круглых очков кажутся огромными, губы шаловливо улыбаются, пока она кончиком языка плавно бороздит подтаивающее мороженое. - Дай поесть нормально, - прошу ее, покашливая от смеха. - Приятного аппетита, - желает она мне, глядя «глаза в глаза» мужчине за соседним столиком. – Там Маркус, - поясняет мне. Как будто я не знаю. Только что Маркус рассеянно подавал вазочку с мороженым молодой женщине. Завидев Рози, он заметно оживляется и в ответ на ее поползновения приветствует ее как-то очень уж радостно. Женщина оглядывается и также нехотя кивает Рози, чье выражение лица становится насмешливым и наигранно приторным. Женщина, поспешно отвернувшись, утыкается в свою вазочку. Не знаю, говорит она при этом что-то или же мне только чудится возмущенное шипение: «Вот дрянь». Когда Рози снова поворачивается ко мне, я, силясь не поперхнуться, говорю наставительно: - Рози, он ж-женат. - Бывают браки, от которых мужчину лучше избавить... ой-й, прости... Закрыв глаза, трясусь от смеха, жестами давая ей понять, что «все нормально». Маркус с супругой поднимаются с мест, мы с Рози попиваем кофе. Я больно пинаю ее под столом, но Рози: - Ciao, wir sehen uns, чао, увидимся, - под колыхание грудей машет ему на прощание. Мимо витрины проходят, а потом заходят внутрь двое с нашей фирмы. Она смотрит на нас умиротворенно, даже слегка пришибленно-устало, он же – радостно и гордо. - Во, выгорело у них, - произношу, кивая им. – Разрешение получили от сената. Рози прыскает со смеху, опускает взгляд и издает булькающие звуки. Плечи у нее тихонько трясутся. - Ты чего это? – спрашиваю. - Разрешение... от сената... Катика, я тебя умоляю. Увеличенные дальнозоркие глазищи становятся опасно-веселыми: - Трахнул он ее, вот что. Только что отделал. - Хым-м... – прищуриваюсь недоверчиво, - ...думаешь? - Конечно! – затем – шипя, когда порываюсь оглянуться на них и «чекнуть»: - Да не смотри! - Вот откуда ты можешь знать? - Поверь мне. Я точно вижу, когда у людей только что был секс. - Точно? – переспрашиваю невозмутимо, старательно облизывая ложечку. - Точно. Капелька «пьяного изюма» медленно ползет вниз по ложечке, и я так же медленно возвращаю ее в рот языком. - «Точно-сочно», - передразниваю я ее, имитируя модус «cool». – Ну что ж. - А ты сегодня чего такая игривая?- переключается она, наконец, на меня. Так, теплее, теплее, но... - Вкусно просто, - поясняю коротко, завершая двойным чоколато, которое погружает язык и гортань в горько-сладкое, долбящее охлаждение. Да. Именно этого мне хотелось. И я дарю Рози блаженную улыбку, о многом говорящую и ни о чем не рассказывающую. Глоссарик Шарлоттенбург - район Берлина Трептов – район Берлина Космос – Kosmosviertel, жилой квартал «Космос» в районе Трептов, известный своей критической социальной и криминогенной обстановкой Ост-Берлин - восточная часть Берлина Ку‘Дамм – Курфюрстендамм, одна из центральных улиц в Берлине Гей-Музей – Schwules Museum, музей гомосексуальности в Берлине ДольчеФреддо – по-итальянски «сладкое холодное» Гедехнискирхе или Мемориальная церковь кайзера Вильгельма - мемориальная церковь, разрушенная во Второй Мировой Войне, лишь частично восстановлена, является мемориалом разрушения и созидания, в народе зовется Дырявым Зубом ГЛАВА ТРЕТЬЯ Haribo macht Kinder froh или Фантомы мишек ГЛАВА ТРЕТЬЯ Haribo macht Kinder froh или Фантомы мишек Прошла первая неделя из предстоящих двух-четырех, но трясти меня так больше и не начинало – я либо бесстрашная, либо до ужаса безответственная. Сильно отвлекала работа – через день да каждый день – на объект. Правда, снится всякая чертовщина: как я блуждаю где-то. Я то в каких-то подсобных коридорах, то в бетонных джунглях города, то в подземном тоннеле. Не паникую, не бегу, не зову на помощь – просто иду вперед. Не осознала, что заблудилась, но вот-вот наступит момент, я осознаю и нужно будет что-то делать. Я в шаге от осознания, поэтому не нервничаю – и бездействую. Убеждаю себя, что сны эти – «нервы», заглушаемые наяву, и никакого отношения к моему реальному состоянию здоровья не имеющие.