Стимулятор еще не начал действовать, а настроение его уже улучшилось. Что ж, неплохо было быть «винтиком» гигантской машины, какой являлся Центр, но отныне придется действовать самостоятельно. Он фазу заметил, что за ним следят, но отнесся к этому с полнейшим равнодушием. — Привет, — сказал он дежурному фармацевту. — У тебя нет желания выпить чашечку кофе?. Впереди у тебя целая ночь. Скучища невообразимая. — Было бы неплохо. — Тогда беги. Только быстро. За аптекой я присмотрю. Раздираемый противоречивыми желаниями, дежурный заколебался, но показаться трусом перед медиком ему тоже не хотелось. Дождавшись, пока он уйдет, Флауэрс осмотрелся вокруг и направился к хранилищу. Тяжелая дверь, к счастью, оказалась открытой. На полке в дальнем углу лежала картонная коробка. Ее содержимое оценивалось приблизительно в 10 000 000 долларов. Он взял одну ампулу, положил ее в карман. Постоял в раздумье, затем, решившись, забрал остальные одиннадцать. — Большое спасибо, — чуть позже поблагодарил его запыхавшийся фармацевт. — Не за что, — небрежно ответил Флауэрс. У решетчатой двери экспериментальной палаты стоял охранник. — Я не вижу вашей фамилии в списке, — недовольно пробурчал он, рассматривая список лиц, имеющих допуск в палату. — Да вот же! — Флауэрс ткнул пальцем в строчку. — Какой-то болван неправильно ее написал. Должно быть Флауэрс, а здесь Пауэрс. Сработало. Экспериментальная палата находилась в самом конце коридора. Флауэрс быстро прошел мимо хранилищ крови и органов. Он шел, не обращая внимания на сверкающие никелем и эмалью хирургические машины и прочее, что еще так недавно завораживало его. Под истощенным телом Пирса госпитальный матрас почти не прогибался. Глаза его остались закрытыми, даже когда Флауэрс потряс его. Флауэрс взял шприц, наполнил его из ампулы, которую только что украл, сделал внутривенное вливание. Ждать пришлось довольно долго. Это становилось опасным, и Флауэрс начал волноваться. Наконец веки старика дрогнули. — Доктор Пирс, вы помните меня? — шепотом спросил Флауэрс. Пирс кивнул. — Я вытащу вас отсюда. Вместе с Лией. Она здесь. Вы не против? Пирс опять кивнул, уже энергичнее. Тут же в палате находилась тележка для транспортировки лежачих больных. Подкатив ее к кровати, Флауэрс перенес на нее почти невесомое тело Пирса. Лицо он накрыл простыней. — Поехали. Отжав тормоз, он покатил тележку. Мимо проносились закрытые двери комнат, средоточие человеческих страданий. Охранник в дверях ошарашенно проводил их взглядом. Уже в лифте Пирс слабым голосом спросил: — Что ты мне вколол, медик? — Эликсир жизни. По-моему, это только справедливо. — Справедливость — штука редкая, — через силу усмехнулся Пирс. — Когда вы его получали в последний раз? — Шестьдесят лет назад. «Вот даже как? — подумал Флауэрс. — Значит, причина его долголетия вовсе не в эликсире». — Вы сказали, что отдадите Лии свои глаза. Это действительно так? — А ты сумеешь? — Не знаю, — честно признался Флауэрс. — Очень уж рискованно. Один, да еще в спешке… Жаль, что она отказывается от чужих глаз. Не понимаю… Я бы мог взять в хранилище. Конечно, это не мое дело… — Тебе еще рано понимать. Ты так молод… Считай это даром любви, если угодно. От него нельзя отказываться. Не говори ей пока ничего. Позже она сама поймет, что это искупление отцовской вины за то, что моя дочь с рождения была лишена света мира. А сейчас я только лишь возвращаю ей его. Флауэрсу везло: в приемном покое никого не оказалось, фамилию Лии в списках он нашел быстро. Там же был и номер палаты. Прихватив еще одну тележку, он вкатил ее в палату и остановился у постели. — Лия! — Это ты, Бен? — отозвалась она. Ее слабый голос на миг ослабил его решимость. Давненько его не называли Беном. — Ложись на тележку. Быстро. Нам нужно спешить. Отца я уже выкрал. Очередь за тобой. — Невозможно, Бен. Ты погибнешь. — Уже погиб, — ответил он. — Похоже, с официальной медициной мне не по пути. Вот и лифт. Этажом ниже он направил тележку в операционную глазного отделения, куда заблаговременно прикатил Пирса. Тележки легонько ударились одна о другую. Лия коснулась рукой руки отца. — Отец! — Лия! Нежность, звучавшая в их голосах, пробудила у Флауэрса ревность. Он даже почувствовал себя покинутым и одиноким. — Ты оказался прав, — сказала Лия отцу и другой рукой притянула Флауэрса к себе. — Он хороший человек. Даже лучше, чем мы думали. — Счастья вам, дети мои, — сказал Пирс. — Вы уже все решили, да? — ухмыльнулся Флауэрс. Лия покраснела. «Как же она красива!» — поразился Флауэрс. — Ничего мы не решили, — смущенно возразила Лия. — Только надеялись. После укола наркотика пальцы Лии расслабились и разжались. Флауэрс внимательно всмотрелся ей в лицо, потом поднес к глазам свои руки. Они дрожали. Он оглянулся. Сверкающие белизной стены и сложнейшие хирургические машины напомнили ему об огромной ответственности. О том, как легко поскользнуться, сделать фатальную ошибку. Но пути назад не было. — Смелее, медик, — подбодрил его Пирс. — Тебя же учили семь лет. Это простая операция. Ты справишься. Флауэрс глубоко вздохнул. Он обязан справиться. Взяв себя в руки, он принялся за работу. Через минуту он забыл обо всем, что не касалось непосредственно операционного поля. — Медик Флауэрс! — неожиданно взревел динамик, спрятанный где-то в потолке. — Немедленно явитесь в общежитие. Медик Флауэрс… Значит, Пирса уже хватились. Между тем операция продолжалась, а Пирс невозмутимо разговаривал, пока руки Флауэрса делали все положенное. Отвлекая Флауэрса от невеселых дум, Пирс рассказал, почему исчез шестьдесят лет назад. — Я вдруг понял, что наша медицина стремительно превращается в религию. Мы обвешали ее традициями, ритуалами и окружили тайной, сделав непонятной для основной массы людей. Для них мы стали кем-то наподобие колдунов, окружили себя мистическим страхом. Даже наши лекарства люди называли чудом, поскольку не знали, как они действуют. Медицину, как и религию, возвеличил патологический страх перед смертью. Но самый страшный противник вовсе не смерть… Замерив толщину мутных роговых оболочек, Флауэрс ввел данные в хирургический автомат. — Но не врачи виноваты, — продолжал Пирс. — Они, всего лишь продукт нашего общества. Так же как и Джон Боун. Древние греки были мудрее нас. Они говорили: «В здоровом теле — здоровый дух». А мы возомнили, что превыше всего наше ремесло. В зажиме хирургического автомата Флауэрс установил сверкающий скальпель и отрегулировал его так, чтобы острое лезвие было направлено точно на правый глаз Лии. Автомат, готовый к работе, низко гудел, мигая разноцветными лампочками. — Древние вообще были мудры. Они также говорили: «Ничего лишнего». Мы нарушили и эту заповедь. Так и не сообразили, что общество может погубить любой излишек. Даже хорошее, но в переизбытке, может повредить. А мы создали избыток богатства и благочестивости. В каждом доме создали своего рода алтари, в которых держали излишек лекарств, и глотали их в неумеренных количествах, ибо именно так, думали мы, и никак иначе можно сохранить здоровье, которого мы тоже желали в излишке. Мы построили жрецам медицины слишком величественные храмы, но сделали их недоступными для большинства… Легко, без сопротивления лезвие вошло в глаз. Сделав аккуратное круговое движение, машина вырезала роговую оболочку. Затем скальпель приподнялся, передвинулся на левый глаз и быстро проделал ту же операцию. Все это время Пирс молчал, наблюдая за жутковато-точными манипуляциями искусной машины. Но, как ни быстр был автомат, время, казалось, бежало еще быстрее. Вот уже удалены обе оболочки. Наступил черед Пирса. Флауэрс повернулся к нему. — К черту анестезию! — сказал Пирс, когда хирургическая машина нависла над ним. С широко открытыми глазами, казалось, не замечая злого острия скальпеля, нацеленного на его правый глаз, он продолжил: — Мы слишком много болтали о человечности, считая нашу медицину высшим достижением гуманизма. И не заметили, как постепенно медицина стала зависима от того, что предназначена была уничтожить. Мы попали в заколдованный круг и были вынуждены изобретать все новые и новые лекарства и технологии, но те, в свою очередь, провоцировали новые болезни и так далее, по спирали… Пустые глазницы закрыла плотная повязка. — Мы предсказали беды жителям городов и тем самым уничтожили города. Освобожденная от налогов, медицина сконцентрировала несоразмерное количество капитала, не приносящего пользы никому. То же случилось и в средневековой Европе, когда основные богатства сконцентрировались в руках церкви, тоже освобожденной от налогов. Роговые оболочки легли на глаза девушки. — В Европе это продержалось недолго. Генрих Восьмой под благовидным предлогом разругался с папой и секуляризировал церковные земли. В итоге это привело к революции во Франции. Что-то подобное произойдет и у нас. Либо восстание уничтожит Центр, либо все произойдет неспешно, само собой, из-за упадка технологий, необходимых для поддержания современного уровня медицины и ее изоляции от общества. Я это предвидел еще шестьдесят лет назад. Вот почему я ушел в город. Шовная машина заплясала вокруг глаз Лии, пришивая роговые оболочки аккуратными стежками. — Будущее медицины в городе. Там научились выживать сильнейшие. И именно там появились новые, не механические, методы лечения. Впрочем, паранормальные методы были известны множество веков назад. В старину этим занимались знахари, целители, правда, частенько их вместо благодарности отправляли на костры. Мы же только вспоминаем их секреты. Их преимущество в том, что они не требуют ни сложных технологий, ни дорогостоящих машин. Они дисциплинируют дух, а тот дисциплинирует тело. Короче, в здоровом теле — здоровый дух! И когда погибнет наша цивилизация, выживут только города, беглецы вне их стек вымрут, ибо они не смогут сопротивляться болезням, а нынешние лекарства перестанут помогать. Время бежало стремительно. Вот и на глаза Лии наложена повязка. — Тревога! Тревога! — снова ожил динамик на потолке. — Боевым расчетам охраны занять свои посты! Госпиталь святого Луки атакуют вооруженные банды! Теперь можно было не осторожничать. Связав вместе тележки, Флауэрс бегом покатил их к лифту. В подземном переходе он закатил тележки на транспортер и вскочил следом за ними. Отовсюду раздавался тяжелый топот. Гараж был уже забит охранниками. Вновь завопил динамик: