– Ладно. – Ладно. – Ну хорошо, теперь: кто, по-твоему, теперь чаще всего о нем говорит, хранит память, вербально, больше всего: ты, Ч. Т. или Маман? – Я бы сказал, у нас ничья. – То есть молчите. Никто о нем не говорит. Табу. – Кажется, ты кое-кого забываешь. – Марио говорит о нем. И об этом. – Иногда. – С чем и/или кем? – Например, пожалуй, со мной. – И значит, ты все-таки об этом говоришь, просто только с ним, и только по его инициативе. – Орин, я соврал. Я даже не приступал к правой ноге. Я слишком боюсь изменить угол подхода к ногтям. Правая нога требует совсем другого угла. Я боюсь, что волшебство локализовано на левой ноге. Я как твои суеверные лайнмены. Не надо было рассказывать о волшебстве, теперь я его спугнул. Теперь я самоосознаю каждое действие и боюсь. Сижу на краю кровати с правым коленом под подбородком, замер, изучаю ногу, застыв в дикарском ужасе. И вру об этом собственному брату. – Можно спросить, кто его нашел? Его те… кто нашел его в микроволновке? – Обнаружен неким Гарольдом Джеймсом Инканденцой, тринадцать лет. – Это ты его обнаружил? Не Маман? – Слушай, можно поинтересоваться, откуда такой интерес спустя четыре года и 216 дней, включая два года вообще без единого звонка? – Я же говорю, мне некомфортно не отвечать на вопросы Елены, если я не разбираюсь в ситуации. – Елена. Вот, значит, как. – Вот откуда. – Я, кстати говоря, все еще застывший. Самоосознание убивает волшебство и становится все хуже и хуже. Вот почему Пемулис и Трельч всегда теряют преимущество на корте. Стандартный термин – «накрутить себя». Ножнички наготове, лезвия на ногте. И я просто не могу вернуться в бессознательность, чтобы собственно стричь. Может, из-за того, что убирал с пола промазавшие обрезки. И вдруг мусорка кажется такой маленькой и такой далекой. Я утратил волшебство, заговорив о нем, вместо того, чтобы просто отдаться на его волю. Теперь запустить обрезок в мусорку кажется упражнением в телемахрии. – То есть телеметрии? – Позорище. Беда не приходит одна. – Слушай… – Знаешь, может, перестанешь мямлить и прямо задашь все стандартные жуткие вопросы, на которые не хочешь отвечать. Может, это твой единственный шанс. Обычно я, кажется, об этом не говорю. – А она была там? СКОЗА? – Джоэль не ступала ногой на кампус с тех пор, как вы расстались. Ты сам это знаешь. Для съемок Сам встречался с ней в особняке. Уверен, ты знаешь куда больше меня, что они снимали. Джоэль и Сам. Сам уже тогда стал затворником. Академию на плаву держал Ч. Т. Сам просидел в чулане для постпродакшена у лаборатории добрый месяц. Марио приносил ему поесть и… предметы первой необходимости. Иногда он перекусывал с Лайлом. Кажется, он не поднимался на свет божий минимум месяц, не считая одной поездки в Белмонт в клинику Маклина на двухдневную очистку и детоксикацию. Это произошло через неделю после его возвращения. Он летал куда-то на три дня, как я понял, по работе. Киноработе. Если Лайл не летал с ним, то куда-то Лайл да летал, потому что в качалке его не было. Точно знаю, что Марио с ним не летал и не знает, что там было. Марио не умеет врать. Было непонятно, закончил он то, что монтировал, или нет. Сам, в смысле. Он умер первого апреля, если ты подзабыл, да. Могу точно сказать, что первого апреля он еще не вернулся к началу дневных матчей, потому что сразу после обеда я проходил у двери в лабораторию и его не было. – Говоришь, он опять уезжал на детоксикацию. Это когда, в марте? – Маман лично рискнула выходом на улицу и увезла его сама, так что, полагаю, это было срочно. – Он бросил пить в январе, Хэл. Джоэль это предельно ясно дала понять. Она названивала, даже когда мы договорились не созваниваться, и говорила об этом, хотя я четко сказал, что не хочу о нем слышать, если она продолжит у него сниматься. Сказала, ни капли за недели. Такое она поставила условие, если он хотел снимать ее дальше. Она сказала, он сказал, что готов на что угодно. – Ну, не знаю, что тебе ответить. К этому времени уже трудно было понять, употреблял он или нет. Видимо, в определенный момент перестаешь замечать разницу. – Когда он улетал, он взял с собой что-нибудь киношное? Кофр с объективами? Оборудование? – О., я не видел, как он улетал, и не видел, как вернулся. Знаю, что к матчам его еще не было. Меня быстро и решительно разделал Фрир. Было 4: 1, 4: 2, что-то еще, и мы закончили первыми. Я зашел в ДР занести накопившуюся кучу белья для стирки. Где-то в 16:30. Я зашел, вошел и тут же что-то почувствовал. – И нашел его. – И пошел за Маман, потом передумал и пошел за Ч. Т., потом передумал и пошел за Лайлом, но первым старшим, на которого я налетел, был Штитт. Он был безукоризненно решительным, эффективным и понимающим, и в целом оказался как раз тем старшим, к которому и следовало обращаться в первую очередь. – Я даже не знал, что микроволновая печь работает, если дверца открыта. А как же это излучение, внутри? Я думал, это типа как свет в холодильнике или устройства «только для чтения». – Ты, кажется, забываешь о технической гениальности героя повествования. – И тебя этот вид шокировал и травмировал. Он умер от асфиксации, облучения и/или ожогов. – Когда мы позже реконструировали место происшествия, пришли к выводу, что он воспользовался дрелью с широкой насадкой и небольшим лобзиком, чтобы проделать в дверце печи дыру размером с голову, а затем, когда просунул голову, законопатил щели вокруг шеи скомканной алюминиевой фольгой. – Звучит как-то трудоемко, неаккуратно и наобум. – Критиковать каждый может. Цель была не в эстетическом совершенстве. – А на стойке недалеко нашли полбутылки «Уайлд Тёки», с большим красным декоративным подарочным бантом на горлышке. – На горлышке бутылки, конечно. – Так точно. – Как будто он все-таки закладывал. – Очевидный вывод, О. – И он не оставил ни записки, ни видеозавещания, никакого другого послания. – О., я знаю, что ты отлично знаешь, что не оставил. Ты теперь спрашиваешь то, что я знаю, что ты знаешь, а заодно критикуешь его и заявляешь о трезвости, хотя тебя и близко не было на месте самоубийства или похоронах. Мы закончили? Меня тут еще ждет обросшая ногтями нога. – Ты сказал – когда вы реконструировали место происшествия… – А еще я вдруг вспомнил, что мне нужно срочно вернуть книжку в библиотеку. Совсем позабыл. Облом. – «Реконструировали место происшествия», потому что место происшествия было каким-то образом… деконструировано? – Уж ты-то, О. Тебе-то должно быть известно, что это слово он ненавидел больше, чем… – Значит, он обгорел. Так и скажи. Очень-очень реально страшный ожог. – Нет, стоп. Асфиксация. Законопаченная фольга должна была поддерживать внутри вакуум, который образуется, как только магнетрон начинает осциллировать и излучать микроволны. – Магнетрон? Откуда ты знаешь про магнетроны и осцилляторы? Не узнаю родного брата, которому надо было напоминать, в какую сторону поворачивать ключ в зажигании. – Короткое знакомство с одним Субъектом, которая работала моделью на выставках кухонных приборов. – Довольно вредная у нее была работа. Она стояла на большой вращающейся «Ленивой Сюзанне» [73] в закрытом купальнике, выставив ногу и держа руку ладонью вверх, показывая на прибор рядом. Стояла, улыбалась и вращалась, день за днем. Ее потом полвечера пошатывало. – А этот Субъект, случаем, не объяснил тебе, как именно микроволновка готовит пищу? – Или ты, к примеру, скажем, ни разу не готовил в микроволновой печи картофелину? Ты знаешь, что картофелину нужно разрезать перед тем, как включить печь? Знаешь, зачем? – Господи. – Патологоанатом БПД 83 сказал, что скачок внутреннего давления был почти мгновенным и эквивалентным в кг / кв. см двум шашкам динамита. – Господи боже, Хэлли. – Отсюда необходимость реконструировать место происшествия. – Господи. – Не переживай. Нет гарантии, что тебе бы об этом сказали, даже если бы ты, скажем, заскочил на панихиду. Я, например, точно не был расположен болтать. Кажется, все время похорон я все еще был в шоке и травмирован. В основном помню только шушуканье о моем психическом здоровье. До того дошло, что мне стало доставлять удовольствие заскакивать в комнаты, чтобы оборвать шушуканье на полуслоге. – Тебя, наверное, нехерово так травмировало. – Очень ценю твою заботу, можешь поверить. – В том, что травма была, не сомневался никто. Оказалось, что Раск и Маман связались с психологами высшего пилотажа по травматическому шоку и горю почти сразу, как все это произошло. Меня немедленно обрекли на концентрированную терапию травматического шока и горя. Четыре дня в неделю в течение месяца, прямо в апрельско-майский период накачки к летнему туру. Я слетел на две строчки в рейтинге 14-летних только из-за того, что пропустил кучу дневных матчей. Пропустил и квалификацию на жестком корте, пропустил бы и Индианаполис, если бы… если бы наконец не разобрался в процессе терапии травматического шока и горя. – Но ведь помогло. В итоге. Терапия горя. – Терапия проходила в том Профессиональном здании у Содружки за Санстренд-плаза на Лейк-стрит, которое из кирпича цвета соуса «Тысяча островов», мимо которого мы бегаем по утрам четыре раза в неделю. Кто бы мог подумать, что один из топовых специалистов по горю сидит прямо в двух шагах. – Уверен, Маман вряд ли хотела, чтобы все проходило далеко от ее паутины.