«Пожалуй, не слишком хорошим». «Отчего же ты бросил это веселое занятие?» «Мои запросы оказались несколько больше». «А именно?» «Раз уж этого не смогли обнаружить ваши штатные психологи, то вам я тем более не скажу. Почему-то мне совсем не хочется облегчать вам задачу». «Сиберт, мальчик мой, ты делаешь роковую ошибку. Плохой, но живой актер все-таки лучше мертвого. А если ты и впредь будешь рыпаться, то быстро помрешь. Ты же у нас в руках. Весь проштампован и завернут в целлофан, как этот вот солидограф. У нас есть все твои данные, и мы откопаем тебя, спрячься ты хоть под землю». — Вот именно, сперва откопайте… — сказал Сиберт, показав язык отражению. — А пока вы меня потеряли. По служебной лестнице он спустился к выходу на главную улицу. Прошел мимо ряда прилавков, поднялся на эскалаторе на следующий этаж. Спустился по лестнице и через боковой проход вышел на Двенадцатую улицу. На остановке выждал, пока автобус тронется, и протиснулся сквозь закрывающиеся створки. Проехав около мили на восток, он выскочил, прошел две аллеи и остановил такси. — Мне в западном направлении. Скажу, где остановиться… — сказал он, тяжело переводя дыхание. В зеркало заднего вида таксист проницательно взглянул на него, развернул дребезжащий «олдсмобиль» 94-го года и поехал на запад. Сиберт тоже успел рассмотреть таксиста и, сравнив его лицо с фотографией в целлофановом кармашке, успокоился. Отпустив такси и подождав, пока оно скроется из виду, он повернул на север и быстрым шагом прошел пять кварталов. Чистое, ясное небо нисколько не умаляло жути пустынных улиц. Он чувствовал, как в нем нарастает болезненное волнение — сейчас он был совсем рядом. Дым индустриального центра окутывал долину, плотные серые клубы скрывали излучину в месте впадения Канзаса в Миссури. Когда город был еще молод, склон холма Кволити представлял собой район с прекрасными домами. Но с тех пор он дважды рождался и умирал. Город старел, дряхлел, и вместе с ним дряхлели дома. Однажды их снесли, чтобы расчистить место для нынешнего района Кволити Тауэрс. Потом холм застроили вновь, но пятьдесят лет пренебрежения и забвения сделали свое дело: район опять превратился в густонаселенную помойку. Стоило бы начать снова, но по разным причинам это все откладывалось и откладывалось… Сиберт закашлялся, нечаянно вдохнув местный воздух полной грудью. Город нищал, деньги покидали его. Вместе с ними уходили и те, кто мог позволить себе более приятную жизнь в пригородах. Оставшиеся были обречены на вымирание вместе с городом. Сиберт оглядел пустынные улицы — несколько кварталов не было видно ни одного человека. Вдалеке холм темной линией перечеркивала скоростная магистраль. Сверкая белизной стен, на холме высилось единственное новое сооружение города. На фоне общего упадка госпитальный комплекс производил ошеломляющее впечатление. Уже пятьдесят лет здания его вытесняли серые трущобы стенами из стекла и бетона. Индустриальный центр здоровья и жизни разрастался. Однажды он поглотит весь город, превратит его в гигантский госпиталь. Нет ничего важнее жизни, без нее все теряет смысл. Никогда люди на откажутся от лекарств и лечения. Жизнь достаточно дорогой товар, чтобы ради нее не жалеть никаких денег. Но люди склонны все усложнять, и им теперь приходилось ради сохранения собственного здоровья, а значит и жизни, платить все больше и больше. Тенденция эта настораживала и даже пугала. В один прекрасный момент лечение потребует больше денег, нежели человек сможет заработать. Именно поэтому всем позарез нужны дети Картрайта. Невыносимый страх смерти всегда будет принуждать людей охотиться за ними. «Люди — вечные дети, — подумал Сиберт, — в детстве их пугает темнота, а в старости — смерть». Толкнув дверь, он вошел в дом. Лифт как всегда не работал, пришлось подниматься по лестнице. На пятом этаже, подойдя к нужной ему комнате, у двери ее он увидел женщину. Сердце Сиберта чуть не лопнуло, когда он увидел у нее в руках белый конверт. Мягко, но решительно он отобрал его. — Мисс Джентри, мы же договорились, что отнесете вы его после шести, — тихо, но с заметным напряжением в голосе сказал он, — а сейчас еще нет и пяти. — Мне что, по-вашему, делать нечего, как только бегать туда-сюда по лестнице и разносить какие-то письма? — обиделась она. — Шла сюда, заодно и письмо прихватила. — Если бы вы знали, как это важно… Старая женщина виновато улыбнулась. — Простите, но ведь ничего страшного не случилось? — Кто знает… Подождав, пока стихнут шаги консьержки, Сиберт под светом единственной на весь коридор лампочки вслух прочел надпись на двери: — Барбара Макфарленд, — и добавил про себя: «Бессмертная». С той стороны двери послышались звонкие шаги. Почти струсив, Сиберт хотел было рвануть от двери, но тут же взял себя в руки. Дверь открылась. — Эдди! — удивленно и радостно воскликнула девушка. — А я уж решила, что ты пропал навсегда. «Не так уж она и красива, — подумал Сиберт. — Банальное личико, обыкновенные каштановые волосы. Но как выразительны светло-карие глазки. Впрочем, что это я… Девчонка что надо! Крепенькая, цветущая, здоровая, да еще и…» — Здравствуй, малышка, — нежно прошептал он. — Я только-только приехал и сразу к тебе. Ну как ты тут? Все в порядке? — Глупенький, — ласково ответила она, — ну что может со мной случиться? — Она откинула голову, пухлые губки ее чуть приоткрылись. Сиберт быстро сказал: — Немедленно собери свои вещи, что влезут в одну сумку. Мы немедленно уезжаем. — Но как же я могу все бросить и просто взять да уехать? — недоуменно спросила она. — Что случилось? — Ты меня любишь? А раз так, сделаешь все, как я прошу, — твердо сказал он. — Не надо вопросов. Я вернусь через полчаса. Уложи вещи и будь готова. Объясню все потом. — Да, Эдди… Он вознаградил ее нежным поцелуем и многообещающе улыбнулся. — Ну, я пошел. Дверь закрой на замок и никому, кроме меня, не открывай. Пройдя в конец коридора, он зашел в свою комнату, рухнул в кресло. Волна усталости обрушилась на него. Прикрыв глаза, он расслабился, но через пять минут заставил себя подняться. Вскрыл письмо. Прочитал: «Милая Барби! Возможно, ты являешься самой ценной дичью за всю историю охоты на человека…» Он разорвал письмо на мелкие клочки, сжег их в пепельнице и тщательно перемешал пепел. Сел за стол, вставил в машинку лист бумаги. Пальцы его с ошеломляющей скоростью застучали по клавишам: «Недалеко от Вашингтона в хорошо укрепленном семиэтажном здании находится штаб организации, тратящей в год 100 000 000 долларов в течение уже пятидесяти лет. Для достижения своей цели она будет тратить деньги еще пятьдесят лет и еще… Существует чудо, за которым она охотится. Бессмертие — вот имя этому чуду. Вы лишь третий человек, который узнает правду, не считая основателей корпорации, которые тщательно скрывают эту зловещую тайну. Так пусть же тайное станет явным! Организацией этой является Национальный научно-исследовательский институт. Именно он охотится на детей Картрайта. Естествен вопрос: во имя чего эти поиски, что обходятся в 100 000 000 долларов в год, а за пятьдесят лет — 5000 000 000? Дело в том, что Картрайт бессмертен! Предполагается, что… дети его унаследуют этот феномен. Сам по себе этот факт не был бы столь важным, если бы фактор иммунитета к смерти не находился в самой его крови, конкретнее — в одном из гамма-глобулинов, который и оказывает сопротивление болезни под названием «смерть». Организм Картрайта производит антитела против самой смерти, из-за чего его кровеносная система постоянно омолаживается, а клетки организма бесперебойно получают полноценное питание и никогда не умирают. При переливании крови гамма-глобулин попадает в организм пациента и быстро омолаживает его. К сожалению, эффект этот временный, дней на тридцать — сорок, не более. Для поддержания эффекта пришлось бы переливать кровь Картрайта каждый месяц, что, несомненно, убило бы его. Во всяком случае его здоровью был бы нанесен непоправимый ущерб. Кроме того, пришлось бы заключить Картрайта в тюрьму, чтобы всегда иметь его под рукой. Благодаря случайному переливанию крови пятьдесят лет назад он узнал о своем бессмертии и бежал, спасая жизнь. Изменив фамилию, спрятался. Предполагается, что он выполняет библейский завет — плодиться и заселять Землю. И только в этом его спасение: распространить ген бессмертия настолько, чтобы его нельзя было истребить, тогда поиски потеряют смысл. И единственная надежда его в том, что все человечество однажды станет бессмертным. Только это может дать ему шанс прожить много столетий. Разумеется, если он не погибнет случайно, из-за людской жадности или подлости. Картрайт исчез, но путь его был реставрирован, впрочем, лишь в первые двадцать лет. В одном из кабинетов института есть карта, где обозначен маршрут его скитаний за все эти годы. Отражены метания человека, бежавшего от всепоглощающего страха человечества перед смертью. Предполагая, что за это время он не раз стал отцом, агенты корпорации тщательно обследовали этот путь в поисках его детей. Если хоть одного из них найдут, то высосут у него всю кровь без остатка. Но для начала его заставят производить детей, чтобы в конце концов гамма-глобулина хватило для омоложения около пятидесяти человек. Когда-то их было сто. Это самые богатые люди мира. К этому времени более половины из них умерло. По предварительной договоренности имущество их перешло институту для финансирования дальнейших поисков. Эти люди оказывают огромное влияние на правительства всего мира и ничего не боятся, кроме смерти. И если они преуспеют, то не будет иметь никакого значения, что человечество станет бессмертным. Каждым его шагом будут управлять эти богатые «вампиры», которые у тому времени возьмут под свой контроль всю цивилизацию. Человеку не для чего станет жить». Перечитав текст, Сиберт исправил несколько ошибок и сложил листки вчетверо. Потом напечатал на маленьком конверте: «Я доверяю это вашей совести и вашей чести журналиста. В течение тридцати дней не вскрывайте конверт. Я надеюсь, что если пошлю за ним раньше этого срока, то найду конверт невскрытым. Я доверяю вам». Текст он вложил в этот конверт, заклеил, а на конверте побольше напечатал: «Заместителю редактора газеты „Канзас-сити стар“.